Слепая физиология. Удивительная книга про зрение и слух - Барри Сьюзен - Страница 31

Хелен Келлер, Идельфонсо и Майкл Хорост были уже сравнительно взрослыми, когда начали осваивать язык, так что они помнят, как учили свои первые слова; их рассказы демонстрируют, как язык пробуждает наше сознание. Язык одновременно отражает и обогащает наше мышление и восприятие. Слово – это символ, который, в зависимости от контекста, может представлять собой нечто конкретное или абстрактное^[155]. Понимание того, что некоторый предмет входит в более общую категорию – это очень важная часть восприятия. Когда Лиам научился распознавать предметы при помощи зрения, он узнавал их – дерево, собаку, лестницу – как часть какой-то категории. Когда мой сын Энди только учился говорить, он ложился на пол и катал вперед-назад игрушечную машинку, повторяя: «Вольво». Тогда у нас была машина «Вольво», и обычно в семье мы называли ее по названию марки бренда. Выходит, Энди решил, что «Вольво» обозначает все машины или даже все механизмы с четырьмя колесами? Когда это слово начало обозначать для него только конкретную марку машин? С развитием его мышления и чувства языка слово «Вольво» стало обозначать другую категорию предметов.

Но язык – это не просто список слов. В нем есть структура, грамматика и синтаксис, которые указывают на взаимоотношения между предметами и людьми, обозначаемыми словами. В английском языке структура задана в основном порядком слов. В английском языке фраза The boy saved the dog («Мальчик спас собаку») – это совсем не то же самое, что The dog saved the boy («Собака спасла мальчика»). Если изменить порядок слов, утверждение может превратиться в вопрос. Некоторые предлоги – например, в фразах «в доме» или «перед обедом» указывают на время и место действия. В своем дневнике Нажма отметила в дневнике, что Зохра начала использовать предлоги – например, «на», «над» и «под» – в три с половиной года.

Дети выучивают слова и грамматику родного языка не зубрежкой в школе, но из повседневного общения и игр с окружающими людьми^[156]. Это не зависит от того, как именно язык воспринимается – на слух, зрением или через прикосновения^[157]. Энн Салливан в письмах к своей учительнице Софи Хопкинс описывала, как она выбросила все свои планы занятий и начала учить Хеллен Келлер неформально, настукивая в руку Хеллен описания всех предметов и событий, которые им встречались^[158]. «Я буду обращаться с Хелен как с двухлетним ребенком… Я буду говорить в ее ладонь так же, как мы говорим на ушко младенцу». Нажма тоже использовала картинки и реальные предметы, чтобы говорить с Зохрой обо всем, что происходило в течение дня. Эти разговоры продолжались беспрестанно и очень утомляли ее. Например, когда было нужно обуваться, Нажма могла показать Зохре картинку с ботинками и соответствующее слово и сказать ей, чтобы она шла за ботинками. В результате начиналась долгая беседа, в которой постоянно повторялось слово «ботинки»: «Вот твои ботинки. Какого цвета твои ботинки? Давай наденем твои ботинки», – и так далее.

Иногда ребенок использует только одно слово, – например, «молоко» – подразумевая при этом целую мысль, например, «Принеси мне молоко». Нажма всегда говорила с Зохрой полными предложениями. Как я прочитала в письмах Энн Салливан, она практиковала аналогичный подход. Для Нажмы любой предмет, любое действие были поводом к тому, чтобы чему-то научить Зохру. «Смотри, вот стакан с водой, – говорила она Зохре. – Он полон наполовину. А теперь давай разрежем апельсин на половинки. Что я только что сделала?» Семья Нажмы звала Зохру ее «сумочкой», потому что девочка всегда была рядом с ней. Но Нажма была только рада этой всепоглощающей работе с Зохрой. У нее не было своих детей, и она чувствовала, что Зохра была даром Божьим. Она писала о ней в дневнике: «Я всегда чувствовала, что в моей жизни чего-то не хватает, но теперь у меня есть она, и моя жизнь кажется мне полной».

В своей книге «Если в лесу падает дерево» (If a Tree Falls) Дженнифер Рознер описывает похожий, столь же скрупулезный подход к обучению языку своих двух глухих дочерей, одна из которых носила слуховой аппарат, а вторая – кохлеарный имплантат^[159]. Рознер сделала книжки с картинками «кто» и «где», в которых содержались все места, где в течение недели были ее дочери, и люди, с которыми они встречались, а затем использовала эти книжки, чтобы пересказывать эти события снова и снова. Она постоянно говорила со своими детьми. «Нельзя было отвернуться, задуматься, заняться другими делами. От меня требовалась постоянная включенность и близость», – писала Рознер.

