Поход самоубийц (СИ) - Попов Илья В. - Страница 48

— Мы у вас не задержимся, — заверил его Ленс. — Нам нужна баржа и человек, способный доставить нас в Исслейм.

Томаш долго молчал, пожевывая ус и оглядывая его внимательным взглядом. Наконец он выдохнул, откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди:

— И что же, позвольте спросить, тянет вас в проклятый город? Там нет ничего, кроме смерти.

— Именно за ней мы и идем, — сухо улыбнулся Ленс.

— Не скажу, что наш городок когда-то преуспевал, — спустя несколько мгновений начал Томаш; в голосе его звучала искренняя горечь, взгляд же был устремлен куда-то в стену, поверх головы Ленса, — но все же мы не жаловались. Через наш город проходило несколько торговых путей, воды полнились от рыбы, и даже ящеролюды не слишком беспокоили, если, конечно, мы не заходили далеко в их болота.

Однако несколько лет назад все изменилось. В сетях вместо пескарей и окуней начали попадаться диковинные твари, уродливые настолько, что мы боялись их даже пробовать, выпуская обратно в реку или сжигая в огне. Скот начал нестись двухголовым приплодом, а потом и вовсе издох. Местных же постиг странный недуг, от которого кожа вздувалась и покрывалась гноящими отростами. Большинство больных умирали в страшных муках, некоторые же покидали ночью свои постели и прямо в исподнем уходили в топи, откуда уже больше не возвращались.

Это все проклятый туман, Хворь, окруживший Исслейм. Со временем он раскидывает свои щупальца все дальше и дальше, оскверняя и пожирая все, к чему не притронется. Хворь едва-едва коснулась своим гнилым дыханием Силата, но даже так мы чувствуем на себе ее влияние…

— И к чему все эти россказни? — хмыкнул Морган, до того разглядывающий висевшие на стене оленьи рога. — Пытаетесь набить цену за свои услуги?

— Я дам вам и баржу, и людей, — отмахнулся Томаш. — И не возьму за это ни медяка. Монеты в этой глуши ни к чему, разве что грызть их, когда последний сухарь в наших кладовых покроется черной плесенью, от прикосновения к которой кожа потом зудит неделями. Нас здесь осталось мало и мы уже корнями въелись в эту землю, в которую и ляжем, когда придет время. Но хочу предупредить — если вы войдете в Исслейм, назад дороги не будет.

— Мы знаем, — ответил Ленс.

— Что ж, — вздохнул Томаш и взглянул на него с каким-то сожалением, — в таком случае вы можете остановиться в корчме «Трилистник». Комнаты ее все равно пустуют. Отдохнете, выспитесь, а завтра утром отправитесь в путь. Как выйдите из ратуши — прямо до конца. Не ошибетесь.

Поблагодарив Томаша, их семерка вышла наружу.

— Не нравится мне тут, — процедил Спайк, оглядываясь, и сплюнул под ноги. — Что-то уж больно тепло нас встретили и чуть ли не в задницы расцеловали.

— Согласен, — кивнул Ленс. — Поэтому глядим в оба и не расслабляемся.

Не успела Птаха сделать и шага, как к ней вдруг подлетела какая-то старуха в изношенных лохмотьях, от которых разило мочой и потом, с паклей седых волосы на голове и безумным взглядом. К груди она прижимала небольшой сверток, а пергаментную кожу ее покрывали коричневые пятна и черные струпья, от одного взгляда на которые Птаху невольно передернуло.

— Какая ты красавица, дорогуша! — проворковала старуха, раззявив в улыбке беззубый рот. — Как тебя зовут?

— Отвали, — дернула плечом Птаха, однако та не унималась.

— Горзи? О, какое совпадение! Мою малютку зовут также! Она просто лапочка, не правда ли?

Старуха протянула Птахе сверток. Она ненароком заглянула вовнутрь и застыла от отвращения — внутри лежал полностью иссохший почерневший трупик ребенка, который, похоже, не успел дожить даже до трех лет.

— Что? — старуха приложила ухо к свертку. — Что?! Эта тетя — убийца и потаскуха, что трахается с клятвоотступниками? Какая мерзость! Гадость! Дрянь!

Последние слова старуха прокричала прямо в лицо Птахе, брызжа слюнями и тыча в нее указательным пальцем с невероятном длинным черным ногтем. Не успела Птаха произнести и слова, как Спайк что есть мочи пнул вопящую старуху в спину, отправив ее в пыль.

— Заткни пасть! — рявкнул Спайк, пока старуха, бережно подняв упавший сверток с его ужасным содержимым, баюкала его, словно живое дитя, что-то шепча себе под нос. — Шлюха старая, я тебе шею сверну, если еще раз увижу. Усекла?!

