"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Карпенко Виктор Федорович - Страница 47

Василий Иванович пленных на произвол судьбы не бросил. С 1522 по 1538 год через послов вёл переговоры с Сигизмундом по обмену «всех на всех», поскольку после литовских походов у русских было много пленных. Сигизмунд отказался. И только в 1552 году удалось обменять тех, кто дожил. Вернулись немногие. Например, Булгаков-Голица провёл в темнице 38 лет, не сломился, вернулся стариком. Приняв схиму, последние годы жизни провёл в Троице-Сергиевом монастыре, где умер 6 августа 1554 года.

Когда к Великому князю под Смоленск добрались первые ратники из разбитых под Оршей отрядов и сообщили о полном разгроме 12-тысячной русской рати, в войске случилось уныние. Многие воины имели в разгромленном отряде родственников и знакомых. Да и что сказать, польско-литовское войско превосходило отряд Челядина – Булгакова в три раза и имело пушки.

После совета с воеводами Василий Иванович решил открытого боя в чистом поле не принимать. Он с основным войском и Даниилом Щеней вернулся в Москву, оставив в Смоленске сильный гарнизон во главе с Василием Шуйским. Городу был оставлен запас продовольствия, пушки и огненный припас. Узнав о поражении русских под Оршей, вновь перекинулись к Литве Кричев, Мстиславль и Дубровно.

Полк Фёдора в Москву не вернулся. Великий князь распорядился остаться в Смоленске. Предвидя осаду города польско-литовским войском, горожане укрепляли стены, делали запасы провизии. И поляки с литовцами не заставили себя долго ждать. Буквально через неделю после ухода московской рати объявились под стенами.

Горожане и ратники уже успели отремонтировать стены, разрушенные местами пушками московского войска. Когда появились под стенами поляки и литовцы, штурмовать не стали сразу. Подьезжая к стенам, кричали:

– Сдайтесь на милось Жигмунта!

Поляки называли Сигизмунда по-своему, по-польски.

– Откройте ворота! Мы возьмём в плен русских ратников, а жителям король дарует своё благословение и милость!

Василий Иванович после сдачи Смоленска тоже явил милость. Боярам подарил богатые собольи и бобровые шубы, никого не казнил, не урезал в правах. Горожанам раздали деньги, отрезы тканей. С боярами и знатными людьми подарки царские сыграли злую шутку, натолкнули на крамольные мысли. Коли русский царь после сдачи города отнёсся благосклонно, то и недавний властитель города не накажет, не обидит. Того же мнения придерживался епископ Варсонофий, фактически идейный вдохновитель заговора.

Фёдор, проходя по торгу, услышал, как один из мужей городских, явно человек не бедный, судя по солидной золотой цепи на шее, вещал:

– Мы натерпелись страху и нужды, когда город осадил московский государь! А открыли ворота, сдали город, и никто не пострадал. Надо и сейчас открыть город для войска Жигмунта.

Очень кощунственной показалась эта речь Фёдору. Он спросил у мужа по соседству, судя по одежде – мастеровому.

– Это кто такой?

– Купец Зотов, кровопийца известный!

И сплюнул под ноги. Фёдор насторожился. Можно задержать болтуна, но никаких доказательств нет. Решил последить. Покричав ещё немного, побаламутив народ, Зотов отправился восвояси. Не сторожился, не оборачивался, хотя Фёдор в десяти шагах следом шёл. Зотов дошёл до церкви, внутрь нырнул. Фёдор следом. Зотов разговаривал со священником. Это был Варсонофий, Фёдор его узнал, видел, как он молебен читал совсем недавно, первого августа. Э, да получается настоящий заговор! Немедля Фёдор направился к воеводе, наместнику смоленскому Василию Шуйскому.

– А, стрелецкий голова! Садись. Что за нужда привела? Али пороха не хватает?

– Другое, князь! Заговор зреет! – выпалил Фёдор. Благодушный при встрече, Василий переменился в лице, взгляд жёстким стал.

– Кто? И как узнал?

Фёдор рассказал подробно. Князь задумался, потом распорядился:

– Посиди.

Вернулся с невзрачным человеком в цивильной одежде.

– Перескажи ему всё, так же подробно.

Фёдор повторил рассказ.

