Возраст – преимущество - Мишин Виктор Сергеевич - Страница 25

Оценил оборону деревни, решив, что сюда пока не стоит наведываться, для отряда слишком ничтожная цель, только подставятся, дав возможность немцам сузить поиски. Тут у полицаев был лишь небольшой пункт охраны, скорее для порядка, чем для обороны или чего-то серьезного, я насчитал за пару часов, что находился здесь, всего тринадцать человек. А вот то, что население откровенно пронемецкое, отметил сразу и точно. Если внимательно наблюдать, это становится заметным, видно, что люди не «играют», а ведут себя обыденно. Вот это и надо будет доложить. Сделал себе отметку в памяти.

Но самым ценным для меня оказалась книга учета преступлений, доступ к которой я получил случайно и как-то даже легко. Просто в разговоре со старостой обмолвился, что, дескать, воруют в деревнях много, да и прочих преступлений хватает. А тот и брякнул, что оказывается, немцы, наделившие его властью, в каждом населенном пункте завели учет таковых случаев. Это для того, чтобы отслеживать настроения и лояльность местного населения. Знать, кто чем дышит, так сказать. Получив на руки эту самую книгу учета и листая ее, случайно на задней обложке заметил небольшой список людей, тут даже подписано было: сотрудничающий контингент. Так-так, предатели, значит… И вот это стало для меня целью номер раз. Если, староста прав и в каждой деревне, селе или городе есть такие книги, то, возможно, и списки предателей есть, ведь скорее всего формат книги задавали сами немцы, а у них порядок, придумали форму документа, значит, ее все должны поддерживать в том же виде. Эх, сколько бы отдал Медведев за то, чтобы знать всех предателей в округе… Это ж насколько легче станет работать! Тем же подпольщикам, которые месяцами налаживают отношения друг с другом, выясняя, кто перед ним, друг или враг, такая информация здорово облегчит работу. Немцы педанты в таких делах, у них даже в лагерях для военнопленных всегда хранятся записи тех, кто добровольно сотрудничает с режимом.

Запомнив тогда несколько фамилий, решил обязательно передать их Медведеву, а уж тот, я думаю, сможет через этих узнать и остальных. Удачно я так зашел к старосте.

После обеда, на который я все же согласился, к этому времени утренний перекус у бандитов переварился, я с удовольствием откушал хорошего борща и жареной картохи с салом, покинул деревню и поперся дальше. Возникла идея попросить повозку, но решил, что не дадут, предлог найдут легко, поэтому даже не стал озвучивать.

Добраться до Ровно удалось только через день, на дорогах вдруг обнаружилось какое-то неприличное количество патрулей, причем как полицаев, так и немецкой фельджандармерии. Последние оказались чересчур возбуждены, даже не знаю почему, и документы проверяли особенно тщательно. Но, на мою радость, бумаги Юрко оказались идеальными для меня, ни у кого не возникало никаких подозрений, только фельдфебель жандармов на самом въезде в Ровно поставил мне отметку о необходимости посещения комендатуры. Решив не рисковать, направился туда сразу, несмотря на голод. Сегодня еще ничего не ел, хотел было сразу найти какой-нибудь общепит, да вот жандарм меня озадачил.

В комендатуре я выдохнул практически сразу, выяснилось, что произошла новая смена документов и мне необходимо заменить старые. Какова же была моя радость, когда удалось получить легальные документы, уже лично на себя. Более того, прежние не имели фотографии, а по новым правилам действующим сотрудникам абвера необходимо было иметь таковую, а также особую приписку на последней странице, в которой указывались особые приметы. С легкостью продемонстрировал немцам шрам на голове, заметив, как крючкотвор-бумагомаратель кивнул на это сам себе, указал еще пару шрамов, теперь в документах были приметы именно Захара Горчака, а не Юрко. Взять меня за жопу сможет только кто-то из тех парней, кто обучался вместе со мной в школе абвера, а больше и некому. Юрко клялся и божился, что ближе, чем на сто километров от Ровно, никого из знакомых у него нет и быть не может, но ведь немцам никто не мешал запустить сюда еще кого-то. А вот руководство команды Юрко точно не здесь, оно в Луцке.

