Зомби, ушки и рок-н-ролл... (СИ) - "Владас" - Страница 16

Желания что-то доказывать и рассказывать нет. Эти люди ещё не видят изменений, но я уже вижу многоцветную дымку, которая пронизывает их всех. Некоторые почти тонут в ней, и лица их равнодушны. Они на грани. Другие едва тронуты ей, и эмоции их ещё живы.

Но я вижу густеющий туман. Пистолеты действуют сами. Стальные цилиндрики звенят по полу. Запах сгоревшего пороха щекочет ноздри. Эмоции и мысли пусты. Нет ни сожаления, ни отвращения к себе. Но почему? Даже если им суждено стать монстрами, сейчас они люди. Тела падают на кафельный пол с глухим стуком. Последней умирает молодая женщина. Я промахнулся, потому что она бежала. Пуля пробила ей ногу, после чего я прицелился точнее и…

Убрав пистолеты, я подхватил хвостатую и поднялся с ней ещё на этаж. Там был фуд-корт, где я оставил Ли отлёживаться на паре придвинутых друг к другу столиков, занявшись сбором провизии. Всё же она будет крайне голодна, когда проснётся. За этим делом я размышлял о своём отношении к произошедшему на втором этаже.

Я убил всех. Убил с таким равнодушием, словно это лишь пиксели на экране. Даже сейчас в эмоциях было не сожаление о смертях, а досада на лишнюю потраченную пулю. Это не совсем то, что я хотел бы испытывать в такой ситуации. Но в чём причина этого? Думаю, стоит об этом поговорить с Ли, когда она очнётся.

Тихий шорох отвлёк меня от мерного пережёвывания безвкусной пищи. Прежде чем мозг успел осознать причину этого, рука выхватила пистолет и выстрелила в фигуру в проходе. Вскрик, стук тела, упавшего на пол, звон гильзы. Кладу пистолет на столик перед собой и продолжаю жевать бутерброд, смотря на маленькое тело, под которым растекается кровь. Глаза умирающего ребёнка встречаются с моими. Вновь никаких эмоций. Похоже, я умер ещё в самый первый день.

***

— Что-то случилось? ‒ поинтересовалась Ли, не отрываясь, впрочем, от еды. ‒ Ты хмурый как туча сидишь.

— Нет, ‒ качнул я головой, но под взглядом девушки сдался. ‒ Да, случилось. Я, кажется, схожу с ума. Пусть нет ничего плохого в убийстве мутантов, но я убил уже два десятка людей! И что я чувствую по этому поводу? Ничего! Словно тараканов перебил. Мне страшно, Ли. Только мёртвые не чувствуют сожаления о загубленных жизнях. Я…

— Успокойся, ‒ твёрдым голосом оборвала меня богиня. ‒ Ты не сходишь с ума. Ты лишь меняешься под действием сил Хранителя. Ему не нужны апостолы, не способные на грязные дела.

— Но я не хочу ТАК меняться! Я теряю большýю часть себя. Я ХОЧУ чувствовать сожаление от убийства невинного человека. Ли, я застрелил ребёнка и продолжил есть как ни в чём не бывало! Это неправильно!

— Ты застрелил не ребёнка, а пустую оболочку, которая ждала перерождения, ‒ возразила хвостатая, но на самую малость в её голосе убавилось уверенности.

— Оболочка не испытывает боли. Оболочка не молит о спасении. Оболочка не может плакать от несправедливости. Оболочка не может бояться смерти. Всё это я видел в глазах ребёнка. Но не чувствовал сожаления или горечи. Ли, если Хранитель хочет сделать из меня бездумную машину для убийств, то пошёл он в пизду! Я не хочу этого. А ты?

Вопрос застал кицунэ врасплох, и она вздрогнула, столкнувшись со мной взглядом. Не выдержав и двух секунд, она отвела глаза.

— Ясно, ‒ губы исказила горькая усмешка. ‒ Тебя уже успели перепрошить и ориентировать на служение Хранителю. Сегодня я уйду. Может, сдохну где-нибудь. Думаю, для меня есть пара подходящих котлов в аду. Но в апостолы этого ебанутого демиурга я не пойду.

Бросив пистолеты на диванчик, я направился на крышу, переступив через лужу крови и бросив взгляд на укрытое какой-то тряпкой тельце, лежащее у стены.

