Маленькая для Шопена (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 25

- Да! Они предали меня…Я ненавижу в этой жизни только одно – предательство. Многое можно простить…но только не это.

- Зачем ты…зачем ты взял меня с собой.

- Мне захотелось.

Я разочарованно выдохнула.

- Что такое? Ты недовольна, что ответ не изменился? Наверное, это потому что я говорю правду.

- Но в этом нет смысла.

- Разве?

- Нет. Я не понимаю. У меня не выстраивается логическая цепочка. Зачем брать ребенка своих врагов, воспитывать, растить, кормить, одевать…Зачем? Это разновидность мести?

- Знаешь ответов нет и у меня. Я так захотел. Увидел тебя и захотел взять себе.

- Ты говоришь обо мне как о зверушке.

- Именно так и есть.

- Это отвратительно!

- А кто сказал, что правда красивая?

Смеется, явно наслаждаясь моим унижением и недоумением. И мне сейчас и правда хочется выстрелить в него. Потому что он стал для меня намного большим чем просто Безумным Чудовищем, которое украло меня и превратило в комнатную собачку.

- Всю жизнь я не буду твоей игрушкой!

Вскрикнула я и встала с подстилки. Я больше не хотела продолжать этот пикник. Мне нужно было попасть домой и остаться в своей комнате наедине со своими мыслями.

- Ты будешь моей игрушкой пока я этого хочу.

Ответил продолжая есть шашлык и запивать вином. Вытянул свои длинные ноги, облокотившись о ствол дерева и запрокинув голову.

- Ты просто больной ублюдок, да?

Резко встал, оперся как-то неудачно на больную ногу, выматерился, сделал хромой шаг ко мне и резко схватил за горло.

- Никогда не говори со мной как…

- Как кто?

- Как шлюха подзаборная!

- Кто знает кем я стану в будущем…или ты сам мне мужа найдешь, а, хозяин? Может будешь распоряжаться когда и с кем мне трахаться?

Пощечина заставила меня замолчать и схватиться за горящую щеку, увидеть, как сверкают голубые глаза, как они потемнели.

- Пошла в машину!

- Что такое? Нечего ответить? Только бить можешь? Меня можно я же зверушка!

- Да! Блядь! Тебя можно! Потому что ты МОЯ! Зверушка! Пшла в машину!

Я вдруг вскинула руку вместе с пистолетом и направила ему в грудь, в левую сторону. Расхохотался громко и так унизительно. Так мерзко, что я и правда захотела выстрелить. Приблизился ко мне так что дуло уперлось ему в грудь.

- С предохранителя не сняла.

Потом вырвал у меня пистолет, щелкнул предохранителем и поставил дуло к моей голове. Так что я зажмурилась и судорожно глотнула воздух.

- Дура малолетняя!

Убрал пистолет и толкнул меня в затылок к машине. Всю дорогу мы молчали. А когда выходили Шопен отдал мне коробку с пистолетом.

- Это твое. Пусть лежит у тебя в комнате. Каждую неделю тебя будут учить стрелять!

У меня в жизни было много женщин, бессчётное количество. Я не помнил их лиц, тел, глаз и голосов. Были роковые красавицы и самые экзотические самки разных пород. Опытные, жадные сучки, умеющие выкрутить яйца мужикам и привязать к себе, накинуть аркан и таскать на коротком поводке. Но со мной такое не проходило. Женщины были для меня всего лишь блюдом, я баловал себя самым разнообразным меню. Я пробовал, иногда смаковал, иногда проглатывал и забывал, в каком месте ел и какое оно было на вкус.

А с ней… я вдруг ощутил себя беспомощным и ведомым. Ведомым какой-то малолеткой, безграмотной, грязной оборванкой с улицы… Она словно накинула мне на горло поводок и дернула петлю да так туго, что как я не пытался ослабить узел, он только затягивался еще сильнее. Она будила во мне все самое мрачное до черноты и все самое светлое, какое можно вообразить. Я то восхищался, то хотел оторвать ей голову. Нравилась она мне. Все в ней нравилось, в сучке этой. И еще переворачивало, что она дочь этого ублюдка, переворачивало так, что хотелось всю свою ярость выместить на ней, причинить боль, содрать ошейник, накинуть на ее тонкую шейку и затягивать так сильно, чтоб она задохнулась.

