Целитель 11 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 22

Мягко толкая ногами мраморный пол, Чарли пронесся через всю галерею, не заглядывая между круглившихся колонн — пятна крови указывали путь, — и с разбегу прижался спиной к стене:

— Х-ха! — вышибло воздух из легких.

Киллер засел у входа в западное крыло — пуля чиркнула по полу, вызванивая — не подходи!

Опустившись на колено, Чак выстрелил в белую, отделанную золотом дверь. За дрогнувшей створкой охнули, показалась нога в черной штанине, она вяло сучила, скребясь по полу башмаком. Вторая пуля перебила конечность.

Мгновенным прыжком одолев порог, индеец отнял пистолет, пьяно качавшийся в руке стрелка, и присел рядом.

— Кто тебя послал? — бесстрастно спросил он.

Искаженное болью, залитое потом лицо киллера словно плавилось от злобы, а голубенькие глазки смотрели, не мигая.

Призрак Медведя приставил дуло к колену наемника, и нажал на спуск. Подранок заверещал, словно подхватив короткий напев выстрела.

— Кто тебя послал? — хладнокровно повторил индеец, тыча дулом в пах.

— Это Мо-орган! — взвыл чужак. — Генри! Старший, который! Не стреляй только! Не…

Третья пуля оборвала дозволенные речи.

Вечер того же дня

Нью-Йорк, Итонс-Нек-роуд

Имение Морганов раскинулось на Лонг-Айленде, занимая приличную площадь и выходя к заливу Хантингтон. Тропинки и просеки ветвились от подъездной дороги, уводя к берегу, на травянистые лужайки или в тень деревьев.

Впрочем, зима внесла свои коррективы — мерзлый песок пляжа стыковался с льдистыми перепончатыми заберегами, бурая трава пучками торчала из-под белых наметов, а кривые черные ветви обвисали безрадостно и голо.

Невидимая обслуга расчистила от снега лишь центральные аллеи, сгребая сырые комья на газоны, где вились натоптанные стёжки.

Чак внимательно осмотрелся. Он стоял прямо под развесистой яблоней, и озябший дозорный, что ходил взад-вперед по дорожке, не замечал его. Секретов в том насчитывалось два — индеец стоял совершенно неподвижно, слившись с замерзшим садом, а белый маскировочный костюм помогал терпеть легкий морозец.

Часового, что обходил южный сектор периметра, Чарли снял и забросал снегом четверть часа назад. Как раз подъехал хозяйский «кадиллак» — необъятная приземистая машина цвета темной бронзы.

Генри Стерджис Морган-старший, не смотря на восьмой десяток, выглядел моложаво. Правда, сивая гривка на его голове, окаймлявшая изрядную плешь, явно не годилась для скальпа.

Призрак Медведя дернул губами в подобии улыбки.

А ведь чует угрозу хозяин поместья, тезка знаменитого пирата! Вон, сколько охраны снует вокруг и около особняка. Ничего, он дождется…

Сила и храбрость важны для воина, кто спорит, но нельзя забывать и о терпении.

Полчаса спустя солнце село, утонув в сизой хмари, и длинные синие тени слились в неразличимый сумрак. У главного здания, вдоль подъезда и центральной аллеи зажглись фонари, сгущая темноту. На террасу выбрался сам Морган-старший.

Отужинав, он расслабился, в чем ему помогла стопочка драгоценного «Хенесси Ботэ дю Сикль Коньяк». Вяло отмахнувшись от телохранителей, дедушка Генри неторопливо зашагал по выметенной дорожке, кутаясь в меховую доху.

Чак двинулся наперерез, ступая медленнее старика-разбойника. Если телохраны опытны, они перехватят быстрое смещение.

«Не перехватят…»

Стоило Генри Моргану-старшему увидать перед собой белое привидение, как он задохся от ужаса. Вырваться крику помешал нож — клинок вонзился в морщинистое горло по рукоять. Сиплый клекот вспух редким клубом пара, и Чак ловко подхватил доху, вытряхивая из нее мертвеца.

Скинуть камуфляж, сунув его в сугроб — секундное дело. Индеец накинул на голову меховой капюшон и застегнул доху на пару петель. Возвращался он неторопливо, копируя шаркавшую стариковскую походку.

Персонал почтительно ожидал босса на террасе, но «старик», сутулясь, добрел до лимузина и устроился на месте водителя, не забыв потопать, чтобы не выпачкать коврик под ногами.