Крыша торгового центра была пуста, только в одном углу догорал костерок, разведённый из какого-то хлама. Присев на край крыши, я посмотрел вниз. Там, четырьмя этажами ниже бесцельно бродили десятки зомби. До сих пор они не стремились ни выломать двери, ни сожрать друг друга. Но как-то наплевать. Хочется лишь сдохнуть. И отделяет меня от того, чтобы уйти прямо сейчас, лишь тёплый кулончик с душой одной хвостатой марионетки. Я могу умереть сам, но не имею права унести в могилу её. Пусть она сама себе не хозяйка, но она живая. Или нет? А я сам жив?

Какая-то часть меня усердно твердила, что я жив, ведь я себя осознаю. "Я мыслю, а значит я существую". Но в глубине души я понимаю, что умер. Меня убил Хранитель, сделав ещё одной марионеткой, которая должна сменить ту, что испортилась от времени. Я убиваю не потому что это нужно для выживания. Тех людей на втором этаже я убил потому, что мне было лень с ними общаться. Ребёнка я убил потому, что… нет, тут даже не было причины. И эмоции, которые так щедро разливались во мне пару минут назад… они никак не зависели от убитых. Это было проявление эгоизма, а не сочувствия или сожаления. Я не хочу меняться. Я не хочу терять себя. И сейчас я чувствую тот каток равнодушия, который медленно давит во мне остатки моего живого "Я".

Маленькая девочка со взглядом волчицы...

Я тоже когда-то был самоубийцей,

Я тоже лежал в окровавленной ванной

И молча вкушал дым марихуаны.

Песня сама собой вырывалась из сдавленного спазмом горла. Остатки подавляемой человечности рвались на волю и тянули её за собой. Пальцы до боли сжали кулон на шее. Рывок разорвал шнурок на шее, что ощущался хуже петли виселицы.

Ты видишь, как мирно пасутся коровы

И как лучезарны хрустальные горы.

Мы вырвем столбы, мы отменим границы,

О, маленькая девочка со взглядом волчицы.

Янтарный лис скалился мне в лицо, а я встал на парапет, заглядывая в Бездну. Боль от стираемой души ощущалась словно от скальпеля пьяного хирурга. Куски моей памяти просто исчезали. Потоки многоцветной энергии Хранителя проходили сквозь меня, стирая мысли и желания. Марионетка не должна сама прыгать в огонь.

Спи сладким сном, не помни о прошлом

Дом, где жила ты, пуст и заброшен

И мхом обрастут плиты гробницы

О, маленькая девочка со взглядом волчицы...

Шаг вперёд заставил всё внутри меня затрепетать от восторга, что разом смыл всё иное. Силы Хранителя потеряли меня и исчезли, освободив душу. Бездна взглянула на меня в ответ, одарив свободой. Но свобода не даётся просто так. За свободу нужно отдать жизнь. И я был готов отдать её за тот краткий миг ПОЛНОЙ СВОБОДЫ. Словно сверхновая, она опаляла меня, сжигая весь страх и раскаляя весёлую ярость. Свет пронизывал меня насквозь. В океане этого света я был ничтожнее самой мельчайшей его частицы и оттого свободнее любой из них.

А потом пришла тьма. Она поглотила свет. Она поглотила меня. Но я не боялся этой тьмы, ведь она была такой же частью меня, какой являлся свет. И вновь я был свободен. Опалённый светом, я застывал в бесконечном покое тьмы. Ярость, что способна сжигать людей, застывала глыбой прекрасного алого льда.

Абсолютная свобода стала поистине абсолютной. Свет давал мне силы делать то, что я хочу. Тьма давала мне покой, дабы направить свет.

Обретя свет и тьму, я обрёл покой.

Я открыл глаза, чтобы увидеть стремительно приближающийся асфальт и улыбнуться. Цена заплачена.

***

Бесконечность была осязаема. Я падал в бездну, но страха не было. Освободившись от оков плоти и разума, я заплатил за это равную цену. Теперь оставалось лишь ждать. Чего? Забвения конечно. В этой бездне нет ничего, что могло бы остановить моё падение. Да и падал ли я? Нет ни ветра, ни звука. Абсолютная пустота не предполагает их. В этом месте остаётся лишь медленное угасание собственного Я. Но цена справедливая.

Закрыв глаза (вернее, свернув восприятие), я перестал терзать остатки сознания. Осознавая конечность бесконечности, я чувствовал бóльшую бесконечность за гранью этой. Обе они были бесконечны, и обе имели край. Интересно, а что за ним?

— А ты необычный, ‒ прошептала бездна мягким голосом пустоты. ‒ Но что ты готов отдать за это знание?

От меня осталось лишь "Я". Кроме него нет ничего. Забирай.