– Что скажешь, Матвей?

Фёдор никогда прежде Матвея в войске не видел, предположил – пыточных дел мастер, либо дьяк Разбойного приказа. Да засомневался зря. Князь сказал:

– Ты, Фёдор, большую услугу оказал. И не напраслину на Зотова возвёл. Если что ещё узнаешь, сразу Матвею сообщи. Засим – некогда мне.

Князь встал, Фёдор с Матвеем откланялись, вместе вышли. Матвей сразу сказал:

– Пойдём, покажу, где обитаю. В случае чего там сыщешь меня.

По дороге Матвей рассказал, что и среди простолюдинов разговоры о сдаче города ведутся, только причины другие.

– Говорят, что убоялся царь Василий Сигизмундова войска, потому ушёл, бросил город на растерзание. А коли так, зачем животы класть за слабого государя.

– Хм, ежели рассудить, будучи горожанином, вроде всё верно.

Матвей глянул из-под бровей остро, аж мурашки по спине у Фёдора пробежали. Ох, не хотел бы он попасть в руки этому Матвею. Дошли до деревянной избы с поверхом, у ворот подворья караульный.

– Вот мои владения. Не позже как сегодня с Зотовым в подвале поговорим с пристрастием. А ты заходи, как новости будут.

– Прощевай, желаю удачи! – попрощался Фёдор.

Поляки город не штурмовали, а зачем, если горожане сами ворота в нужный момент откроют? Фёдор теперь точно знал, чего ждёт Константин Острожский. Шуйский после известия Фёдора усилил караулы на стенах, а также у городских ворот.

Заговорщики могли ночью попытаться открыть их. Видимо, Матвей со своими подручными хлеб свой даром не ел. Под пытками схваченные заговорщики выдавали сообщников, связь с литовцами. Ночью у участков стен, где редко стояли караульные, спускали на верёвочках послания и таким же путём получали. Способ старый, давно известный, но работающий.

Через неделю на площади глашатай объявил о раскрытии измены и предстоящей казни заговорщиков. Князь Шуйский, наместник Смоленска, имел право от имени государя московского вершить суд согласно Судебнику.

И воевода и наместник настаивали – повесить. Изменников, коих набралось немало, вывели на городские стены. Причём все одеты были в богатые шубы, дарованные Василием Ивановичем. Всем накинули на шею пеньковые верёвки и сбросили со стены. Так они и болтались на виду у поляков и литовцев.

Попритихли сразу горожане, почувствовали жёсткую руку московскую. И Острожский, гетман и воевода объединённого войска, понял, что заговор раскрыт и надеяться на сдачу города не следует. Не хотелось ему штурмовать знакомый город. Пушки у него есть, но потери горожан будут велики. Однако деревянные стены, выглядящие грозно и неприступно, в век пушек уже не служили надёжным укрытием. Разрушить их – лишь вопрос времени. Острожский не подозревал, что значительную часть пушек Великий князь оставил в городе. А огненного припаса полно, от государя московского и от Сигизмунда, который присылал порох и свинец перед появлением московской рати. Правда, наёмника-пушкаря, непревзойдённого Стефана, в городе не было, но и русские пушкари кое-чему у него научились.

Войско Острожского стало готовиться к штурму. Острожский в городе бывал не раз, хорошо знал укрепления. Воины его стали вязать вязанки хвороста – заваливать рвы, делать лестницы. А пушки литовские начали обстрел. Однако калибр их был мал, в поход брали орудия полевые, а не осадные, ядра большого вреда стенам городским не наносили. Выбивали щепу, а большей частью из-за малого веса отскакивали от прочного дуба, оставляя вмятины. Русские какое-то время на пушечный огонь не отвечали, высматривали местоположение пушек, определяли дистанцию. А на второй день мощные пушки крепости накрыли огнём батареи войска Острожского. Для гетмана, знавшего о пушках через изменников, это был неприятный сюрприз. Горожане, видевшие пушки издали, не ведали о калибрах, да и число орудий было велико, почти вдвое превосходило таковую у литовцев.

Но уйти, не попытавшись отбить, вернуть крепость, не позволяла шляхетская гордость.

Атака состоялась. К городу побежали наёмная пехота и литовское ополчение. В руках держали вязанки хвороста, лестницы.