Задача третья: судиться! (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 2

— В таком случае для меня это новость, — сложила я руки на коленях, обдумывая, чем это может грозить. Да вроде бы ничем.

— Не просто Высшая. У ведьм вне категорий тоже есть свои градации силы. Вы одна из сильнейших, и я совершенно не понимаю, как вас могли так бездарно прошляпить, — досадливо вздохнула Виденеева. — Но ничего страшного, к счастью, метки на вас пока нет, поэтому не всё ещё потеряно.

После её слов я беспомощно обернулась на Михаила Натановича. В смысле метки нет? По его непроницаемому лицу сложно было понять, что происходит. Я чувствовала метку! Она окутывала тёплым одеялом, я ощущала силу и любовь Артура. Оборотни-дознаватели с любопытством посмотрели на ведьму, а затем заговорщически — на меня. Один даже подмигнул.

Исправлять её никто не стал, ведьмаки тоже ничего не сказали. Почему они не видят метку?

Допрос продолжился. Они то уходили к новым темам, то требовали подробностей об уже трижды рассказанном, то внезапно задавали вопрос, когда я последний раз видела Мадину или Тимею. Раз за разом, по кругу, одни и те же вопросы в разных формулировках.

Домыслы. Презрение. Враждебность.

Я вымоталась. Дважды пила чай и уже хотела бы попасть в туалет, но они не унимались. Горло саднило, нижняя половина тела затекла, приходилось ёрзать на стуле.

Накатило чувство, что меня вывернули наизнанку и теперь ковыряются и тянут за жилы.

— Извините, а можно вопрос? Разве нельзя допросить кого-то с применением зелья правды или артефакта истины? Тогда бы сразу стало понятно, кто врёт, а кто нет.

— На оборотней не действуют такие штучки, а протокол един для всех, — сочла нужным пояснить Виденеева.

— А такое зелье существует? Разве не проще в таком случае принять его добровольно, чтобы доказать свою правоту?

— А вы бы согласились это сделать? — ехидно улыбнулась Виденеева.

— Я бы рассмотрела такую возможность. Если нет побочек, то почему бы и нет? — пожала плечами я.

— То есть вот так спокойно взяли бы и выпили неизвестное вам зелье из моих рук? — с насмешкой спросила Виденеева.

Пришлось притормозить коней на повороте. По тому, как я замялась, ведьма сама поняла ответ и засмеялась.

— Скажите, а если вы с Артуром Волковым пара, и вы даже проживаете у него в доме, то почему на вас нет метки? — ядовито поинтересовался Тимон-Чернокнижников.

— Вы знаете, я всё ещё не очень хорошо разбираюсь в этом всём. Видимо, не срослось что-то, — честно ответила я. — Возможно, из-за браслета. Но я люблю Артура, и наличие или отсутствие метки для меня не имеет значения.

— Лейла Ахмедовна, я бы хотел, чтобы вы ещё раз описали обстоятельства обнаружения Евстигнея и знакомства с ним, — вмешался один из оборотней, отвлекая внимание от щекотливой темы.

И я описала, а куда деваться?

В который раз пожалела, что у меня нет наручных часов. Без них я даже не знала, сколько прошло времени. Четыре часа? Восемь? Голова гудела от бесконечных вопросов, теперь дознаватели сыпали их вразнобой, противоречили друг другу и повторяли, а затем возвращались с уточнениями.

«Вы сказали, что…», хотя я такого не говорила. «Мы уже выясняли, что проехать в загородный дом вы согласились добровольно», хотя мы такого не выясняли. «Вы утверждаете, что…», хотя я ничего подобного не утверждала, наоборот, утверждала ровно противоположное. И дальше: «зачем вы придумали, что вас похитили?», «своим текущим поведением вы хотите обратить на себя внимание Арских?», «почему вы сначала согласились на поездку с одногруппниками, а теперь выставляете себя жертвой?», «на каких условиях вы договорились о бесплатном перемещении из Стамбула в Санкт-Петербург?».

Создавалось впечатление, что они издеваются, нарочно коверкая мои слова. Хотелось разрыдаться, настолько обидно и глупо я себя чувствовала. Казалось, что ничего из сказанного мною просто не имеет значения. Тогда какой смысл в этом цирке?

Больше всего пугали вопросы о деталях. Например, во что была одета Тимея, какого цвета были глаза у Ареса, какую руку порезала Эльвира, вскрывая дверь?

