Целитель 11 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 4

— Проше вейшчь, пани!

И девушка вошла в приоткрытые двери.

«И куда теперь?»

По сводчатому коридору первого этажа бегали и суетились десятки людей, напоминая Смольный в октябре. Надрывались телефоны, мешалось множество голосов, стрекотали пишмашинки и шуршали ворохи бумаг.

Фон Ливен кивнула себе — «дресс-код» она просчитала верно, натянув джинсы и блузку с курточкой. Тут все так бегали — хоть в поход, хоть в народ.

Заступив дорогу взмыленному бородачу, Елена резко спросила:

— Где Лех?

Бородач, поправив очки, сползавшие с потного носа, ткнул пальцем вверх.

— Там где-то!

Второй этаж напоминал первый, та же суматоха с неразберихой, но народу поменьше. И тут в коридор стремительно вышел Валенса — усатый, взлохмаченный, в заношенных «ливайсах» и новенькой белой рубашке.

— Пани Ирена! — замаслился он улыбкой. — Прошу, прошу! Куда ж ты пропала?

— Не поверишь, — отрывисто бросила девушка, заходя в приемную. — Охотилась на Машерова с нашим толстяком!

— И где этот неугомонный? — в голосе Валенсы зазвучала натянутость.

— Угомонился! Работал спецназ.

— Русские? — прищурился председатель.

— Ты не поверишь! — хохотнула «Люцина». — Жиды!

— Да-а, мне докладывали…

Лех, похоже, чувствовал себя неловко и, как будто в порыве загладить неприятную подозрительность, предложил тоном, развязным от смущения:

— А давай выпьем!

— А давай! Ух ты, — вскинула бровки Елена, — «Шато-Марго»?

— Привыкаю к буржуйской жизни! — Валенса со смешком протянул ей бокал.

— За революцию! — выдохнула девушка, не переигрывая.

— За нашу победу! — серьезно подхватил мужчина.

Выпив, он полез со слюнявым поцелуем, но Ливен отстранилась, молвив с ехидцей:

— А Доната позволяет тебе приставать к другим женщинам?

— Вечно ты все испортишь… — поморщился Лех, и тут словно некий душевный нарыв вскрылся в нем. Председатель побледнел, и в его голосе прорвались истерические нотки: — Сегодня, Ирена, все решится! Прямо вот здесь! Помнишь, ты как-то сказала, что госпереворот можно устроить лишь в одном случае — когда мы сами попадем в правительство? Помнишь?

Возможно, Валенса устраивал еще одну проверку, но рискнуть стоило.

— Всё правильно, — кивнула Елена, отставляя пустой бокал. — Будь в Польше демократия, тебя бы и без того выбрали, как Гитлера в тридцать третьем. А, раз ее нет, нужно иметь хотя бы маленькую власть, чтобы добиться большей. Вон, как Пиночет провернул. Иначе придется действовать методом Фиделя Кастро — партизанить и штурмовать!

— Всё правильно! — с жаром повторил Лех, замолк на пару мгновений, и выпалил: — Скоро сюда подъедет Ярузельский!

— Кто-о⁈ — изумилась фон Ливен. — Наш трусливый министр обороны?

— Да! — залучился председатель. — Мы долго друг друга обхаживали, и вот, как-то пересеклись на пустынном шоссе. Он — на «Чайке», я — на подержанном «Фиате». Короче, если все пойдет по плану, этой ночью «Железный Войцех» станет председателем Военного Совета национального спасения! Он тут же введет военное положение, интернирует Грабского и генерала Милевского, вместе с «партийным бетоном», назначит себя Председателем Совета Министров… А я, — он надулся и ткнул себя пальцем в грудь, — стану его заместителем!

— Ну, ты меня удивил… — покачала девушка головой. — М-м… Дай подумать… Войцех понял, что «Солидарность» не даст ему жить и править спокойно, и пошел на союз с тобой. Так?

— Так! — просиял Валенса.

— Но тогда возникает вопрос: а зачем, вообще, вводить военное положение, если гонять «Солидарность» не придется? И как тогда сплотить поляков? Точнее — кого назначить врагом? Коммунистов? И последнее. Что скажут русские?

— Вот! — вознес палец Лех. — Русские и есть наши враги! Разве не так? А тех, кто сомневается, мы убедим завтра! — похоже, выдержанное бордосское ударило ему в голову — лицо налилось нездоровой краснотой. — Выведем многотысячную демонстрацию — и ее расстреляют русские солдаты!

