Собака Баскервилей из села Кукуево - Елисеев Александр Владимирович - Страница 26

За моим столом сидел Баграмян и пил чай в компании Зосимыча и его неизменных сигарет без фильтра. Что за дурацкая манера, усаживаться по-хозяйски за чужие столы. Я промолчал, сдерживая раздражение. Не хватало ещё со всеми переругаться. Заместитель поднял мои листы, пробежал глазами и заявил:

— Правильно отказали!

— Почему же?

— Потому что после слова «постановление» не надо точку ставить, это — заголовок. Слово «применить» пишется через «и», а не «пременить» как у тебя, а подпись надо ставить, отступая от текста хотя бы на три-четыре строчки, а то у тебя текст визуально похож на машинку с колесиками. — Баграмян явно подшучивал надо мной, но мне почему-то вдруг стало всё равно. Я сел на стул посетителей у зосимычевского стола и закурил, усиленно пытаясь стряхивать пока ещё не существующий пепел в банку.

— Это всё мелочи, опечатки, а мне отказано по существу. Оснований мало якобы, — я сделал вид, что оправдываюсь.

— В уголовном деле, Сережа, не бывает мелочей! — назидательно сказал Баграмян то ли в шутку, то ли всерьёз. — Надо проявить внимание, тогда и основания появятся. Крепкие и веские.

— Ага, найдешь тут основания, вон материал опять повесили, на врачей клиники «Ультра-медика», а я даже не знаю, на чём туда добираться. Убью время теперь, а герасимовское дело так и будет стоять.

— А правда, что ты собаку нашёл? — проявил неожиданное любопытство зампрокурора. — Менты сегодня говорили, я слышал. И как, дало это тебе что-нибудь?

Так. Опять собака. И всё тот же странный интерес. Это и в самом деле стало мне сильно надоедать.

— Альберт Артурович, я вот вас всё хотел спросить, — невинным голосом начал я, — а вы сами с Герасимовым не были знакомы?

— Да нет, не довелось как-то… — в голосе Баграмяна прозвучало неподдельное удивление.

— А с Зятченко? — спросил я быстро.

— Вон ты куда клонишь! — улыбнулся зампрокурора. — Нет, ты не на того думаешь. Я ко всяким этим бизнесам-шмизнесам ровно дышу. Деньги меня не интересуют, видал, какая у меня машина?

Я вспомнил трясущийся и издающий оглушительные звуки баграмяновский «Запор» и, пожалуй, готов был согласиться.

— Если уж на кого и надо думать, — продолжал смеяться Баграмян, — так это на Зосимыча, вот на какие такие шиши он с тестем дачу строит!?

Зосимыч картинно потупился. Я, заразившись весельем Баграмяна, тоже хохотнул. Нет, он всё-таки нормальный мужик. Как будто подтверждая мои слова, зампрокурора сказал:

— Кстати о машинах, мне надо тоже в эту клинику бы попасть. Хочешь, подвезу тебя? Как говорят: «Пятнадцать минут позора, и ты на месте». Хотя я «Запорожец» позором не считаю, наоборот, горжусь. Он — громкий и мощный, как танк!

Лечебный центр «Ультра-медика» был новеньким, чистым, недёшево оборудованным и отделанным современными стройматериалами. В окнах стояли стеклопакеты, на входе — автоматические стеклянные двери. В общем, клиника больше походила на дорогую загородную столичную больницу, чем на провинциальное медицинское учреждение. На ресепшне со мной вежливо поздоровались и спросили, к какому врачу и на какое время мне назначено. После того, как я предъявил удостоверение и объяснил цели своего визита, девушка в коротком халатике, открывавшем красивые стройные ноги и красивую стройную грудь… (шучу) округлую грудь, отвела меня в кабинет заведующего.

— Добрый день, если он, конечно, добрый, — встретила меня фразой в стиле ослика Иа заведующая клиникой, немолодая, но тщательно следящая за собой женщина — доктор Изольда Иосифовна Беркович. Я представился, пояснил, что привело меня в их элитно-стерильную обитель и, вытащив бумагу и ручку из папки, приготовился записывать объяснение.

— Понимаете, эти больные вечно жалуются, особенно наш контингент — обеспеченные люди, привыкшие, что их носят на руках и всячески обхаживают. Нет, конечно, когда выздоровление проходит быстро и почти безболезненно, пациентов всё устраивает, но стоит случиться какому-то казусу, скандалов потом не оберёшься. Особенно мне жаль наших лечащих врачей, я-то дама взрослая, привыкла к разным ситуациям, а они — талантливые, горящие, любящие медицину ребята, и потому каждый такой случай им серпом по горлу. И их можно понять, столько старания, сил, столько времени отдают больному, а в ответ приходит жалоба… — Изольда Иосифовна театрально закатила глаза.

