Будет скафандр – будут и путешествия - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 17

• Предыдущая
• 17/55
• Следующая

Я все время говорил об отце, но из этого вовсе не следует, что мама для меня значит меньше – просто тут другое. Отец активен, мама пассивна. Отец вещает, а мама нет. Но умри она, и отец станет похож на дерево, вывороченное с корнями из земли. На ней держится весь наш мир.

Присутствие Материни действовало на меня так же, как обычно действовало присутствие мамы. Только с мамой это было привычно, в порядке вещей. А тут вдруг все случилось совершенно неожиданно, вдали от дома и в самый нужный для меня момент.

– Ну, теперь можно отправляться, Кип. Давай живее! – взволнованно выпалила Крошка. Материня пропела:

– Куда мы отправляемся, детки?

– На станцию Томба, Материня. Там нам помогут.

В глазах ее промелькнула печаль. У нее были огромные, мягкие, добрые глаза. Чудесные глаза и мягкий, беззащитный рот, из которого лилась музыка. Но выражение, промелькнувшее в ее глазах, сменило чувством тревоги то счастье, которое я только что испытывал. И ответ ее напомнил мне, что она не чудотворец.

– Как же мы полетим? На этот раз меня охраняли очень тщательно.

(Я не буду больше воспроизводить ее чириканье нотами, все равно я их толком не помню).

Крошка с энтузиазмом рассказывала ей о скафандрах, а я стоял, как болван, и слушал, и мой живот медленно леденел. То, что раньше было всего лишь вопросом применения силы для убеждения Крошки, превратилось сейчас в неразрешимую дилемму. Теперь я ни за что не ушел бы без Материни, как ни за что не ушел бы и без Крошки…

Но у нас было всего лишь два скафандра. Да будь их хоть три, наш земной скафандр сгодился бы ей не больше, чем змее роликовые коньки.

Материня мягко напомнила, что ее скафандр уничтожен. И начался поединок. Очень странный поединок – между мягкой, деликатной, любящей, разумной и непреклонной Материней, с одной стороны, и Крошкой, развернувшейся на все сто в роли вопящей капризной ужасной девчонки, с другой стороны. Я же просто стоял рядом жалким зрителем, не имея возможности выступить даже в роли арбитра.

Поняв ситуацию, Материня сразу же пришла к неизбежному выводу. Поскольку идти ей было не в чем, да и вряд ли она сумела бы уйти так далеко даже в своем скафандре, единственным выходом было ей остаться здесь, а нам немедленно уходить. Если мы дойдем, то, возможно, сумеем убедить своих, что опасность со стороны Черволицего и К° действительно существует, а в таком случае ее, может быть, удастся спасти… что было бы мило, но вряд ли станет основной задачей операции.

Крошка наотрез отказалась даже выслушивать какой бы то ни было план, предусматривающий расставание с Материней. Если Материня остается, то остается и она.

– Кип! Ты пойдешь за помощью! Торопись! А я останусь здесь!

– Ты же знаешь, что это невозможно, Крошка.

– Ты должен. Ты обязан! Ты пойдешь! А если нет, то я… я больше с тобой не разговариваю!

– Если я пойду, то я сам перестану с собой разговаривать. Нет, Крошка, пойдешь ты.

– Ни за что!

– Да заткнись же ты хоть для разнообразия! Пойдешь как миленькая, а я останусь здесь охранять вход и сдерживать противника, пока ты не вернешься с подмогой. Только поторопи их.

– Я… – она заплакала, и вид у нее стал донельзя расстроенный и обескураженный.

Потом она бросилась к Материне, всхлипывая:

– Вы меня совсем больше не любите!

Что показывает, насколько она утратила способность мыслить логически. Материня запела ей что-то ласковое, а я подумал, что последние наши шансы на спасение убывают по мере того, как мы продолжаем спорить. В любое мгновение мог вернуться Черволицый, и, хоть я и надеялся успеть уложить его, когда он сунется в корабль, он почти наверное будет не один, и мне не устоять все равно. Так или иначе, нам не уйти. И, наконец, я сказал:

– Вот что, мы уйдем все вместе.

Крошка до того удивилась, что даже плакать перестала.

– Но как?

– Как, Кип? – пропела Материня.

– Я вам сейчас покажу, как. За мной.

Мы ринулись к скафандрам. В одной руке Крошка несла мадам Помпадур, другой наполовину несла Материню.

