Тиран в шелковых перчатках - Габриэль Мариус - Страница 30

— Вы мне тоже нравитесь, — ответила Купер. — Вы очень интересный мужчина. Но я не готова выставить себя на торги.

— На какие именно торги?

— На любые. Я не хочу усложнять себе жизнь. Не хочу себя связывать ни рабочими, ни личными обязательствами. Поэтому если вы намерены…

— Я намерен предложить вам дружбу.

Она помолчала, потом протянула руку через стол и скрепила их договор по-американски кратким рукопожатием.

— Я принимаю вашу дружбу. При условии, что дружбой она и останется.

— Отлично! Значит, увидимся здесь в следующую субботу, в то же время?

— Буду с нетерпением ждать встречи.

И действительно, еще до того, как они расстались, Купер, сытая и довольная, поняла, что и вправду приобрела друга в лице Генриха Беликовского. Он был старше ровно на столько, чтобы спокойно воспринимать его как защитника и покровителя, и достаточно хорош собой, чтобы пробудить в ней сердечный интерес. Кроме того, его окружала атмосфера таинственности и опасности, а это способно заинтриговать любую женщину.

Перед тем как встать из-за стола, он передал ей пухлый белый конверт. Треугольный клапан был помечен монограммой с его инициалами, а внутри конверт был заполнен хрустящими долларовыми купюрами.

Купер обрадовалась:

— Поверить не могу, что они настоящие.

— Конечно настоящие. Я сам их напечатал.

— Не дразните меня. Это первые деньги, которые я заработала своим сочинительством.

— Но не последние. — Он проводил ее на улицу и вызвал такси. — Если что-то срочное, вы всегда можете позвонить мне по номеру на Елисейских Полях. Если меня не будет в Париже, секретарь передаст мне ваше сообщение.

— Спасибо большое, Генри. И спасибо за то, что слушали меня весь вечер. Мне уже давно не доводилось говорить с умным собеседником.

— Отнеситесь ко мне как к поверенному ваших тайн, дорогая Купер. Я могу быть полезен.

Они пожали друг другу руки, и она села в такси. По дороге к площади Виктора Гюго Купер мысленно отметила, что впервые за долгое время чувствует себя совершенно счастливой.

Когда она вернулась домой, Перл еще не спала, Но стоило Купер, взор которой по-прежнему туманился от счастья, пересказать ей события вечера, как та с отвращением воскликнула:

— Ты отказалась от работы в «Харперс базар» и отвергла симпатичного миллионера — все это за один вечер, — и сидишь тут, довольная собой?

Купер радостно рассмеялась:

— Я никому окончательно не отказала. Просто обеспечила себе возможность для маневра.

— Для какого маневра? Ты что, пароход «Куин Мэри»?

— Нет. Но я смогу продавать им свою работу и каждую неделю есть стейк в «Рице» за его счет. И я свободна. — Она вскинула руки вверх и закружилась по комнате вокруг Перл. — Я свободна!

— Везет тебе, — угрюмо заметила Перл. — А вот мной никогда не заинтересуется такой мужчина, проживи я хоть сто лет.

Что-то в ее голосе насторожило Купер. Она перестала танцевать и внимательнее присмотрелась к своей соседке по квартире. Нездоровая желтизна кожи, сжавшиеся в точки зрачки, помутневший взгляд.

— Перл! — встревоженно вскричала она. — Что ты наделала?

— Ничего я не делала, — начала отпираться Перл.

Купер взяла книжку, которая лежала рядом с Перл. Из нее выпал заложенный между страниц шприц с остатками мутной жидкости. Купер отпрянула от него в ужасе:

— Ох, Перл!

Думаешь, это так легко? — ответила Перл безжизненным голосом, поднимая шприц и снова вкладывая его в книгу.

— Ты же обещала!

— Обещания для того и существуют, чтобы их нарушать.

— Где ты это взяла?

— А сама-то как думаешь — где? — огрызнулась Перл.

Купер пришлось сесть.

— Ты же не вернулась к нему? Ты не могла!

— Могла и вернулась.

— А как же бухгалтерия?

— В задницу бухгалтерию. Я даже складывать не умею.

— Это тебя убьет, — сказала Купер, пытаясь проглотить ком, подкативший к горлу.

— Всего один укол. Просто чтобы поправиться.

— Я разобью шприц.