— Скажите, а у вас в клинике сейчас много больных? — попытался как-то перевести разговор из чувственных сфер в конструктивное русло я.

— Понимаете, мой друг, у нас, конечно, больных не очень много, особенно, если сравнивать с муниципальными лечебными учреждениями, но ведь здесь не только стационар. Ежедневно обращаются люди за консультацией, вызывают специалистов в другие клиники, а ещё действует первая в районе коммерческая скорая помощь.

— Это как, платная, что ли?

— Да, разумеется, вызов оплачивает клиент, а не его страховая компания. Ох, вы знаете, какая это бестолковая система — обязательное медицинское страхование… — похоже, заведующая приготовилась прочитать мне небольшую лекцию. Я решил «убить благую идею в зародыше» и перебил:

— А что, неужели здесь в Средневолжске народ пользуется платной скорой помощью, наверняка это ведь дорого?

— Да, конечно, — слегка надулась Изольда Иосифовна, — это не всем по карману, но не стоит думать, что здесь живут одни малоимущие, вызовы случаются, иногда реже, иногда чаще.

Заведующая клиникой порылась в столе и достала распечатку, по — видимому, содержащую статистику вызовов, водрузила на нос очки и принялась цитировать:

— Вот за последнюю неделю выезжали даже к мэру, к начальнику налоговой, к директору местного сбербанка, когда его машину хотели угнать, к Шредову — главному энергетику — вчера выезжали, к Зятченко — пивному бизнесмену три раза за неделю аж ездили.

— Сколько раз? — тупо переспросил я.

— Три, мой дорогой, три раза! — гордо подтвердила Изольда Иосифовна. — Один раз к жене, один раз к матери, один — к нему самому. Время сейчас такое нервное, что же вы, мой милый, хотите?

Вопрос конечно риторический. Что я хочу? Обычно я всегда отвечаю, что, мол, хочу много денег и не работать. Но сейчас в голове звучала вовсе не собственная фраза, а другая, услышанная только сегодня от зампрокурора, армянина невысокого роста, любителя русского языка и шутника Баграмяна: «В уголовном деле, Сережа, не бывает мелочей! Надо проявить внимание…» А я то, блин, его не проявлял и не придал значения целой куче странных фактов: у Зятченко дома странная, нереальная тишина; его жена плачет, а домработница подавлена; он сам словно весь на нервах… стоп! А это же я его видел в свой первый в Средневолжске день, спрашивающим корвалол в «комке» и потом в пятницу в «Олимпе». Все это что-то должно было означать. Но что, я пока не знал.

Утром в пятницу я решил, наконец, пообщаться с нашими оперативниками и озадачить их версией о причастности к убийству Станислава Петровича Зятченко, которой сам теперь особо заниматься не мог. По дороге я вспомнил-таки про то, что Зосимыч велел посетить с экскурсией милицейский сортир. В одной из кабинок над унитазом была прикреплена явно унесённая из паспортного стола табличка: «прописка / выписка». Очень смешно. Я плюнул и пошёл в кабинет, где обретался уголовный розыск.

На месте был только оперуполномоченный Мельников, что было мне на руку, поскольку общий язык с ним удаётся найти быстрее и много легче, чем с угрюмым Выхиным. Мельников выслушал мою историю с неудавшимся арестом, а также о странностях в семье Зятченко и признал всё это весьма подозрительным.

— То, что прокурор в аресте отказал, это ты не удивляйся. Зятченко этот с майором Кондуриным друганы, а тот начальника РОВД правая рука. Бугаев ваш с Белозерским ссориться не станет. На одной земле работают, да и живут в одном подъезде. Кондурин, кстати, у нас уж раз пять спрашивал, что по этому убийству нарыли, собаку ещё всё предлагал искать. Я тогда ещё подумал, чего ему неймётся-то, дело же не в его подведомственности, а теперь понял, он Зятченко опекает, да и собака тоже зятченковская. А вот от чего тот корвалол пьёт и врачей всей семье вызывает, это вообще непонятно. Может, конечно, и совпадение. Но что-то много тут совпадений. Звонок на сотовый, собака, нервы… — Мельников ерошил свой казацкий чуб.