Ловушка для горничной (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 15

— Правда? — поворачивает ко мне голову.

— Мне нет смысла вводить тебя в заблуждение. Охранника проверю.

— Хорошо, спасибо, — кивает и снова закрывает глаза.

Мой плед она не взяла. Ее платье немного подвернулось, оголяя ноги. И мои глаза сами собой пожирают эти ноги. Шикарные ноги. Я поклялся ее не трогать. Но желать ее меньше не стал. С трудом отрываю взгляд. Иду к шкафу, выдвигаю барную полку и наливаю себе коньяка.

— Вино: белое, красное?

— Коньяка, — ухмыляется она. Наливаю ей. Коньяк даже лучше, мне нужно развязать ее упрямый язык. Так себе метод, но, а какие у меня еще есть варианты? В трезвом уме она ничего мне не расскажет.

Протягиваю Василисе бокал. Девушка садится, одергивая юбку, но бокал не принимает, поднимаясь на ноги.

— Лимон принесу, — комментирует она.

— Сядь! — выходит резко. — Присядь, пожалуйста, я сам принесу, — говорю уже мягче, вручаю ей коньяк, свой ставлю на стол, выхожу из кабинета. На кухне режу лимон, посыпаю его тростниковым сахаром, захватываю еще сырную нарезку и маслины.

Возвращаюсь, Василиса сидит на месте. Ноги под себя поджала, крутит бокал и смотрит в окно. Ставлю все на широкий подлокотник дивана, двигаю свое кресло на колёсиках, подкатываю к Василисе, беру свой бокал, сажусь.

— За твои страхи, не чокаясь, — оскаливаюсь, салютуя ей бокалом.

— Хороший тост. Учитывая, что ты тоже… — не договаривает, также язвительно ухмыляется, делая глоток алкоголя. Пришла в себя моя девочка. Кусается. И, как ни странно, теперь это меня совсем не бесит. Лучше уж так, чем ужас и паника в ее глазах.

Выпиваем. Закидываю оливку в рот. Вася зажмуривается, пытаясь вздохнуть. Не привыкла пить крепкие напитки. Протягиваю ей дольку лимона. Демонстративно не принимает из моих рук, берет другую дольку, съедает. Ладно, съедаю сам. Наливаю нам еще.

— Если цель – меня напоить, то ничего не получится, — сообщает она мне, снова отворачиваясь к окну.

Встаю с места, закрываю жалюзи. Во-первых, зрители нам не нужны. Во-вторых, это окно отвлекает ее внимание.

— Что именно не получится? — ухмыляюсь, садясь на место.

— Ничего.

— Я сказал, что больше тебя не трону. Не трону без твоего разрешения.

— Не об этом речь. Я не болтливая, когда пьяная. А дурная, — ведет бровями, снова выпивая.

— Дурная – это интересно, — тоже опрокидываю бокал. Снова протягиваю ей лимон. Я настойчивый, когда хочу. Вася по той же схеме не берет из моих рук лимон. Снова съедаю сам, чем веселю Василису. Усмехается. Язвительно, конечно. Но все же улыбка на ее губах радует. Мне даже нравится такая немного циничная язва. Заводит. Только мне, конечно, ничего не достанется. Но могу я хотя бы полюбоваться?

— О, поверь, тебе не понравится.

— Проверим? — снова плескаю ей коньяка. Смотрит на меня с вызовом, и я его принимаю.

Андрей

Отставляю бутылку коньяка на пол. Нам пока достаточно. Мне нужно расслабить и развязать язык, а не невменяемое тело.

Тело… Прикрываю глаза. Несмотря на то, что я считаю себя последним подонком из-за того, что взял силой, я все равно хочу Василису. Это что-то мужское, животное, на уровне инстинктов. Запах ее, голос, глаза, губы, нежная кожа и даже эти язвительные ухмылки – абсолютно все в ней вызывает желание. И это нормально, это отлично, когда женщина настолько манит, когда будит в тебе животные инстинкты, эмоции, которых давно не было, когда кипит кровь… Но плохо в нашей ситуации. Мне реально страшно теперь к ней прикоснуться. Она, как хрупкая ваза из тончайшего стекла. Уже разбитая ваза и плохо склеенная.

Василиса откидывает голову на спинку и прикрывает глаза. Поднимаюсь с кресла, прохожусь по кабинету – невыносимо сидеть с ней рядом и не касаться. Приоткрываю окно, прикуриваю сигарету, выдыхая дым.

— Ты так и не ответил мне тогда, — произносит девушка. Оборачиваюсь, Василиса все так же лежит на спинке, смотря в потолок.

— Не помню, чтобы ты задавала вопросы, — беру пепельницу, снова сажусь рядом. Девушка поднимает голову, заглядывая мне в глаза.

