Рассказы - Федотов Вадим - Страница 1

• 1/3
• Следующая

Родился в 1952 году в военно-морской семье. Рос в этом же окружении.

Учился в образовательных учреждениях различных военно-морских баз, после окончания которых лейтенантом вернулся в родные края. Подводным прошлым (в настоящем) гордится, но не хвалится. Пожизненный североморец, хотя заканчивал службу в Севастополе. В литературном творчестве твердых ориентиров не имеет.

Дорога, хорошо знакомая с детства, не утомляла, но и не возбуждала — она была по-летнему сухой, и ее пологие асфальтовые повороты хорошо просматривались далеко вперед, а по обеим сторонам тянулись покрытые брусникой сопки, плавно переходящие друг в друга. Водитель шоколадной «троечки» — флагманский химик дивизии атомных лодок — «общением» не досаждал. Как ни странно, пистолет в кобуре, надетой прямо поверх лейтенантского пальто, тоже вносил свою долю в создание атмосферы умиротворенности.

«47-я», прервав боевую службу из-за пожара, вернулась с тремя трупами. Официальный отчет об этом печальном событии ждали в вышестоящем штабе, поэтому-то новенькая машина неслась в сторону флотской столицы — славного Североморска, а опечатанный портфель с секретами валялся на заднем сиденье.

После оформления пропуска флагхим, оставив своего вооруженного сопровождающего в комнатке для посетителей под парадной лестницей штаба флота и посоветовав ему не высовываться, пропал со своим портфелем где-то в «коридорах власти». Вернулся он неожиданно быстро и, воровато подмигнув, достал из портфеля какие-то документы, сноровисто расписался сам и заставил расписаться своего спутника за какого-то обладателя длинной вычурной фамилии, затем, смачно плюнув, опечатал портфельчик и вновь исчез.

Время тянулось медленно. Устав сначала сидеть, затем топтаться на площадке под парадной лестницей, голодный лейтенант поднялся по ступенькам и, не выходя окончательно в просторный холл, увешенный картинами военноморского содержания, стал осматриваться. Буфетом не пахло. За исключением двух лениво слонявшихся по паркету вооруженных старшин срочной службы, в холле никого не было. Это было и неожиданно, и странно — видеть вооруженных пистолетами моряков лейтенанту до сих пор не доводилось. По парадной лестнице кто-то спускался, и ранг его не определялся из-за слепящего света, падающего из окна верхней площадки. Уловив по силуэту, что на спускающемся — дефицитный офицерский плащ и фуражка-аэродром, лейтенант молодцевато отдал честь, на что «фигура», замешкавшись, ответила с явной неуверенностью, которая стала понятной спустя мгновение: «фигурой» оказался отягощенный канцелярской папкой штабной мичманюга, величаво пересекший холл и исчезнувший за дубовыми дверями Штаба. Настроение испортилось. Так как заняться было решительно нечем, лейтенант, вернувшись в каморку, бездумно принялся за разборку своего оружия. «Запечный сверчок, — мелькнула смутная мысль, — запечный сверчок, разбирающий табельное оружие». Буратино лейтенант почему-то не вспомнил. «Папа Карло где-то болтается, хочется есть, но в убогой каморке нет даже нарисованного на холсте котла с кипящей похлебкой». Повторив операцию сборки-разборки несколько раз, бедолага потерял интерес к этому занятию, и, всаживая в рукоять обойму с патронами, вышел на площадку. Щелчок ставшего на место магазина был заглушён стуком массивной штабной двери, вслед за которым послышались неторопливые «солидные» шаги. Один из находившихся в поле зрения старшин подтянулся и вскинул руку к бескозырке. Лейтенант, держа в руке увесистого «Макарова», приподнявшись на одну ступеньку, с интересом вытянул шею, памятуя о позорном конфузе с приветствием младшего по званию. Появившаяся из-за угла солидная персона оказалась, слава Богу, не мичманом, а самим Командующим Краснознаменным Северным Флотом адмиралом Егоровым, который, ответив на приветствие дежурной службы, плавно проследовал мимо притаившейся на уровне паркета пустой лейтенантской головы, увенчанной белым «грибом». Голове показалось, что державный взгляд упал в ее сторону, и поэтому, переложив ствол в левую руку, лейтенант с упоением отдал честь своему Командующему, которого видел первый и последний раз в своей офицерской жизни. Командующий или был ослеплен бившим в глаза солнцем, или принял пустую лейтенантскую голову за забытый на ступенях кочан капусты, на который какой-то шутник насадил «гриб», но на приветствие не ответил, а шагнул вперед и исчез в лучах солнечного света, заполнявшего лестницу, ведущую к славе.

