Срезанная ветвь (СИ) - Скоробогатов Андрей Валерьевич - Страница 30

— Одна из немногих ядерных станций, совмещённых с месторождением! — пояснил отец. — Обычно жгут уходит на десяток километров.

— Что будет с ними? — кивнул я на компанию.

— Сменный график! Меняют по одному раз в несколько суток! Не беспокойся за них.

Мы прошли до тесному стальному балкону до перегородки, где виднелась ещё одна бронированная лифтовая дверь. Где-то позади послышалось голос «привратника» из динамика:

— Дошли? Открываю?

— Да! — отец махнул рукой.

Двери открылись, и к жару на коже и ладонях добавились мурашки, бегущие по спине.

Сила клубилась вокруг, словно снежная вьюга, касаясь протуберанцами то ног, то туловища. Во второй секции зала стоял стеклянный саркофаг, над крышкой которого которым нависало что-то вроде небольшого мостового крана. Несколько толстых труб виднелись в стенах, и заметно было, что некоторые из них сделаны недавно и как будто бы на скорую руку — видимо, энергетические жгуты шли не только в соседний отсек, но и куда-то далеко, в другие энергоблоки. От самого саркофага уходили во все стороны провода и трубки, виднелось несколько экранов, на котором я заметил схематичный человеческий силуэт и график кардиограммы.

График кардиограммы зачастил, как только мы перешагнули порог. Пулемётная турель в верхнем углу зала зажужжала сервоприводами и хищно повернулась на нас. Мне почему-то показалось, что это сделал кто-то: кто-то очень сильный и властный.

— Постой-ка тут, сынку! — крикнул отец в ухо. — И не снимай наушники! Алёнка тебе не рада!

— Алёнка⁈ Это ты про этот плотоядный цветок?

Отец вздохнул, я взглянул на его лицо — выражение оказалось непривычным. Мне показалось, или на нём были слёзы.

— Это я про сестру свою единокровную! Тётушку твою. Она акцептор здесь! Уже пятнадцать… шестнадцать лет! С самого начала строительства!

— Вот же… Я не знал, отец!

— Теперь знаешь, — сказал он. — Стой здесь. Или вон — присядь.

Я уселся на широкую батарею, только после этого осознав, что реальная температура в помещении была не сильно высокой — не выше градусов пятнадцати. Потоки сенс-возмущений от месторождения и энергетического жгута вызывали ощущение, как будто бы здесь очень жарко, хотя жарко не было.

Был огромный соблазн подойти поближе и заглянуть вниз, в пульсирующий цветок первичного месторождения силы. Тётя Алёна, думал я. Я знал только про тётю Мариэтту, и никто, включая её, из родных ничего не рассказывали про ещё одну тётю. Ещё одна семейная тайна? Отец выкладывал на специальный движущийся столик камни и амулеты из чемодана и что-то говорил — грустно, тихо и долго, примерно с таким выражением разговаривают с усопшими на кладбищах. Но учитывая его навык бителепатии — это запросто мог быть диалог. Показывал на меня, не то знакомя, не то рассказывая что-то. От безделия я заглянул в телефон — он не работал, превратившись в кирпич. Да уж, будет грустно расстаться с привычным гаджетом, но знакомство с тётушкой, упакованной в кокон инопланетным плотоядным цветком — возможно, того и стоило.

Столик уехал ближе к центру зала, разместившись под невидимым жгутом энергии. Постоял там минут семь, затем уехал обратно. Отец упаковал камни обратно, распрощался, раскланялся, затем махнул мне рукой.

Рассказывать начал только когда мы уже вышли из здания и шли к машине, где нас уже ждал Степан.

— На шестнадцать лет младше. Батяня мой, Генрих Кристофорыч, нагулял на старости лет. От мещанки из Верх-Исетска, родом с севера Пермской губернии. На мануфакторе мобильных телефонов трудилась. Рано померла у Алёнки мать, воспитывалась у Мариэтты в тайне, как же — нельзя герою Третьей Японской подобные адьюлтеры на публике светить. Как семнадцать исполнилось — поступила на геолога и поехала в экспедицию сюда. Романтика в голову ударила. Ну и стала лозой. А затем — жертвой.

— То есть, ей не выбраться?

