Справедливость (СИ) - Афанасьев Семён - Страница 1

Какие-то худые руки. Такие же ноги. Абсолютно неспортивное тело, о котором уместно сказать, что мышечный корсет отсутствует.

Борода до пупа, хотя по ощущениям вроде бы ещё не стар.

Где я?

И попутно, кто я?

Вдохнуть воздух на две доли, выдохнуть на три. Отключить эмоции.

О, что-то ещё помню.

Что-то определённо помню: дышать таким образом нужно ещё три минуты. Важно быстро снять стресс: без этого точная оценка обстановки не работает. Потому что в стрессе аналитика отключается, это азбука: все мыслительные процессы забиваются эмоциями.

А что за азбука? Не помню.

Возвращаемся к вопросу, кто я.

А кто я?

Снова НЕ ПОМНЮ.

Хорошо, оценим обстановку. Комната. За окном — степь и какой-то посёлок. Дом в один этаж. Кажется.

Непосредственных угроз не вижу; считаем, что их нет.

Ни в доме, ни снаружи также никаких повреждений либо намёка на них. Интересно, а с чего у меня память отключилась? Голову ощупываю прилежно, внимательно и долго. Никаких следов травм.

Лично у себя, кроме отсутствия памяти, видимых и осязаемых физических повреждений вообще не нахожу. Это плюс. Даже если что-то есть типа больной печени, на бое- и работоспособность оно в краткосрочной перспективе не повлияет. Хотя… прислушиваюсь к себе. Нет, отклонений не ощущаю.

И что это за странное защитное снаряжение на мне? Какая-то логика в его архитектуре присутствует, и цвет логичный, чёрный; но какое-то оно не до конца эргономичное. Это чтоб сказать мягко. Впрочем, приходилось упираться и не в таком… А где приходилось? И в каком — не таком? Снова не помню.

Вопросов больше, чем ответов.

Зеркало в коридоре. Судя по всему, это часть раздвижной двери и за зеркалом есть какая-то ниша с вещами, но кладовки будем исследовать потом. Всё равно, все закладки всегда делаются так, чтоб при поверхностном осмотре их не обнаружили. Да и не при поверхностном тоже…

Ух ты. Достаточно немаленький предмет в форме креста на достаточно толстой цепи. На тумбочке у зеркала. Какой-то ключ? От чего?

Руки автоматически тянутся к нему и каким-то странно привычным движением набрасывают цепочку на шею, поправляя крест на груди.

Это же не защитное снаряжение! Это ряса!

Так я что, святой отец?

Уже осознанно снимаю крест и долго его рассматриваю, подойдя к окну. Ни в кресте, ни в цепи, не смотря на их монументальные размеры, никаких закладок не обнаруживаю. Похоже, просто предметы культа. Либо это — система радиомаяков, но тоже как-то неэргономично и нерационально.

В голове что-то щёлкает.

ОРТОДОКС.

БАТЮШКА. Не святой отец. На мне ортодоксальное церковное облачение, в голове всплывает слово «православное».

Интересно, а кто же я такой?

Подхожу ещё раз к зеркалу, рассматриваю себя и крест.

Точно. Не просто священник, а православный батюшка. Пытаюсь включить мышечную память и перекреститься. Получается справа налево, причём на автомате. Точно ортодокс. В итоге манипуляций, ясности не прибавилось, но эмоции на задний план удалось отодвинуть. Это хорошо.

Мозги — главное оружие.

А почему оружие? Если я священник?

С точки зрения оценки обстановки, всё неплохо: непосредственных прямых угроз не обнаружено. Риски пока тоже не ясны, кроме того, что ничего не помню. Это несёт определённую вероятность профнепригодности, но, если ряса действительно моя, страдать от потери такой работы я точно не буду… Если я только не натворил ничего, пребывая в беспамятстве. Хотя, судя по отсутствию травм, следов и просто непорядка в одежде, не должен. Был.

Никакого внутреннего позыва работать священником не испытываю категорически.