Получив на руки бумаги, выспросил у дежурного на входе в комендатуре немца, где можно поесть. Тот назвал мне адрес какой-то столовой, заметив, что кормят там прилично, и я прямиком направился туда. За фотками мне завтра нужно зайти, а также вклеить одну в документы, значит, можно и поесть.

Ух западенцы, ну и жополизы… Зайдя в неприметное помещение на углу одного из жилых домов на соседней улице от комендатуры, встретил на себе недобрые взгляды. Еще бы, я не в немецкой форме, а зашел, как будто имел право. Но как только поздоровался с тремя немцами, двумя рядовыми и одним унтером, которые обедали за одним из четырех столов, лицо подавальщицы изменилось в мгновение ока.

– Что вы будете кушать? – смотри-ка, даже на вы!

– Здравствуйте, фройлян, хотелось бы что-то вкусное и сытное, что вы можете предложить, мне так вас нахваливали…

– Если хотите первого, то есть картофельный суп с мясом, очень вкусный, на второе могу предложить овощное рагу или тушеный картофель со свининой и грибами.

– Идеальный вариант! – неподдельно радостно воскликнул я. – Хочу суп и картофель, со вчерашнего дня ничего не ел.

– Через десять минут все подам, – она даже сделала что-то наподобие книксена, но столь неумело, что это вызывало усмешку, впрочем, женщина этого не видела.

– Эй, камрад, ты из команды «Восток»? – давешние немцы окликнули меня.

– Так точно, господа! – улыбнувшись, ответил я.

– Садись к нам, послушай, о чем говорят старые вояки, зализывающие раны, полученные у Иванов на Восточном фронте! Ну же, иди к нам. Пока вы тут чистите наши тылы, мы умираем на передовой.

– Ага, вижу, как ты умер, гад, недобиток хренов.

Приглашение выглядело смешно, с одной стороны, немцы улыбались, а вот с другой, в тоне их приглашения звучали нотки приказа. Я благоразумно подсел к ним за стол.

– Извините, господа, но я еще мал, чтобы пить шнапс, – я накрыл рюмку, поставленную мне под нос, и не дал одному из фрицев налить мне той бормотухи, что они тут пили.

– О, как несправедливо наше время! – воскликнул с разочарованием в голосе немчик. – Воевать ребенку можно, а шнапс – нет.

– И не говорите, господа, драться с большевиками мне не рано, а вот хотел жениться, заявили строго – рано.

– Ух, а для женитьбы уже все готово?

Вот же суки, посмеяться решили, да и я хорош, чего ляпнул-то?

– А вы себя вспомните, господа! – подмигнул я.

– О, да! В твоем возрасте только и думаешь, куда бы пристроить свой мопед! – и фрицы весело заржали.

Разговоры о женщинах закончились, когда подвыпивший рядовой Мозер ущипнул подавальщицу за филейную часть. Закончились не потому, что она закричала или ударила фрица по рукам, а молчаливо кивнула и повела его куда-то в подсобку. Вот же б***ь! Ну, а как ее еще назвать?

О женщинах говорить перестали, но подавальщицу обсудили. Глядя вслед уходящим за ширму рядовому и женщине, унтер как бы между прочим задумчиво проговорил:

– Странный народ… Вроде бы одна нация, а какие разные люди. Она поступает, как и положено представителю завоеванного народа, а муж партизан.

– Как это? – не удержавшись, спросил я.

– Да просто, – отмахнулся унтер. – Летом повесили. Слышал, летом у нас господина гауляйтера убили?

– Конечно, после этого и меня сюда привезли, партизан искать по лесам и селам.

– Вот-вот, даже вас, диверсантов задействовали. После ЧП начались проверки, чистки и прочие мероприятия гестапо. Она сама и донесла на мужа. Проверили его, обыск, допрос, выяснилась интересная картина. Да, взяли его сначала за хранение запрещенной литературы. Позже сознался, что входил в подпольную ячейку здесь, в городе.

– Вот и ты, парень, русский, а тоже предпочел встать в один ряд с нами, воинами Великой Германии, – вставил свои пять пфеннигов молчавший до этого момента солдат вермахта.

– Я не русский, – спокойно ответил я, – я – белорус.