Ничья его девочка. У. Соболева

Я боюсь признаться самой себе, что мне нравится играть на пианино. Нравится трогать пальцами клавиши. Черное белое, черное белое. Две белых, Две черных и снова черное белое. Когда я играю, представляю, что это моя жизнь. Вот она сплетается, черное с белым перемешивается. Становится чем-то общим, но никогда не станет серым. Только белое и черное. И Шопен именно такой. Черное с белым. Виктор. Теперь я знала его имя и про себя называла его только по имени.

Если не злилась. Но это бывало редко. Чаще всего я находилась в перманентном состоянии между адской ненавистью и какой-то захлебывающейся детско-подростковой любовью. Нет, я не умела любить в общепринятом смысле этого слова. Меня никто не учил, никто мне не показывал что такое любовь. Я не была любимым ребенком, любимой девочкой. У меня не было первой любви в школе. У меня был только Шопен. И любила я его своеобразно. Потому что он был для меня всем. Отцом, другом, мужчиной и…любовником в моих эротических фантазиях. Виктор. Витя.

Никогда бы не посмела к нему именно так обратиться. И даже не хотелось. Только про себя, только внутри когда оставалась наедине с собой и представляла как прикасаюсь пальцами к его шрамам.

В тот день когда все началось, а точнее воспламенилось и начало гореть к такой-то матери в самом пекле они уехали из дома. Он и его телка. Куда я не знаю. Отчеты мне никогда не давали. Я проследила за ними в окно, как они садились в машину. Как он аккуратно держал перед ней распахнутую дверь, помог ей забраться на сиденье и подал сумочку. Сама галантность, блядь. Никогда не слышала, чтобы он даже голос на нее повысил. Зато на меня можно. На меня можно орать, меня можно бить, меня можно тыкать носом, приставлять ствол к башке. Со мной можно делать что угодно, как он сказал, я его зверушка. Интересно какой он видит меня со стороны? Какой я сама вижу себя со стороны? Рядом с ним… Былое ощущение собственного превосходства, которое было в интернате улетучилось. Моя уверенность всегда гасла рядом с Виктором, она превращалась в пыль потому что он не давал мне из нее подняться. Никогда не давал забыть, что я для него.

Зазвонил телефон. Обычно я на него не отвечала. Но сейчас подошла. Потому что кроме меня никого дома не было. Стало интересно кто это. А еще захотелось повыпендриваться и нагло ответить. Почувствовать себя хозяйкой этого дома, а не питомцем.

Ответила, плюхнувшись с аппаратом на кровать, в распахнутом халате и видя собственное отражение в зеркально чистых натяжных потолках.

- Привет, Лизка.

От неожиданности подскочила. Потому что мне сюда никогда никто не звонил.

- Это кто?

- Ты меня не узнала, это Дима.

Что еще за Дима и где он взял мой номер? Хотя, мне впервые звонил парень и это было чертовски приятно.

- Твой однокурсник. Левретов.

- Точно. Помню. Левретов.

Соврала я, на самом деле я его не помнила. На курсе были и девушки, и парни. Девушек, конечно, больше. Всего четыре парня и какой из них Левретов Дима черт его разберет. Очень хотелось чтоб это был симпатичный брюнет с аккуратной щетиной и красивыми карими глазами, но с моим счастьем это будет какой-то ботан в очках.

- На дискарь хочу тебя позвать. Открыли новый клуб “Переней” на Центральной. Завтра будет тусовка. Только свои. У меня есть протекция и меня пропустят. Пойдешь?

Адреналин тут же шваркнул по венам, воспламенился абсентом в крови и я естественно согласилась.

- Пойду. Во сколько?

- В девять вечера, встретимся у вагонов.