Фантастические циклы романов. Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Шаргородский Григорий Константинович - Страница 66

Я тупо засмотрелся на всю эту жуткую композицию, завораживающую смесью мистического колорита и какой-то сбивающей с толку простоты – те же бочки и грубо зашитый мешок. А вот казаку было плевать на любые эстетические несоответствия – он как раз был человеком дела, поэтому сразу двинулся к ближайшему постаменту с явно деструктивными намерениями. Увы, сделать он успел только пару шагов. Внезапно тело Евсея взмыло в воздух, и его конечности резким движением вывернуло в неестественное положение. Послышался громкий хруст и совсем не героический взвизг. Затем изломанное тело отбросило на стену подземелья.

Мрак в углу комнаты сгустился, и на свет вышел некто в черном сюртуке и белой маске на лице.

– Мне жаль, что вы сюда пришли, – пророкотал магически измененный голос.

– А мне жаль, что я нашел здесь вас, профессор, – проглотив предательский комок в горле, сказал я.

– Вы правы, Игнат Дормидонтович, – обычным голосом сказал профессор Нартов, снимая маску. – После опознания бедолаги Лео это уже ни к чему. Я недооценил вас. Борзов был хорош как испытатель моих новинок, но умом он не блистал. Его даже не убедил якобы цинский амулет защиты от видоков. Да и сам я оплошал.

Профессор сделал жест рукой, и воздух вокруг него засветился. В этом свечении особо ярко проявилась нить, все еще ведущая в мою сторону.

– Обрывок связующей нити удильщика? – заинтересованно спросил он и еще одним жестом уничтожил связь. – Интересно, судя по всему, она напиталась моей энергией и потому продержалась так долго даже без контакта с видоком.

– Но почему? – не сдержался я и выплеснул свое непонимание и боль в одном вопросе. Разглагольствования профессора как-то прошли мимо моего сознания.

– Я ученый, мой юный друг, – с доброй улыбкой, которая ну никак не вязалась со всей этой жуткой мизансценой, сказал профессор. – Цель всегда оправдывает средства.

Его ответ мне ничего не объяснил, а дружеское обращение вызвало вспышку бешенства, и я резко вскинул револьверы. Дистанция мизерная, так что можно стрелять с двух рук. Грохот выстрелов заполнил помещение и ударил мне по ушам.

Профессор в ответ лишь криво улыбнулся. Воздух перед ним подернулся рябью, как водная гладь под дождем, а мои пули начали вязнуть, как мухи в патоке. В итоге все двенадцать застыли, не долетев до цели с десяток сантиметров.

Вот Нео губернского розлива!

Небрежным движением, как крошки со стола, профессор смахнул пули на пол и с укоризной покачал головой:

– Не делайте глупостей, Игнат Дормидонтович, мне не хотелось бы причинять вам боль.

От эдакой светской беседы у меня даже закружилась голова, в которую просто не помещалась дикая реальность.

– Не хотелось бы причинять боль?! А это что? – Широкий жест разряженным пистолетом получился каким-то театральным.

– Это очень важный эксперимент.

– Какой эксперимент? – От когнитивного диссонанса меня даже затрясло. – Это же не лабораторные крысы, а живые люди!

– Вы хотите сказать, хомо сапиенс? – В голосе профессора прорезалась сталь, которая появлялась, когда он в наших беседах говорил о глупцах и ханжах. Но раньше это были лишь сиюминутные всплески, а сейчас сталь звенела на долгой ноте. – Где вы увидели разум в этих самках? Вся их жизнь направлена на то, чтобы набивать брюхо, красиво одеваться и совокупляться с самцами, рожая им такое же бесполезное потомство. Я дал им шанс послужить науке и хотя бы свою смерть наполнить смыслом, раз уж жизнь была настолько пустой.

– А мучения предназначены для очищения их душ или все же для вашего удовольствия? – сказал я, вкладывая в голос максимальное количество сарказма.

В фильмах и книгах меня всегда бесила кульминационная сцена, в которой не такой уж глупый отрицательный персонаж начинал разглагольствовать, давая главному герою шанс на контрудар. Не скажу, что сейчас этот нюанс обрел для меня смысл, но профессору почему-то важно, чтобы именно я понял его поступки. Ну а мне было нужно выиграть хотя бы пару секунд на осуществление своего очень сомнительного плана.

