Милорд и Сэр - Федорова Екатерина - Страница 46
- Предыдущая
- 46/73
- Следующая
– И что? – выждав приличествующую паузу, поинтересовался сэр Сериога.
– Еще немножечко подождите, друг мой Сериога…
Он, бездумно повинуясь, снова молча уставился в безупречно гладкий кружок воды внизу. Колодец как колодец, и что в нем может быть такого? Для удобства он оперся одной ногой о каменный бортик, облокотил правую руку на приподнятое колено. И снова посмотрел вниз, на самого себя…
Его отражение – тоже в каком-то смысле он, только тот, другой, что был в колодце, вдруг как-то странно, дерганно шевельнулся. И ожил.
Серега, затаив дыхание, наблюдал, как полузатененный силуэт его самого (!) там, внизу, беззаботно выпрямляется, опирается обеими руками о свод колодезного ограждения. Как он сам оперся бы о достаточно низкую арку дверного проема. И смотрит на него снизу – с нахальной, скользкой какой-то ухмылочкой. И в глазах отражения вроде как просверливаются изнутри лучики странного сияния. Зелено-гнойного сияния, червяками извивающегося в зрачках.
И от этого сияния как-то сразу захолодели его собственные глаза. В глубь головы тут же стрельнула дикая, пронзительная боль.
Содрогнувшись, Серега резко отодвинулся от края колодца, растерянно потер лицо, вопросительно поглядел на леди Клотильду. Та в ответ отрицательно помотала головой:
– Не знакома я с тем, что сокрыто в глубине сих вод, знаю только одно – противно сие Богу. Ибо не может быть того, чтобы столь богомерзкое явление угодно было Творцу Всевышнему. Но благодетелю и радетелю нашему, – она коротко мотнула головой назад – туда, где за кожаным занавесом продолжал глухо стонать с подвываниями барон Квезак, – ему суть сего известна. Хоть и не ведает доподлинно он, что именно скрывается в водах этих… скрывается с его соизволения и по его инициативе, кстати. Но утверждает, что это… этот колодец и есть его защита супротив мандонады эльфийской. Мол, тварь или твари, что обитают там… и коим жертвовал он души пытуемых… обещались за то прийти ему на выручку в случае необходимости. Или же отомстить за него. Посему, мол, и не боялся он мандонады эльфийской. Мне он заявил также, что сокрытые в колодце… или один сокрытый демон, в числе он не уверен, выйдут отсель аккурат после захода солнца. Его самого непременно освободят… или даже оживят, ежели потребуется… а дерзнувших на него – то есть меня и вас, – подвергнут той страшной каре, каковую он самолично восхочет избрать. Еще он заявил, что сами Преждеживущие не в силах сражаться с этой нечистью. Оттого и не рискнули ни разу вступить с ним в открытое противостояние, защищая ваши неотъемлемые права как герцога и их избранника. И посему мандонада эльфийская для него так, фук сплошной.
– Это возможно? То есть я хотел спросить… все это действительно может произойти?
Клоти покосилась на него, ее губы раздвинула странная, почти волчья усмешка.
– В действительности, как любил говаривать мой дедушка, никак не может быть, чтобы на дурняка досталась какая-нибудь особо невероятная удача. За все непременно попросят заплатить… и заплатить немало. Платить, как он говаривал, приходится даже за то, чтобы на вас сыпались неприятности. Ибо даже и их бесплатно не раздают…
– Оптимист был ваш дедушка, однако, – проворчал Серега, потирая веки, – глаза от холода уже отошли, но глазные яблоки продолжали ощутимо болеть.
Клотильда почему-то обиженно вскинулась:
– Сэр Сериога! Милорд герцог Де Лабри! Я попрошу вас… заумных бранных слов, говоря о родичах моих, не употреблять!