Ларс Эклунд, монтажник, первым носивший Оскара, если верить журналу, весил, должно быть, фунтов двести. Чтобы Оскар плотно облегал меня, мне пришлось его изрядно затянуть. Перешивать и подгонять его по фигуре я не стал, чтобы не нарушить герметичность. Руки и ноги по длине были в порядке, подгонять пришлось только живот.

Так что места найдется достаточно и для Материни, и для меня.

Я объяснял. Крошка глядела на меня во все глаза, а Материня пела вопросы и комплименты. Она согласилась, что вполне может висеть у меня на спине и не упадет, после того как скафандр будет загерметизирован и лямки затянуты.

– Ладно. Крошка, лезь в скафандр, живо! – Я побежал за носками. Вернувшись, я проверил датчики ее шлема. – Надо добавить тебе воздуха. Твой запас наполовину израсходован.

И здесь я попал в тупик. Запасные баллоны, найденные у этих вурдалаков, были на резьбе, так же, как и мои. Но баллоны на скафандре Крошки были со штырями, которые следовало вставлять в мембрану клапана. Вполне подходит для туристов, которых без няньки и на шаг не отпустят, и которые при необходимости сменить баллоны перепугаются до смерти, если их не заменят молниеносно, но для серьезной работы они не годятся.

В своей мастерской я бы соорудил переходник минут за двадцать. Здесь же, без инструментов… Н-да, для Крошки все равно, есть у нас эти баллоны, или нет. С таким же успехом они могли бы быть и на Земле.

Впервые за все время я подумал всерьез о том, чтобы оставить их здесь, а самому изо всех сил броситься за помощью. Но вслух об этом не сказал. Я решил, что Крошка предпочтет умереть в пути, чем снова попасть в его руки – и я был бы с ней полностью согласен.

– Малыш, – сказал я медленно, – воздуха у тебя немного. Вряд ли хватит на сорок миль.

Помимо шкалы давления ее индикатор имел и шкалу времени. Стрелка показывала, что воздуха осталось меньше, чем на пять часов. Сможет ли Крошка бежать рысцой как лошадь? Даже в условиях лунного тяготения? Вряд ли.

Она тоскливо посмотрела на меня.

– Этот объем рассчитан на взрослых. А я маленькая – я меньше расходую воздуха.

– Постарайся не расходовать его быстрее, чем нужно.

– Постараюсь.

Я начал застегивать ей рукава, но она воскликнула:

– Ой, забыла!

– Что такое?

– Забыла мадам Помпадур. Дай ее мне, пожалуйста. Она здесь на полу, у меня под ногами.

Я поднял эту идиотскую куклу и дал ей.

– А она сколько воздуха израсходует?

У Крошки вдруг появились ямочки на щеках.

– Я велю ей не дышать. – Она сунула куклу за пазуху.

Затянув ей скафандр, я залез в свои и сел в нем на корточки, не застегивая. Материня вползла мне на спину и свернулась клубочком, напевая что-то ободряющее. С ней было так хорошо, что я и сотню миль прошагал бы, чтобы только избавить их обеих от опасности.

Застегнуть мой скафандр оказалось делом нелегким, потому что надо было сначала распустить, а потом затянуть лямки, чтобы Материня устроилась, но и у Крошки, и у меня руки уже были в перчатках. С трудом, но все же справились.

Для запасных баллонов я сделал веревочную петлю и повесил их на шею. С ними, да с Материней за плечами, да с Оскаром на плечах я весил при лунном притяжении что-то около пятидесяти фунтов и впервые стал уверенно ступать.

Вынув из защелки нож, которым я заклинил дверь, я прицепил его к поясу Оскара подле нейлоновой веревки и геологического молотка. Затем мы вошли в шлюз и закрыли внутреннюю дверь. Я не знал, как выпустить воздух наружу, но мне подсказала Крошка.

– Вам удобно, Материня?

– Да, Кип, – она ободряюще потерлась об меня.

– «Крошка» «Майскому жуку», – услышал я в наушниках, – проверка связи. Альфа, браво, кока, дельта.

– «Майский жук» «Крошке», Слышу вас хорошо. Эхо, фокстрот, гольф.

– Слышу тебя хорошо, Кип.

– Перехожу на прием.

– Следи за давлением в скафандре, Кип. Он очень быстро у тебя раздувается.

• Предыдущая
• 17/55
• Следующая