Эти мелочи доводили до отчаяния. В какой-то момент я начала сомневаться в своей адекватности, потому что не могла точно сказать, была ли у Жиара рубашка в полоску или однотонная. Если утверждаю, что видела его, разве я бы не запомнила такой важной детали? Вопросы дознавателей звенели в голове. Их резкие насмешливые голоса атаковали с разных сторон. Лживые выводы звучали один за другим.

Никакого сочувствия, ни передышки, ни паузы. Они раздирали меня на куски. Чем больше проходило времени, тем невозможнее становилось держать себя в руках. Особенно старались ведьмаки.

— Сколько времени вы состояли в отношениях с Эрленом Орвеевым?

— Я никогда не состояла в отношениях с Эрленом Орвеевым.

— Куда вы планируете потратить деньги, украденные в доме Ивсоревых?

— Я ничего не крала и не брала из их дома.

— Вы утверждаете, что владеете Элейским кинжалом, допустим. Вы говорите, что его не нашли при обыске, потому что он стал частью вашей ауры. Вот только доподлинно известно, что для не-оборотней это невозможно!

Для демонстрации пришлось снять жилетку и свитер, оставшись в одной майке. Показала им клинок и то, как могла его призывать. Их лица вытянулись, а Виденеева подалась вперёд так, что чуть не столкнула бутылку воды со стола.

— Видимо, вам известно не всё, или ваша доподлинность хромает на обе ноги, — не удержалась я от резкого ответа.

Они ошарашенно замолчали на секунду, и я уже обрадовалась короткой передышке, но вздохнуть не дали.

— Скажите, а кто именно пригласил вас в загородный дом Ивсорвых? — спросил Пумба-Ворожеенко.

— Меня никто не приглашал, меня привезли туда против воли, связав и опоив парализующим и блокирующим дар зельем.

— Скажите, вас больно задевало то, насколько сильно вас не приняли свои? Было ли вам обидно стать изгоем-полукровкой, дочерью бездарки? — продолжил он.

— Было обидно, что меня судили по внешним признакам, вешая ярлыки, вместо того чтобы узнать меня как человека. И да, конечно, травля была мне неприятна.

— И когда вам в голову пришёл этот блестящий план?

— Какой план? — не сообразила я.

В голове звенело всё сильнее, мысли ворочались неохотно, даже зрение начало подводить. Пумба-Ворожеенко терял человеческие черты и всё сильнее походил на мерзкого кабана.

— План сговориться с другими изгоями и жестоко отомстить элите ведьмачьего общества, цвету семей нашего племени. Изящный план, такая подстава, такой размах. Я в восторге, — елейно улыбался Ворожеенко. — Или же это настолько гениальная импровизация?

— Это не план, не подстава, не провокация и не шутка. Похищение, угрозы, связывание, заточение в камеры действительно произошли. Я это не придумала!

Мой ответ разозлил толстяка, и новые вопросы стали ещё более изощрёнными.

Первым устал Чернокнижнов. Он начал тереть переносицу, чаще моргать, пытался разминать шею. На взгляд я определила его ранг как второй и точно знала, что он слабее меня. Допрос измучил и его.

Оборотни и Виденеева держались хорошо.

На чём именно держалась я сама? Понятия не имею. Кажется, на метке. Точно знала, что если сдамся, заистерю и расплачусь или, хуже того, выпущу силу, это помешает нашему делу. Повредит Артуру. Он обещал Евстигнею право на месть, и я не имела права подводить моего мужчину. Он слишком много для меня сделал и значил, чтобы вот так взять и раскиснуть.

Это всего лишь допрос.

Он кончится.

Ещё одну бесконечность вопросов спустя Ворожеенко тоже начал сдавать. Вопросы стали грубее, их периодически забраковывал Михаил Натанович. Ведьмак больше не пытался меня подловить, скорее, просто ломал. Но я держалась. Даже стало полегче. Я знала, что рано или поздно это завершится, и просто отвечала на вопросы один за другим.

Адвокат всё чаще смотрел на часы. Оборотни-дознаватели давно молчали, глядя на меня со смесью сочувствия и любопытства.

И тут Чернокнижнову принесли папку с документами. Я воспользовалась моментом, чтобы попить, но сделала только два маленьких медленных глотка. В туалет мне нужно было уже давно, но, видимо, организм смирился с нашей участью, и желание несколько отступило. Меньше всего хотелось, чтобы оно вернулось с новой силой, но в горле так саднило от бесконечных разговоров…