Идея использовать картинки, чтобы проиллюстрировать слова для предметов и действий, кажется простой, но как Нажма научила Зохру абстрактным концепциям вроде любви и справедливости? Когда я задала Зохре этот вопрос, она сказала, что для нее выучить эти понятия было не сложнее, чем для других людей. Чуть позже в тот день я спросила об этом Нажму и получила тот же ответ.

Удовлетворительное объяснение я смогла найти только в письмах Энн Салливан. Она писала, что врачи постоянно спрашивали ее, как она смогла научить Хелен прилагательным и абстрактным идеям^[160]. «Так странно, что люди поражаются такой простой вещи, – писала она Хопкинс, – ведь научить ребенка названию идеи, если она оформилась в его сознании, столь же просто, сколько и названию предмета». Однажды Хелен билась над решением математической задачи, и Энн настучала пальцами ей на лбу: «Подумай!» Хелен мгновенно поняла, что это значит, и с тех пор всегда правильно использовала это слово. Салливан описывала, как дети по опыту учатся различать такие чувства, как, например, счастье, грусть или сожаление, а затем взрослые учат их словам, обозначающим эти чувства. Абстрактные идеи – например, любовь или справедливость – можно выучить по ассоциации: любовь ассоциируется с лаской, а справедливость – с определенными сюжетами рассказов. В диалогах и взаимодействиях со взрослыми и друг с другом дети осваивают не только абстрактные идеи, но и правила поведения, что такое хорошо и что такое плохо, а также присущие их культуре обычаи и верования.

К облегчению и радости Нажмы Зохра сказала свои первые слова – «ма», «ама» (мама) и «верх» – в полтора года. Но умение Зохры понимать устную речь и читать намного опережало ее умение ясно говорить. Путь она и владела языком, но ей было трудно общаться с другими. Ее слух даже со слуховым аппаратом не позволял ей хорошо слышать звуки собственного голоса. Большинство из нас обучаются говорить инстинктивно, но Зохра осваивала речь с большим трудом. Нажма использовала зеркало, чтобы показать Зохре, как нужно шевелить губами для произнесения тех или иных слов, и просила ее дотронуться до губ, когда она произносила звук «м», и до горла – когда она говорила «к». Пользуясь неистощимым воображением, Нажма составила еще один альбом – на этот раз для звуков речи. Сложнее всего Зохре давался звук «к», особенно в начале слов. Нажма показывала ей в альбоме картинку книги (book), и они учились произносить звук «к» на конце этого слова. Потом они тренировались произносить cup («чашка») и coffee («кофе»). «Когда я в первый раз научилась правильно произносить звук “в”, – сказала мне Зохра, – это было для меня потрясающим достижением. Я была в таком восторге от своего умения правильно произносить этот звук, что я повторяла его до вечера без остановки, так что всем остальным это страшно надоело».

К трем с половиной годам Зохра овладела всеми звуками, и тогда же она научилась составлять простые фразы и вопросы из трех-четырех слов, например «Я хочу молоко» или «Что говорит папа?» Однако ей исполнилось почти пять лет, прежде чем другие люди помимо Нажмы и других членов семьи начали понимать ее речь, и даже тогда ее понимали только ее друзья и учителя, которые ее хорошо знали. Ее голос звучал необычно. «Он как бы исходит изнутри, из горла», – писала Нажма.

Слышащие дети обычно сначала осваивают язык, а затем учатся читать, но Зохра благодаря своим альбомам и занятиям с Нажмой выучила язык отчасти через чтение. К тому моменту, когда она в три с половиной года пошла в детский сад, она уже освоила букварь. Воспитательница очень удивилась – не только потому, что Зохра уже умела читать, но и потому, что она не знала алфавит. Нажма научила Зохру всем буквам, но не в алфавитном порядке. Возможно, это и неудивительно: чаще всего мы учим английский алфавит по детской песенке. Более того, Зохра научилась читать, узнавая слова целиком, а не произнося их по буквам. Хелен Келлер в своей автобиографии описывает, как она общалась с другими, выстукивая буквы пальцами, и как она тоже ухватывала целое, а не только составные части: «Я не ощущаю каждую букву отдельно, так же, как вы не рассматриваете отдельно каждую букву при чтении»^[161]. Через сто лет специалисты по зрению Мерав Ахиссар и Шауль Хохштейн повторили эту мысль в своей теории обратной иерархии: мы мгновенно ухватываем суть увиденного, поначалу не замечая детали^[162].