— Не думаю, что ссориться с местными — хорошая идея, — тихо произнес Ленс и кивнул в сторону стоявших неподалеку горожан, которые, судя по злобным взглядам, устремленным на Спайка, явно были не слишком довольны увиденным.

— Да срал я на этих селюков, — проворчал Спайк. — Недовольство свое пусть в задницу себе засунут.

— Быть может, вернемся на корабль? — предложил Морган, косо поглядывая на жирного мужика, чья лысая голова напоминала огромную бесформенную тыкву, который, ничуть не стесняясь, глазел на них выпученными слезящимися глазами и шерудил правой рукой в штанах.

— Я скорее самолично вскрою себе вены, чем хоть еще раз ступлю на палубу, — мрачно заявил Архан и направился вперед, не обращая ни малейшего внимания на любопытствующих бюргеров.

«Трилистник», увы, оказался под стать Силату. В полутемно зале не было ни души. Правда, с этим выводом Птаха явно погорячилась. Проводив взглядом жирного таракана, что пробежал по стене и скрылся в ближайшей щели, Птаха поняла, что проснувшийся было аппетит ее опять уснул. Ленс тоже выглядел так, словно куснул лимон, Морган, прежде чем усесться за ближайший стол, провел ладонью по скамье, брезгливо сморщился и аккуратно присел на краешек, остальных же, похоже, мало что смущало.

Вышедший из кухни кормчий не выказал ни малейшего удивления нежданным гостям, точно к нему каждый день захаживали шрау с грэллами. Невысокий толстяк, на объемном пузе которого едва не лопался заляпанный жиром фартук, не спеша подошел к их столу и застыл в ожидании. Птаха же заметила, что правую кисть мужчины покрывает сухая корка, похожая на болячки той полоумной, что таскала с собой мертвого ребенка. От одной мысли о том, что незнакомец будет накладывать еду этой рукой Птахе стало дурно. Поэтому, покуда Спайк выспрашивал у хозяина насчет выпивки, она поднялась по скрипучей лестнице, зашла в небольшую комнату, смахнула с одеяла еще одно насекомое и растянулась на жесткой кровати, даже не сняв сапоги.

Птаха и сама не заметила, как уснула. Проснулась она от скрипа раскрываемой двери. Послышались тихие шаги, под которым застонали половицы. Кровать чуть прогнулась, когда Ленс лег рядом с ней и обнял ее одной рукой. Чувствуя тепло его тела и горячее дыхание на шее, Птаха улыбнулась и заворочалась на постели, придвигаясь ближе.

— Соскучилась? — вкрадчиво прошептал ей на ухо Алан.

Птаха в одно мгновение распахнула глаза, скатилась на пол, вскочила на ноги и огляделась. Однако в комнате никого не было. Твою мать, приснится же такое… Птаха вдруг поняла, что в харчевне стоит небывалая тишина, столь пронзительная, что можно было услышать, как пауки в углу плетут паутину. Почувствовав неладное, Птаха вышла в коридор и заглянула в приоткрытую дверь напротив — никого. Только низкая кровать и стоявшая подле нее тумбочка, покрытая слоем пыли толщиной с палец. Одну за одной Птаха обошла все комнаты, но от ее спутников не было и духу. Должно быть, они до сих пор внизу. Вот только странно, что оттуда не доносится ни звука.

Спустившись вниз, Птаха обнаружила абсолютно пустой зал. Лишь на одном из столов находилось большое блюдо, накрытое круглой крышкой, из-под которой доносился тихий шорох. Полная дурных предчувствий, Птаха сняла крышку — а следом в отвращении отшвырнула ее в сторону и отшатнулась назад, увидав отрезанную голову с черными дырами заместо глаз, разинутым в немом крике ртом и слипшимися от крови волосами, по которой ползали толстые белые личинки. Присмотревшись, Птаха вдруг поняла, что пред ней находятся останки Ленса.

Проклятье!

Птаха спешно отвернулась, закрыв рот ладонью и чувствуя, как к горлу подступает склизкий ком. А следом в душе ее начал разгораться знакомый огонек. Когда-то она думала, что уже привыкла к потерям, но теперь… Птаха стиснула зубы и вытащила кинжалы. Она не могла сказать, по какой причине местные жители решили напасть на приезжих, но одно она знала точно — каждый из ублюдков, приложивших руку к расправе, к утру жестоко об этом пожалеет. Если придется, Птаха вырежет весь этот занюханный городишко и оставит от него лишь обуглившиеся остовы. Прикусив губу, Птаха почувствовала, как глаза ее защипало, однако спустя мгновение она встряхнулась и выругала сама себя. Не время горевать. Сейчас необходимо найти остальных. Если они еще живы, разумеется.