— Что чувствуют мужики после того, как берут силой? — проговаривает она. Сглатываю, на секунду прикрывая глаза. Теперь я не выдерживаю ее глубокого взгляда.

— Жаждешь моих внутренностей? Крови? — открываю глаза, зависая в ее зелёных омутах. Есть что-то в ее глазах… что-то завораживающее.

— Да. Имею право, — отбирает у меня сигарету, затягивается, выдыхая дым мне в лицо.

— Имеешь, — выдыхаю, наблюдая, как ее пухлые губы смыкаются на фильтре. Очень сексуальные губы. Мне не нравятся курящие женщины. Но парадоксально нравится, как это делает она. — Хочешь правду?

Кивает, снова затягиваясь, не отрывая от меня глаз. Наверное, впервые так открыто на меня смотрит, глаза в глаза. Только мне ни хрена не хорошо от этого. Мне тошно. В ее взгляде претензия, ненависть и легкое пренебрежение. Она топит меня своим взглядом.

— В ту ночь меня триггернуло. Так… Свои тараканы… Накрыло. Да, я был пьян. Реально много выпил, несмотря на то, что ровно стоял на ногах. Мне казалось, что ты сама заигрываешь, продаешь себя дороже. И это тоже мое дефектное нутро, как отголоски прошлого. Ты привлекательная женщина, манящая, сексуальная. Скорее всего ты даже не представляешь, насколько действуешь на мужчин. Мне казалось, что знаешь. Я обратил на тебя внимание задолго до этого дня. Да, взял. Думал, твое сопротивление – это жеманство и игра, для поднятия ценника. Ты особо не сопротивлялась, а когда расслабилась, так крышу вообще снесло, — сглатываю.

Василиса, кажется, даже не дышит, смотрит на меня застывшим взглядом. Мне не хочется продолжать, но… ей так надо, мне так надо. Пусть увидит все мое нутро.

— Пришёл в себя не сразу, наверное, даже на утро не полностью осознал. Осознал совсем недавно, насколько чудовищную ошибку совершил. Гадко от себя. Если бы можно было отмотать время назад… Но… — втягиваю воздух, не могу смотреть ей в глаза. Забираю из ее рук давно истлевшую сигарету и тушу ее в пепельнице. Поднимаюсь с места, снова прикуриваю, отворачиваясь к окну. — Я могу просить прощение. Простишь? — не смотрю на нее, поскольку знаю ответ. Василиса молчит. — Мое «прости» ничего не исправит. Но если быть до конца честным, ты запала очень глубоко в меня. И я…

— А вот теперь замолчи! — резко обрывает меня Василиса. Захлопываю рот, сжимая челюсть. — Не нужно мне этого говорить.

— Да молчу, — грустно усмехаюсь. — Вот такая моя уродливая правда. Кстати, давай за это выпьем, — разворачиваюсь, беру бутылку, плескаю нам еще коньяка. Я трезв, для меня это ничтожная доза, а у девочки уже блестят глаза. — За правду, — поднимаю бокал.

— Не чокаясь, — ухмыляется. И мне хочется поцеловать эту ее ухмылку. До покалывания в губах хочется. Зарыться в эти волосы, притянуть к себе и…

Выпиваем.

— Могу я просить от тебя той же правды? — спрашиваю ее.

— Хочешь знать, что чувствовала я?

Не хочу.

Отрицательно качаю головой.

— Расскажи мне, кто этот мужик. Подробно.

Вася качает головой.

— Мне нужно это знать. Чтобы… — глотаю мат. — Чтобы наказать, чтобы освободить тебя от страхов. Не могу действовать вслепую, открой мне глаза. Дай шанс хоть как-то искупить.

— Ах, Андрей Сергеевич, я всего лишь прошу оградить этот дом от вторжений посторонних и обеспечить мне безопасность здесь. А рыться в моем белье не нужно. Оно настолько грязное, что, боюсь, вас стошнит.

— Василиса! Прекрати! Ты всю жизнь собираешься здесь работать?! Всю жизнь бояться сделать шаг за периметр?

— Нет… — сдувается, выдыхая. — Я прощу тебе твои грехи за свою свободу. Дай мне время, и я расскажу.

— Сколько?

— Не знаю, не сегодня…

— Хорошо, — тоже выдыхаю. Терпения мне не занимать. Это уже хоть что-то.

Поздно, я вымотан морально близостью с ней, разговором, своими признаниями, эмоциями, нервами. Снимаю пиджак, расстёгиваю рукава рубашки, закатывая их. Сажусь рядом с Василисой на диван, тоже откидываясь на спинку, запрокидываю голову и прикрываю глаза. Расставаться с этой девочкой мне не хочется. Тянет прижать ее к себе и просто уснуть. Но мои такие простые желания сейчас нереальны.