В зеркальце было видно, как заволновалась прислуга, но бежать к машине не решился никто — знали крутой нрав хозяина.

Мотор взревел. Чак, взглядывая на зеркала, погонял шатуны с поршнями, и тронулся с места. Решетчатые ворота на выезде чернели узором наполовину — охранник бросился бегом, распахивая вторую створку, чтобы не дождаться гневного сигнала.

«Умный мальчик…», — усмехнулся Призрак Медведя.

«Кадиллак» неуклюже вывернул и понесся, набирая скорость.

Индеец откинул капюшон. Далеко уйти не удастся. Еще минут пять, и охрана наткнется на труп. Поднимут тревогу…

«Успею», — прикинул Чак.

Вопрос не в этом… Дальше-то что делать? Как быть? Кем и где?

Возвращаться на Пятую авеню? А смысл?

Товарища и друга больше нет, а мертвая плоть всего лишь опустевший сосуд, выпитый судьбою до дна.

«На Кубу? — безразлично подумал Гоустбир. — Наверное… Больше некуда».

Среда, 31 декабря. Вечер

Московская область, Щелково-40

Рита достала из холодильника блюдо, на котором разлеглась селедка под шубой. Темно-розовый слой майонеза, пополам с тертой свеклой, выпукло покрывал салат, а поверху Настя нарисовала огромную снежинку, пуская струйку «Провансаля».

Девушка грустно улыбнулась, глядя за окно. За темными соснами разливались желтые огни переулка, что скатывался к проспекту Козырева. Людей на улицах почти не видно, кроме самых запоздавших, да и транспорт накануне Нового года предпочитает дремать в гаражах. Лишь изредка проносились светло-оливковые «Волги» с шашечками, да новенькие такси ВНИИТЭ-ПТ, серые с красными крышами. Миша называл их «микриками»…

Рита длинно вздохнула, и попыталась прижаться лбом к холодному стеклу. Увы, не дано — огромный живот упирался в подоконник. Хорошо, хоть особый комбинезон поддерживает «пузо», а не то всё обвисло бы.

Глаза увлажнились, и ночные огни задрожали, расплываясь.

— Снег пошел… — тихонько сказала Настя, обнимая девушку со спины.

— Да… — вытолкнула Рита.

— Не реви, — нарочито сурово сказала Гарина-младшая. — Всё хорошо! Тебе же сказали — состояние стабильно-тяжелое.

— Вот именно, что тяжелое… — пробормотала будущая мама.

— Тут главное слово — стабильное! — с чувством молвила будущая тетя. — Поняла? А кома… Подумаешь, кома! — она небрежно повела плечиком.

— Ты не представляешь, до чего тяжко его видеть! — вырвалось у Риты. — Лежит… Неподвижный… Весь обклеенный датчиками, трубками какими-то. И только приборы попискивают… Тоже, как ты, утешают — сердце бьется, легкие дышат…

— Ох, Ритка… — теперь и Настя вздохнула. — А ты с Мишечкой разговаривала? Доктор сказал, что он может слышать…

— Болтала, — слабо улыбнулась Гарина-средняя.

Зависла тишина, перебиваемая мурчаньем холодильника.

— Девчонки-и! — донесся зов Лидии Васильевны.

— Иде-ем! — откликнулась Анастасия Петровна, и затеребила старшую подругу. — Пошли, пошли! Хватит нюнить! Не-не-не! — она бережно перехватила блюдо. — Тебе нельзя тяжести таскать!

— Пошли уж… Кот, отстань!

— У-у, животное! — неодобрительно затянула Настя. — Вон, сколько уже наложили! И тебе еще мало?

— Ма-ау! — басисто отозвался Коша.

— Проглот! — засмеялась Мишина мама, дотягиваясь до макушки наряженной елки и увенчивая деревце красной звездой.

Рита старательно улыбнулась свекрови, хотя благодарность испытывала самую настоящую. Бросили, ведь, всё, приехали к ней, запасшись носовыми платками… У Лидии Васильевны — любящий муж, у Настены — жених. Хотя обе дуэтом уверяли, что так уж вышло — заявку на пропуск в самый канун подписали… Ну-ну.

— Наливайте, Лидия Васильевна! — громко и бодро сказала она. — Пора!

— Шампанское не будем, — живо ответила Гарина-старшая, — проявим солидарность с обеими вами… А точно — девочка?

— Точно, — улыбнулась Рита, — дважды УЗИ делали.