— Не знаю. Может, и выживет. Может, и отпустит Цветок — примерно пятьдесят на пятьдесят. После цветка обычно не уходят так просто — кто-то умом трогается, кто-то дар речи теряет, и почти все — остаются с нулевым навыком. По тем обрывкам мыслей, которые я слышу — она счастлива. Тем более, сейчас на месторождениях жертвам умельцы сеть подключали, она порталы разные смотрит, фильмы… Но…

Он развернулся и посмотрел на меня, не дойдя пары метров до машины.

— Думаешь, почему я та за Ануку переживаю? Не хочу я девке такой же участи.

— Верю. Ты поэтому впервые в Антарктиде оказался?

— Да. Правда, были ещё и дела газового картеля, а потом… — он потрогал воротник. — Но если бы я не приехал сюда за этим всем — не раскрыл бы навык драконьего языка.

Когда мы уже ехали по трассе, я вспомнил ещё один эпизод диалога и рискнул озвучить его при Степане.

— Что за кандидатура к повышению ранга? Я думал, это происходит как-то плавно, само собой.

— Ну… нет! — усмехнулся отец. — Хотя бы раз переход из ранга в ранг в Обществе осуществляется через… видел тех четырёх?

Холодок снова пробежал по спине.

— То есть… мне предстоит…

— Годовая вахта. Готовься через пару лет, при переходе на второй или первый ранг ассистента. Все в Обществе через это прошли, и я — в том числе.

Да уж, ехать с подобными мыслями и новой информацией о предстоящем было весьма некомфортно. Но я успел задремать, прежде чем мы не встретили первые серьёзные неприятности на пути.

— Документы! — проснулся я от громкого окрика.

Машина стояла, нас окружало пятеро рослых парней в устаревшей, но, несомненно, боевой экипировке.

Дула автоматов смотрели прямо на нас, и я понял, что это не обычная Милиция, а Специальная. Что-то среднее между егерями и внутренними войсками.

— Тише, тише, — сказал отец, который был за рулём и показал документы. — Поволжско-Уральский газовый картель. Едем по делам камнерезных подразделений.

— А ваши пассажиры? Документы.

— Курьеры императорской службы. Мой сын и его коллега, не при исполнении, наняты как частные лица.

— У вас очень странный автомобиль, — сказал спустя секундное размышление старший. Выйдете и откройте багажник.

Начался досмотр. Мы со Степаном остались на заднем сиденье, сидели молча, и из-за бронированных стёкол слышали только, как скрипят дверцы. Затем была лёгкая перебранка, разговор пошёл на повышенных тонах.

— Оружие нашли, — сказал Степан. — Пока только холодное.

— Я думал, что легально, — сказал я и понял, что сморозил глупость.

Оружие, помимо зарегистрированных и опечатанных пистолетов, было рассовано по потайным отсекам.

— Ага. Щ-щас, — усмехнулся Степан. — Готовься на выход.

Вскоре нас заставили выйти, докопались и мушкетов, спрятанных в ящике под полом.

Хуже всего в конфликте в властными органами чужой, пусть и дружественной страны, оказаться на второстепенных ролях и понимать, что от тебя ничего не зависит. Я уже думал вмешаться и козырнуть внезапно полученной государственной наградой в Казанцеве, но спор закончился неожиданно быстро — я так и не понял, то ли за счёт предложенных денег, то ли за счёт применённого гипноза.

— Не спрашивайте, как, — сказал отец.

Мы и не спросили.

Хоть календарь и приближался ко дню равноденствия, день ото дня в этих широтах отличались слабо, особенно учитывая вечную низкую облачность. Солнце исправно ныряло то за горизонт, от выныривало из-под него, но дневные сумерки сменялись чуть более тусклыми ночными.

Природа же пробуждалась — снег сошёл вдоль дороги, проталины были вдоль трассы, в лесу же всё ещё лежали сугробы. После электростанции до порта дорога сначала шла прекрасная и ровная, но как только мы повернули дальше на запад — всё стало сильно хуже. Сначала убитая асфальтовая дорога, потом она окончательно превратилась в грунтовку с глубокими лужами.

Мы планировали доехать до Елаута за день, отночевать и отправиться в дебри уже под утро, но нас сначала задержало посещение электростанции, затем — усиленный досмотр Специальной Милиции, а к шести часам, не доехав десятка километров до ближайшего придорожного посёлка под названием Столбовое, мы первый раз крепко встряли.