– Что вы, – ошеломленно сказал Серега, – и в мыслях не было…
– Удовлетворена я, – царственно объявила леди Клотильда, – смущением вашим. Верю, что и впредь воздержитесь вы от словцов подобных. Кстати, на всякий случай – опизимись, так? Вы не поверите, сэр Сериога, сколь трудно нынче ввернуть в благородном собрании словцо, истинно бранное и доселе никем не слыханное! Так сказануть, чтобы и ухи…
– Пессимист, – мрачно подсказал Серега, одним глазом опасливо косясь в черное колодезное жерло. Клоти же опасное соседство ничуть не трогало, стояла себе рядом с колодцем и болтала вольготно, прямо как на рыцарском плацу, где вокруг одни только братки-рыцари и уж точно никаких тебе опасностей, кроме дивных ароматов от самих рыцарей и их сапог. – Раз назвали пессимистом, то уж точно – нехороший человек…
– О да, – обрадованно заявила леди Клотильда и с упоением закатила вверх глаза. – Опизимись – раз. Пизимись – два! Сэр Квагри с ума сойдет от зависти! Друг мой Сериога, воистину кладезь вы мудрости, нива благодатная…
– Ну-ну, – опасливо прервал Серега фонтан средневековых славословий. – Что делать-то будем? С колодцем, я имею в виду, и с тем… с теми, кто там живет. Говорите, ночью выйдут? До ночи, конечно, еще далеко…
– Решать вам, – леди прочесала кудлатую голову растопыренной пятерней, что-то там, к ужасу Сереги, выловила и, запустив пальцы в рот, с наслаждением надкусила это нечто зубом, – что будем делать. Однако ж отмечу, что яснее стало мне теперь все то, что происходило и происходит вокруг нас. И с нами тоже. И почему лесной хозяин так сильно восхотел, дабы в первую очередь расправились мы с бароном Квезаком. Отчего сам барон проявил такую, прямо скажу, почти неприличную смелость по отношению к нам. Даже ловить нас кинулся, презря мандонаду эльфийскую. И странные заявления оборотня вашего о том, что лесной-де хозяин любит, дескать, таскать камни из огня чужими руками, мне теперь ясны и понятны. Должно быть, сии твари… сей колодец всегда был и будет как бельмо на глазу у всех Преждеживущих.
– Итак? – попытался было Серега призвать леди Клотильду к исполнению своего прямого долга. А прямым долгом всякой честной женщины, как это знает любой мужчина, является сложное дело принятия решений в трудных ситуациях. Причем решения она должна принимать и за себя и за того (то бишь за своего) парня. – Все ж таки что же нам теперь-то делать? И что мы вообще можем сделать в этой-то заварухе…
– Заваруха? – снова с выразительным надломом приподняла свою соболиную бровку леди Клоти. – Блюдо со стола холопов? И хотя не стала бы я столь уничижительно отзываться о деле сем сложном, но… мне нравится ваш настрой, сэр Сериога. Он напоминает моего жеребца, м-м… тот тоже ржет и бьет копытами, когда надо и не надо…
– Нет, ну леди Клотильда! – почти взмолился Серега. – Я вполне серьезно. Как, по вашему мнению, нам следует поступить? Может, прямо сейчас по-быстрому и смоемся отсюда? И мстить тогда этой сволочи будет некому…
– Друг мой Сериога! Не следует забывать, что отныне именно вы – полноправный хозяин и сеньор этого замка. Хоть вас еще и не признали, но вы-то сами уже объявили себя таковым. Вред барону уже нанесен. Он может озлиться на всех тех, кто сбежать не может… И он, и нечисть под его крылышком равно опасны для людей. ВАШИХ людей… А также недостойно и вас, и новоприобретенного титула вашего будет, ежели и впрямь побежите, прячась в надежде сохранить свою бренную жизнь. Ибо что есть жизнь? Это всего лишь возможность оставить о себе добрую память. И следовательно…
– Понял, – не совсем вежливо, но в достаточной степени угрюмо перебил Серега вошедшую в агитационный раж баронессу. – Значит, буду сидеть и ждать. Раз жизнь ничто, а дырявая память потомков все…
– Ну, во-первых, не буду ждать, а будем ждать, – ласково пожурила его Клотильда. – Куда вы без меня? То есть, ваше сиятельство, я хотела сказать: как я без вас? А во-вторых, засядем здесь только к вечеру, как раз перед заходом светила – раньше ЭТО, судя по словам нашего баронишки, появиться никак не может.
– С чего так? – буркнул Серега. – Света дневного, что ли, боится? Так тут и днем темно, как у… как у любого нормального человека в заднице.
– В заднице у холопа, вы хотели сказать, – просветила его леди Клотильда. – Всякому известно и понятно, что к истинно благородным людям слова эти относимы никак быть не могут.
– Ну да, – ехидно заметил Серега, – у истинно благородных и задние части тела по-другому устроены. Аж светятся…
- Предыдущая
- 46/73
- Следующая
