Тиран в шелковых перчатках - Габриэль Мариус - Страница 26

— Есть! Она их украла! — Он попытался поднырнуть сбоку, чтобы схватить Перл, но та отпрыгнула в другую сторону.

— Убью, шлюха!

Купер вдруг вспомнила о толстом рулоне банкнот, который ей отдала Перл. Возможно, обвинения Петруса были справедливы. Однако в ту же самую секунду Купер подумала: «Да будь она проклята, если отдаст ему эти деньги!»

— Нет у нее твоих денег, — повторила она. — Они у меня.

Петрус замолчал, уставившись на нее желтыми, как у льва, глазами.

— У тебя?

— Да. И я их тебе не верну. Она отдала их мне в счет уплаты за квартиру, теперь это мои деньги.

— Чокнутая, — выплюнул он. — Отдай!

— И не подумаю. А ты убирайся отсюда немедленно, — и если еще раз здесь появишься, я вызову полицию.

Он опять попытался схватить Перл:

— Зови полицию. Она воровка.

Купер, начиная злиться, снова затолкала Перл себе за спину.

— Ты хуже нее. Ты заставил ее употреблять кокаин!

— Я ее заставил? Да эта шлюха каждый день на коленях вымаливала у меня кокс! Eh, p’tite?[30] Посмотри, что я тебе принес! — Он помахал маленьким бумажным пакетиком. — Хочешь, да? Иди ко мне, я тебе дам.

Купер почувствовала, как Перл судорожно вцепилась в нее сзади.

— Перл не хочет.

— Хочет-хочет. — Он усмехнулся. — Eh, p’tite — Он развернул бумажку, показывая белый порошок. Перл заскулила. — Сейчас она хочет его больше всего на свете, правда же? Ну так подойди и возьми.

— Я все расскажу полиции, — пригрозила Купер, крепкой хваткой удерживая Перл на месте. — Как ты подсадил ее на наркотики. Про фотографии, про побои — всё.

— Думаешь, ты очень храбрая, мамзель? Ты просто меня не знаешь.

— Я знаю, что ты продавец наркотиков и бандит. Я еще не с такими бандюганами сталкивалась, месье. Проваливай!

Он сплюнул ей под ноги:

— Va te faire enculer[31] .

— Вон отсюда! — Она выбила бумажку у него из рук, просыпав кокаин.

Он молниеносно сунул руку в карман и что-то выхватил. Раздался щелчок — из кулака выстрелило длинное узкое лезвие выкидного ножа.

— Теперь убедилась, что я серьезный мужик? Все поняла? Она уходит со мной. Она принадлежит мне.

— Никуда она не пойдет. — Купер неотрывно следила за ножом, сердце у нее учащенно колотилось. Она выросла в Бруклине и насмотрелась на лица со шрамами — а иногда и на похороны после таких размахиваний ножом. Но Перл она ему не отдаст. — Она останется со мной. Убери нож.

— Оui[32], сейчас уберу. Тебе в глотку. — Он сузил глаза и шагнул вперед. — Отойди с дороги!

Купер не двинулась с места.

— Я тебя не боюсь. Катись, придурок! Или я вызываю копов прямо сейчас.

— Ты отдашь мне деньги. И отдашь мою p’tite putain[33].

Она снова собиралась возразить, но он внезапно выкинул вперед руку — не ту, что с ножом, а левую — и ударил ее кулаком в лоб. Купер завалилась навзничь, из глаз посыпались искры. Вокруг все поплыло, но она услышала, как завизжала Перл. Купер попыталась сфокусироваться на том, что происходит, и, словно пребывая в кошмарном сне, увидела, как Петрус схватил Перл за волосы и потащил к двери. Через минуту он исчезнет, и Перл — тоже. Даже страшно представить, что ее ждет.

До этого самого момента Купер не позволяла себе верить в реальность происходящего. Она словно закрывала глаза на синяки Перл, ее шрамы от уколов, озноб и рвоту. Как будто все это было ненастоящим. Но теперь, когда у самой голова раскалывалась после удара, притворяться и дальше стало невозможно. Не думая, она схватила со столика тяжелую хрустальную пепельницу и запустила ею в затылок Петрусу.

