Будет скафандр – будут и путешествия - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 40

• Предыдущая
• 40/55
• Следующая

Когда Джо был уверен, что понял какое-нибудь английское слово, он приходил в восторг, как обласканный щенок. Вообще-то он был преисполнен достоинства, но подобная реакция не считается для веганца неприличной. Зато если веганец замирает, то значит, он либо очень обеспокоен, либо недоволен чем-нибудь.

Беседы с Джо дали мне возможность путешествовать по разным местам, не покидая постели. На наглядных примерах мне показывали разницу между начальной школой и «университетом». «Детский сад» выглядел следующим образом: один взрослый веганец на кучу шалунов-детишек, невинно проказничающих, как проказничает щенок колли, когда наступает лапками на мордочку поваленного им братишки, чтобы дотянуться до блюдца с молоком.

Но «университет» впечатлял тихой красотой, странного вида деревьями, растениями и цветами, разбросанными между обаятельными сюрреалистическими зданиями, непохожими ни на один известный мне архитектурный стиль. (Ну и удивился бы я, окажись они на что-то похожими!). Веганцы широко использовали параболы, а все «прямые» линии казались выпуклыми, в них было то, что греки называли «энтазис» – изящество, совокупленное с силой.

Однажды Джо пришел ко мне, весь светясь от радости. Он принес еще один серебристый шар, больший размером, чем остальные, вдвое. Поместив его передо мной, он пропел в свой:

– Послушай это, Кип.

Вслед за ним из большого шара раздалось по-английски:

– Послушай это, Кип!

– Что вы хотите услышать от меня? – спросил я.

– Что вы хотите услышать от меня? – пропел большой шар по-вегански.

Больше профессор Джо не приходил ко мне.

Несмотря на всю помощь, несмотря на умение Материни объяснять, я казался себе армейским тупицей в Вест-Пойнте[16], принятым почетным курсантом, но неспособным овладеть программой. Я так и не понял даже устройства их правительства.

Да, у них было правительство и государство, но непохожее ни на одну известную мне систему.

Джо понимал, что такое «голосование», «юриспруденция» и «демократия» – он располагал примерами из истории множества планет. О демократии он отозвался как об «очень хорошей системе для начинающих». Это высказывание могло бы прозвучать высокомерно, но высокомерие веганцам не свойственно.

Познакомиться с кем-нибудь из молодежи мне не удалось. Джо объяснил, что детям не положено видеть «непривычные существа», пока они не научатся понимать их и сочувствовать им. Я бы обиделся, если бы к тому времени сам уже не овладел в некоторой степени этим искусством. И сказать по правде, десятилетний земной мальчик, увидев веганца, либо убежал бы, либо ткнул бы его палкой.

Я пытался расспросить об их государственной системе Материню. В частности, мне хотелось узнать, как они сохраняют мир и порядок; как функционируют их законы; как они борются с преступностью; какие у них приняты наказания и правила уличного движения.

Но разговор с Материней привел к самому значительному случаю непонимания, когда-либо возникавшему в наших беседах.

– Но как же может разумное существо идти против собственной природы? – спрашивала Материня.

Сдается мне, их единственный порок состоит в том, что у них нет никаких недостатков. А это, оказывается, утомительно.

Лечащие меня медики очень заинтересовались лекарствами из шлема Оскара – как мы интересуемся шаманскими снадобьями; но это отнюдь не праздный интерес – вспомните дигиталис и кураре.

Я объяснил им, какое лекарство от чего, и по большей части сумел привести не только торговое, но и научное название почти каждого. Я знал, что кодеин делается из опиума, а опиум добывается из мака. Я знал, что декседрин относится к сульфатам, но на этом мои познания кончались. Органическая химия и биохимия и без языкового барьера достаточно трудные темы для разговора.

Не знаю даже, когда я уяснил, что Материня не женщина, или, вернее, не совсем женщина. Но значения это не имело: Материнство – вопрос отношения, а не биологическое родство.

Если бы Ной строил свой ковчег на Веге-пять, ему пришлось бы брать каждой твари не по паре, а по дюжине. Это довольно сильно все осложняет.