По возвращении в базу лейтенанта арестовали — по недоразумению — так как его лодка ушла в полигон стрелять торпедой, а он числился в «нетях». По совету ушлых старших товарищей, молодой права качать сразу не стал, а, сноровисто оформив документы и оделив спиртом гауптвахтенного мичмана, достойно отдохнул дома, посещая магазин строго в партикулярном платье.

А лодка через несколько дней вернулась. По какой-то уже не важной причине торпедой стрельнуть не получилось — стреляли пузырем.

Лейтенант-сиделец объявился и вовсю изображал оскорбленную невинность.

Все было хорошо, хотя, если задуматься, ничего хорошего не было. Но задумываться, как всегда, не хотелось.

А потому все было хорошо!

Впрочем, у нее действительно «все было хорошо», и сама она была хорошей. И скромной...

Предыдущие в массе своей тоже были хорошими и скромными.

Скромности отдавалось особое предпочтение, так как, считая себя с недавнего времени пуританином (а еще и адвентистом седьмого дня), он заставлял себя заниматься ЭТИМ сдержанно и с большим внутренним достоинством.

Однако ночь миновала, и сейчас (это почему-то постоянно повторялось по утрам), в пыльном пространстве тренерской, качества эти никакой ценности уже не представляли. «Было, да сплыло», — окончательно просыпаясь, пробормотал он.

Повернув голову и с усилием разлепив глаза, он посмотрел на большие корабельные часы, висящие на стене — уже более часа шел его новый рабочий день. За тонкой декоративной дверью грохотали железом — это «качались» чуваки, неаппетитно тянуло потом...

Конечно, с такой жизнью надо было кончать.

Надо было уехать в Канаду или Австралию (или, на худой конец, куда-нибудь в Европу), заняться спортивным бизнесом, продолжать качать чуваков — ведь он владеет методиками... Надо было по-новой жениться или заняться выращиванием шампиньонов... Надо было...

Впрочем, сейчас ему надо было вставать — в дверь уже неоднократно бестактно стучались.

Разгладив смятые во время сна брюки и волоча за собой банное полотенце утраченной расцветки, он шаркающей походкой бывшего спортсмена покинул тренерскую через запасной выход и, стараясь не смотреть на глянцевый постер с недавно умершим красавцем, рекламирующим «CAMEL», опустив плечи, в глубоком унынии про следовал к одинокому умывальнику, торчащему в дальнем конце фитнесс-клуба.

Все было плохо.

Действительно, все безумно перемешалось в нашей жизни.

Гатчина. Императорский парк: переменчивая погода, на глади озера — лодки с матерящимися отдыхающими, чудом сохранившиеся утки, над гладью — невозмутимые перистые облака. Отшумело 300-летие СПб, не задев своими крылами этих благословенных краев. Благолепие.

И вдруг вечером по центральной программе ТВ — репортаж, бичующий взяточничество и мздоимство. Повязан в момент получения взятки врач областной ВВК губернского города N. Растерянного немолодого бедолагу в съехавших на нос очках с дужкой другого цвета, истошно кричащего, как и положено при силовом задержании, старательно вяжут перед объективом оперативной съемки ражие молодцы из «Быстроупака». Картинка некачественная: камера дрыгается в чьих-то руках, стараясь донести до зрителей всю напряженность происходящего. Задерживаемый не оказывает абсолютно никакого сопротивления — он жалок, напуган и, кажется, готов расплакаться прямо в кадре — создается впечатление, что это не самый крутой мздоимец в упомянутой ВВК. А может, это просто искусная актерская работа? Маска?

• 1/3
• Следующая