Поскольку она все еще чувствовала себя оглушенной, бросок вышел слабым. Пепельница скользнула по его бритому черепу — он дернулся, но устоял на ногах. Рыча от боли и ярости, Петрус развернулся к ней, оскалив зубы. И поднял нож, собираясь полоснуть им по лицу Купер.

Но в голове у нее стремительно прояснялось. Она подобрала пепельницу и снова бросила ее в Петруса, на этот раз с меткостью, отточенной благодаря бейсболу, в который тысячу раз играла в парке с братьями. Удар пришелся как раз между горящих янтарных глаз. Раздался глухой стук, и Петрус рухнул на пол, заливая его кровью, хлынувшей из носа.

— Иисусе, ты его убила! — завизжала Перл, глядя на неподвижное тело у своих ног.

— Не-а, просто вырубила на время. Никому еще не удавалось ударить меня, и чтобы это сошло ему с рук, — мрачно буркнула Купер, наклоняясь над Петру-сом и вынимая нож из разжавшихся пальцев. — Матерь Божия, ты только посмотри на эту штуку! — Она нашла защелку и сложила нож. Петрус застонал и начал приходить в сознание. Он схватился за кровоточащий нос и попытался сесть.

— Лежать, — приказала Купер, снова замахиваясь пепельницей. — Или хочешь еще?

Нет, — прохрипел он, сплевывая кровь и загораживаясь от Купер, выражение лица которой не предвещало ничего хорошего, — больше не надо.

— А теперь слушай сюда, суровый парень. Если я еще раз увижу здесь твою мерзкую рожу, я ее тебе располосую. И после этого вызову полицейских, чтобы они оттащили твою жалкую задницу в обезьянник. Ты понял?

— Oui, — глухо ответил он, не сводя налитых кровью глаз с пепельницы.

— И держись подальше от Перл. Считай, что она исчезла из твоей жизни, так что тоже исчезни. Понял?

— Oui, — простонал он, — понял.

— Хорошо. — Купер сделала шаг назад. — Теперь можешь идти.

К этому времени на лестничной площадке уже собралась небольшая толпа соседей. Они проводили Петруса взглядами: тот спотыкался, держась за разбитый нос.

— Браво, мадам! — выкрикнул кто-то, и кто-то засмеялся.

Купер пожелала всем спокойной ночи и закрыла дверь.

— Он бы точно меня прикончил, — сказала Перл. — Это самый храбрый поступок из всех, что я видела.

— Я выросла в неблагополучном районе. Пойдем уложим тебя в постель.

Следующие несколько дней Купер помогала Перл справиться с ломкой. Перл непрерывно тряслась и рыдала: у нее болело все тело. Есть она не могла и только постоянно пила чай с молоком — за несколько дней Купер стала специалистом по приготовлению этого английского напитка, и само это действие странным образом ее успокаивало.

Она больше узнала о детстве и юности Перл. Как и сама Купер, та выросла в бедном районе — в лондонском Ист-Энде.

— Перл — мое прозвище. По-настоящему меня зовут Уинифред Тредголд[34]. Но золота под ногами я так и не нашла, — лукаво добавила она.

Она была хорошенькой девочкой, и это не осталось незамеченным. Еще до ее двенадцатого дня рождения взрослый мужчина, называвший себя «дядей Альфом», начал с ней «баловаться». К тринадцати она сделала нелегальный аборт, и на том ее детство — каким бы оно ни было — закончилось.

Работа стала спасением. Она устроилась в прачечную, трудилась по десять часов в сутки и спала там же, рядом с лоханями для стирки, вместе с другими девчонками, дыша парами щелока в обмен на тепло. За «дядей Альфом» последовали другие мужчины. Она поняла, что тоже может использовать их, как и они ее.

Гитлеровские люфтваффе непрерывно бомбили Ист-Энд в ходе операции «Блиц»; люди гибли тысячами, и большая часть Лондона превратилась в руины. Перл приехала в Париж сразу после его освобождения; ее приманили яркие огни, которых в разбомбленном Лондоне не осталось, и мечты о карьере модели или хористки, но вместо этого она тут же попала в лапы негодяя. Всего за несколько недель умудрилась стать рабой наркотиков и падала все ниже, следуя по пути, уготованному ей Петрусом.

— У него были другие, — жаловалась Перл Купер. — Поначалу я отказывалась в это верить. Не очень-то я разбираюсь в мужчинах, да?