— Что за бред? — нахмурилась «Люцина», моментально уяснив подлую задумку.

— Переодетые в русских солдат! — хихикнул Валенса, наслаждаясь сладким моментом триумфа. — Но! — он вскинул толстый палец. — Учти, теперь ты отсюда выйдешь только завтра к вечеру. Изоляция касается всех, даже меня!

— Понимаю… — затянула Елена, откидываясь на спинку кожаного кресла. — Иллюзионист не выдает секрет фокуса.

— А что делать? — Валенса лицемерно вздохнул. — Люди есть люди… Кстати, вон за той дверью — душевая и биде!

— Пошляк! — поморщилась девушка.

Председатель весело, но и немного нервно захихикал.

— Послушай, Ирена… А не сыграешь ли роль моей секретарши? М-м? Я так буду выглядеть гораздо представительней!

— Договорились… — усмехнулась Ливен. — Если пристроишь меня на хорошее место, когда… хм… сместишь «Железного Войцеха».

В глазах у Валенсы разгорелись темные искры, и Елена даже немного загордилась собой, верно вычислив своего визави, бывшего работягу, а нынче — политика, матереющего день ото дня.

— Договорились! — эхом отозвался Лех, усмехнувшись. — Доната моя хороша и на кухне, и в постели, но мне всегда нравились независимые и умные женщины…

До чего бы еще дошел разговор, неизвестно, но в этот момент широко открылась дверь, впуская «революционный» гомон — и высокого, нескладного министра обороны — в генеральском мундире и непременных темных очках.

«Пиночет польского разлива!» — мелькнуло у фон Ливен, а в следующую секунду она вспорхнула с кресла, цепляя самую обворожительную из своих улыбок.

— Добрый вечер, пан Ярузельский! — зажурчала она. — А мы вас заждались!

Войцех слегка покраснел, смешался, но ему подсобил Валенса, направив будущего «Верховного правителя» в кабинет.

— Прошу! — небрежно обернувшись к девушке, он велел: — Подадите вина, Ирена.

— Сию минуту! — захлопотала «Люцина».

Заговорщики скрылись за дверью, а Елена быстренько выставила на поднос пару бутылок с вином и виски. Прислушалась, и закатала штанину джинсов, доставая запасной радик, прицепленный к ноге.

Переключить в режим диктофона… Готово. Памяти у «Теслы» хватит ненадолго, минут на двадцать, но запечатлеть для истории детали заговора эта электронная плашка успеет.

Порог кабинета фон Ливен переступила, стараясь не переигрывать с качанием бедер. Улыбочка…

Двое мужчин смолкли, оборачиваясь к ней, а Елена непринужденно выставила спиртное на отдельный столик. Ага, тут и буфет есть… Закуску… Подсохла закуска, да и черт с ней… Сюда ее, поближе к бутылкам… А радиофону будет удобно за резной дверцей…

Выйдя в приемную, «Люцина» мгновенно стерла улыбку.

«Думай, думай, голова… Как связаться с нашими — и не попасться? Думай, ты же у нас умная женщина…»

Пятница, 21 сентября. Утро

Москва, площадь Дзержинского

В Иванове будто качались весы — омахивая стрелкой дугу от облегчения до ожесточения. Хотелось и потискать Елену, утешить ее, и отшлепать. Впрочем, второе ощущение принимало уж больно игривый оттенок…

Девушка сидела напротив, забравшись с ногами в глубокое кресло. Она выглядела очень уставшей и расстроенной.

— Знаешь, — тихо сказала Елена, — я тогда понимала каждую мелочь, но все равно, витал какой-то сюр… М-м… Слишком много мерзости! Эти… демонстранты, они были такие радостные, воодушевленные… Махали дурацкими плакатами… «Да здравствует свобода!», «Русские, возвращайтесь домой!» В таком вот духе… Сотни тысяч человек, Боря! Я, конечно, не сама смотрела, а трансляцию — там, в приемной, стоял большой телевизор. Понимаю, что оператор может поработать с разных ракурсов, создавая обманчивое впечатление массовости, но снимали с нескольких точек, и с какого-то этажа Дворца Культуры и Науки тоже. Море голов! А потом вышли эти, в нашей форме… Подкатили бэтээры, они поспрыгивали с брони, и сразу начали стрелять. Веером! Длинными очередями! Люди падали, как кегли… Паника началась, давка, а эти выродки только «рожки» меняют… Двести убитыми и… Я не помню уже, сколько тысяч раненых. Ужасно… А самое ужасное, что люди-то думают на нас!