Но «материня» – это существо, которое заботится о других. Я вовсе не уверен, что они все одного пола, скорее, это зависит от характера.

Встречался я и с существом «отцовского типа». Его можно назвать «губернатором» или «мэром», но, пожалуй, «пастырь» или «вожатый» подойдет лучше, хотя его авторитет распространялся на целый континент.

Он вплыл в мою комнату во время одной из наших бесед с Джо, пробыл с нами пять минут, прочирикал Джо, чтобы тот продолжал делать полезное дело, мне прочирикал, что я хороший мальчик, пожелал поскорее поправиться, и все без какой бы то ни было спешки. От него исходило наполнившее меня теплое чувство уверенности, как от папы, когда он со мной разговаривает. Визит его носил характер «посещения раненых членом королевской фамилии», но без снисходительного оттенка; а ведь нелегко, наверное, было включить посещение моей палаты в его плотный рабочий график.

Джо по отношению ко мне не проявлял ни отцовской заботы, ни материнской ласки, он учил и изучал меня – «профессорский тип».

Однажды Крошка вбежала ко мне, веселая и живая, и застыла в позе манекена.

– Как тебе нравится мой новый весенний туалет?

На ней был серебристый плотно облегающий комбинезончик, а на спине горбилось что-то вроде рюкзачка. Выглядела она мило, но не то, чтобы блистательно; она вообще-то была похожа на две палки: этот наряд лишь подчеркивал сходство.

– Очень здорово, – прокомментировал я. – В акробаты готовишься?

– Не будь глупышкой, Кип, это мой новый скафандр – настоящий!

Я посмотрел на большого и неуклюжего, заполнявшего весь стенной шкаф Оскара и сказал ему:

– Слыхал, дружище?

«Чего только в жизни не бывает!»

– А как же шлем пристегивается?

– А он на мне, – хихикнула Крошка.

– Ну да? «Новое платье короля»?

– Почти что. Забудь о предрассудках, Кип, и слушай. Это скафандр такого же типа, как у Материни, но подогнан специально для меня. Мой старый скафандр был не первый сорт, да и мороз его почти что доконал. Но этот – просто чудо. Возьми хотя бы шлем. Он на мне, просто ты его не видишь. Силовое поле. Воздух не может ни выйти, ни попасть сюда. – Она подошла поближе. – Дай мне пощечину.

– Чем?

– Ой, я забыла. Поправляйся скорей и вставай с постели, я поведу тебя гулять.

– Я за. И, говорят, не так уж долго ждать?

– Скорей бы. Вот смотри, я тебе покажу. – Она ударила себя по лицу, но в нескольких дюймах от ее лица рука наткнулась на преграду. – Смотри внимательней, – продолжала Крошка и очень медленно повела рукой.

Рука прошла сквозь невидимый барьер. Крошка ущипнула себя за нос и расхохоталась.

Это произвело на меня впечатление – еще бы, скафандр, через который можно себя достать. Да будь у нас такие, я бы смог передать Крошке и воду, и декседрин, и таблетки сахара, когда было надо.

– Ничего себе! Как он устроен?

– На спине, под резервуаром с воздухом, размещается энергоустановка. Резервуара хватает на неделю, а со шлангами подачи воздуха не бывает проблем, потому что их нет совсем.

– А если какой-нибудь предохранитель полетит? Враз вакуума наглотаешься.

– Материня говорит, что такого не бывает.

Что ж, я ни разу не помню, чтобы Материня оказывалась неправа в своих утверждениях.

– И это еще не все, – продолжала Крошка. – В нем чувствуешь себя, как в собственной коже, сочленения суставов не мешают, никогда не бывает ни холодно, ни жарко.

– А как же насчет ожогов? Ты ведь говорила…

– Поле действует, как поляризатор. Кип, попроси их сделать скафандр и для тебя, мы отправимся путешествовать!

Я поглядел на Оскара.

«Пожалуйста, дружище, пожалуйста, – сказал он еле слышно. – Я ведь не ревнивый».

• Предыдущая
• 40/55
• Следующая