Дом, в котором нахожусь, нормальный и явно мой — просто по подсознательным ощущениям. И живу я в нём один, но это вычисляется уже логически. По одежде, посуде, зубной щётке, предметам быта и гигиены. Которые комфортно и удобно ложатся в руки, поскольку мышечная и механическая память тела работает лучше, чем её сестра у меня в голове.

А может быть, ряса — это камуфляж? Интересно, для какой задачи? Снова возвращаемся к вопросу, кто я. Пока без ответа.

Воодушевлённый идеей того, что ряса — банальный камуфляж, наскоро обыскиваю весь дом, попутно обнаруживая на кухне лестницу на второй этаж, который помещается под четырёхскатной крышей на манер чердака. На этом втором этаже всё оборудовано гораздо менее аскетично, чем на первом: рабочий стол, персональный компьютер типа лэптоп, тут же — большая двуспальная кровать, натуральное дерево, явно авторский дизайн.

На столе — связное устройство. В голове всплывает название «смартфон».

На специальной вешалке с, кажется, силиконовыми плечами висит литургическое облачение моего размера. Получается, ряса родная: литургическое облачение для камуфляжа явно перебор, по целому ряду причин.

Получается, что-то я всё же помню. Кто же я?

Сажусь за компьютер, рядом с которым тут же обнаруживаю модем для входа в сеть. Паролей нет.

Полчаса поисков в сети дают мне представление, где я нахожусь с точки зрения геолокации: чёткий центр континента, пустынная зона, что подтверждается видом из окна: до горизонта видна только какая-то пустынная степь, на горизонте — горы, а сам дом стоит в крайне небольшом населённом пункте.

Ни про континент, ни про мир, в котором живу, особо ничего не помню. Да вообще ничего не помню, если говорить откровенно.

Читать, однако, могу на двух языках, и оба ощущаю родными. Загадочно… Возможно, и два языка не предел, просто в сети навскидку больше ничего не попалось.

По всем признакам, я — обычный православный священник. Хотя и чувствую некую чужеродность в этой ипостаси.

Сайт ближайшего Центра Психического Здоровья, который находится в мегаполисе примерно в двухстах милях от меня, чётко указывает как минимум четыре варианта моего сегодняшнего состояния.

Вначале возникает мысль поехать проконсультироваться, но потом, проанализировав по открытым данным режим данного учреждения, мысль эту отклоняю: учреждение зарытого типа, с принудительной изоляцией пациентов. Первый вариант моего диагноза, навскидку, в качестве одного из составляющих имеет именно расщепление личности: это когда… В общем, как раз обо мне.

Интересно.

Пролазив по сети ещё около часа, ловлю себя на том, что стресса не ощущаю категорически. На заднем фоне мышления плещется мысль, что контроль своей психики — это прежде всего подготовка. Личная подготовка.

Мысль звучит логично, для священника тоже вполне уместна. Каким бы неразвитым ни было это тело, о своём мозге пока ничего плохого сказать не могу. Особенно с учётом действий в условиях потери памяти. Скорость обработки информации за единицу времени меня сейчас устраивает.

К концу часа, сам собой составляется план действий, который к своему удивлению, зачем-то набрасываю на листе бумаги понятными мне символами, не относящимися ни к одному из двух языков, которые я распознаю как родные.

Первое. Попытаться от третьего лица выяснить, кто же я всё-таки есть. Не привлекая лишнего внимания психиатров и не рискуя принудительным ограничением свободы. Вторым пунктом плана нужно выяснить, есть ли у меня какие-то действующие обязательства, долги либо незавершенные дела, от которых зависит безопасность других людей либо моя репутация.

И третьим, последним пунктом является подтягивание личной компетенции в деле, которым занимаюсь. Что-то мне кажется, одной мышечной памяти будет мало, чтоб не «слететь» с должности батюшки.

Впрочем, прислушавшись к себе, замечаю, что ни негатива, ни эйфории в адрес текущего рода занятий не испытываю. Не место красит человека. Возможно, даже на этой ступеньке социальной пирамиды можно принести не меньше пользы, чем иной медцентр в мегаполисе.