— Ты что, плохо слышишь? Это был всего один укол! — Перл схватила книгу и прижала ее к груди.

— А когда его действие закончится, тебе понадобится еще один, и еще, и еще.

— Ты не знаешь, каково это.

— Мы могли бы обратиться к врачу…

— Не хочу я ни к какому врачу! Не желаю, чтобы кто-то совал нос в мою жизнь!

— Перл…

— Отстань от меня, Купер. — Она ушла в свою комнату и заперлась на ключ.

Купер выскользнула из-за стола, воспользовавшись тем, что остальные увлеклись разговорами и шампанским, и пробралась сквозь шумную толпу, которая каждый вечер заполняла «Ля ви паризьен». Она взяла привычку появляться в клубе два-три раза в неделю. Так ей удавалось быть в курсе всех новостей в мире моды — клуб Сюзи служил обычным местом встреч модельеров и кутюрье. Но влекло ее сюда не только это.

Неделя пролетала за неделей. Наступил 1945 год, и союзники вступили на землю Германии. С тех пор как уехал Амори, на нее как будто временно перестали действовать силы гравитации, и она беспрерывно парила в радужных облаках. Начало этому положила дружба с Кристианом Диором и его компанией. Купер стала вхожа в круг избранных: одной из первых узнавала о любых слухах и скандалах; начала понимать, что представляет собой высокая мода, что является новым, а что безнадежно устарело. Перед ней открылась карьера модной журналистки, способной высказывать авторитетное мнение по многим женским вопросам.

Работу Купер с первой же попытки приняли в «Харперс базар», и это стало для нее огромным карьерным прорывом. Увидев в журнале статью со своей подписью, она пришла в восторг. Ее лаконичный, жесткий стиль резко выделялся на фоне заметок о платьях и туфлях.

Тем временем ужины в «Рице» по субботам превратились в самое ожидаемое событие недели. Ей нравилось встречаться с Генрихом Беликовским и слушать рассказы о его приключениях, о детстве в России, о романтическом мире катаний на санях и великолепных особняках, в которых он жил когда-то. Каждый раз он заставлял ее ощутить себя особенной и прекрасной — а ведь она почти забыла, каково это — испытывать такие чувства. Их дружба медленно и неуловимо становилась чем-то большим, но она пока не готова была себе в этом признаться. В конце концов, она сразу предупредила, что не примет никаких ухаживаний. Но жизнь по-своему расставляет фигуры на шахматной доске и умеет делать неожиданные ходы.

Благодаря Генри она продала в «Харперс базар» еще две небольшие заметки. Кармел Сноу по-прежнему была заинтересована в историях о жизни в Париже, особенно во всем, что касается моды. И они с нетерпением ожидали статью о «Театр де ла Мод», которую Купер собиралась сдать в печать после открытия выставки.

Также ее подругой стала Сюзи Солидор. Купер нашла Сюзи в гримерной: та сидела за столиком и изучала в зеркале свое лицо.

— Я беспокоюсь о тебе. — Купер присела рядом.

— Pourquoi?[40]

— L’epuration[41]. Все в клубе только об этом и говорят.

— Не бойся, — сказала Сюзи, — я не совершила ничего ужасного. Эти псы ничего мне не сделают.

— Могут сделать. Например, посадить тебя в тюрьму или отправить в лагерь для интернированных.

— Cherie, худшее, что они могут сделать, — наложить штраф в столько-то франков.

— Надеюсь, ты права.

— Я права. Не беспокойся. — Они встретились глазами в зеркале. — Я не ангел. А вот ты, та cherie, ты — ангел и само совершенство. — Она потрепала Купер по щеке, ощупывая взглядом ее лицо. — Ты находишь меня отвратительной?

— Конечно нет!

Хотя Купер стоило признать, что поначалу напор Сюзи ее попросту пугал. Присутствие этой женщины действовало как абсент — опьяняло и обостряло чувство опасности. Сюзи не подчинялась ничьим правилам: может, поэтому Купер и находила ее такой интересной. Как-то незаметно Сюзи стала важной частью ее жизни. Она взяла на себя заботу об образовании Купер: исправляла ее французский, прививала хороший вкус в одежде, выборе блюд и многом другом. Она познакомила Купер с произведениями любимых поэтов — Бодлера, Вийона, Рембо — и распахнула перед ней целый мир новых возможностей.