– Не говорите глупостей. Какое очищение? Мучения этих пустышек меня не прельщают. Боль лишь инструмент для создания прекрасного и мощного творения, которо…

Больше ждать было нельзя. Правой рукой я, уронив пистолет, ухватился за рукоять подаренного ведьмой кинжала, а левой запустил разряженный револьвер в профессора.

После манипуляций с пулями бросать кинжал я не решился. От летящего мимо револьвера профессор небрежно отмахнулся, затем поднял руку, и меня сжало со всех сторон, словно нахожусь глубоко под водой. Даже не успел сделать и пары шагов. От мысли, что меня сейчас поломают, как Евсея, волосы на голове зашевелились и накатила дикая паника.

К счастью, обошлось. План в первой части потерпел ожидаемое фиаско, но во второй прошел очень удачно – через мгновение меня впечатало в стену прямо над безвольно лежащим казаком.

Первый десяток секунд после удара о стену и падение на тело друга я потратил на то, чтобы попытаться вдохнуть воздух. Коварные планы вспомнились только после этого.

– Я же просил вас не делать глупостей, – раздраженно сказал профессор, но его тон быстро сменился на заинтересованный. – Любопытная вещичка.

Когда сумел повернуться, при этом ощутив все кости и связки в теле, я увидел, что профессор рассматривает висящий перед ним в воздухе подарок Эммы.

– А ведь у вас могло и получиться, – покачав головой, продолжил Нартов. – Игнат Дормидонтович, не заставляйте меня убивать вас.

– А есть другой выход? – со смехом, больше похожим на карканье, прохрипел я, ворочаясь рядом с телом Евсея.

– Другой выход есть всегда, – нравоучительно поднял палец безумный ученый, переместив по воздуху кинжал, к которому он так и не прикоснулся, на бочку с одной из мерцающих колб. – Сейчас я планирую использовать одно заклинание. Конструкт спорный – шанс на то, что вы забудете последние несколько дней, довольно мал, и есть вероятность утраты здравого рассудка. Зато вы точно останетесь живы.

Перспектива стать сумасшедшим испугала меня больше угрозы смерти, но я постарался выбросить ненужные страхи из головы и сосредоточиться на своих действиях. Все эти кульбиты с риском получить серьезную травму имели одну цель – добраться до навески пояса казака. Рычаг взвел пружину, а нажатая кнопка тут же отпустила ее. После тихого хлопка я выждал три секунды и резко развернулся к профессору.

Бросок получился так себе, но главное – он привлек внимание патологически любопытного человека.

– А это что та…

Зажмуриваясь, я успел увидеть только то, с каким интересом профессор рассматривает зависшую перед ним гранату.

Все хорошо, да только про уши я забыл. Жахнуло так, что звон в ушах перекрыл другие звуки. Профессору было еще хуже – он явно потерялся в пространстве. Со стороны это выглядело пугающе. Не знаю, что сделал с собой любитель разгадок тайн мироздания, но точно ничего хорошего. Потеряв нормальные способы воспринимать реальность, колдун выбросил во все стороны какие-то щупальца. Что-то мне подсказывало, что дезориентация дело временное. Собрав остатки силы, я рванул вперед с низкого старта. Уже на бегу подхватил с бочки кинжал и продолжением движения воткнул его профессору в солнечное сплетение. Затем резко провернул. Щупальца колдуна тут же оплели меня всего и начали душить, но уже через мгновение эта мерзость истаяла в воздухе.

Профессор упал на спину, псевдоплоть сошла с него, и теперь внешне это был простой старик, пытающийся выдернуть из раны в животе застрявший там кинжал. Только сделать это ему будет ой как непросто. Смотреть на мучения своего бывшего друга и наставника я не стал, просто подхватил с пола один из револьверов и быстро его зарядил.

Увы, моя решительность прожила недолго. Наведенный на голову корчащегося колдуна ствол так и не выстрелил.

Да, он убил много девушек, и муки последней его жертвы все еще отзываются в моей душе, как не очень старая рана. Он причинил ей ужасную боль, но ведь это не моя боль. Лично я от Нартова видел только хорошее. Когда-то я услышал и принял на вооружение поговорку: «Плохих людей не бывает, бывают лишь не сложившиеся отношения». Но если у нас вот с этим экспериментатором сложились хорошие отношения, мне что, забыть про его преступления, или, хуже того, позволить и дальше творить зло?