Проклятие рубина - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 25

Несчастный захлебнулся в кипящей на плите похлебке.

Энтрери вернулся в кубрик, и еще девятнадцать моряков умерли, не издав ни звука. Пришло время выйти на палубу.

Стояла светлая ночь. Луна бесшумно плыла по безоблачному небу, и ее серебристый свет был на руку убийце. Энтрери прекрасно знал, где находятся и что делают выставленные в дозор матросы, – не зря же он, следуя многолетней привычке, заранее готовился к наихудшему развитию событий и провел много ночей наблюдая за командой. Сейчас, притаившись за грот-мачтой, он, держа кинжал в зубах, напряженно прислушивался к шагам прогуливавшихся по палубе часовых.

И вот, выбрав момент, убийца стремительно полез к располагавшейся на верхушке мачты наблюдательной площадке.

Два матроса так и остались молча сидеть на своем посту.

Спустившись на палубу, Энтрери спокойно, не таясь, подошел к борту.

– Корабль! – неожиданно воскликнул он, указывая вдаль. – К нам приближается какой-то корабль!

Двое дозорных подбежали к нему и принялись вглядываться в даль. И тут кинжал, хищно блеснув в лунном свете, показал, как жестоко они обманулись, поверив убийце.

Из всего экипажа судна в живых остался один лишь капитан.

Энтрери мог без труда открыть дверь каюты и зарезать капитана во сне, но убийца решил устроить кораблю поистине грандиозные похороны, да так, чтобы капитан видел, что произошло с его судном. Подойдя к двери капитанской каюты, Энтрери достал оружие и моток тонкой, но очень прочной веревки.

Через несколько минут он вернулся в свою каюту и разбудил Реджиса.

– Одно слово, и я вырву тебе язык, – предупредил он хафлинга.

Только сейчас Реджис понял, что происходит. Сойдя на берег, моряки обязательно распустили бы по городу слухи об убийце и его зараженном «страшной болезнью» приятеле, и тогда Энтрери вряд ли сумел бы сесть на корабль, идущий в Калимпорт.

Этого убийца никак не мог допустить, и Реджис с ужасом осознал, что именно на нем лежит вина за смерть несчастных мореходов.

Хафлинг, понуро опустив голову, поплелся следом за Энтрери и, проходя через кубрик, поймал себя на мысли, что не слышит пения кока, хотя рассвет уже не за горами и тот давно уже должен был заниматься завтраком. Но нет, из полуприкрытой двери камбуза не доносилось ни звука.

Кок запас в Глубоководье достаточно масла, и его должно было хватить на весь путь до Калимпорта. И точно: открыв дверь, Энтрери достал из кладовой два пузатых бочонка. Сломав сургучную печать, Энтрери выбил у одного из них дно и швырнул бочонок об пол. Затем, открыв второй, он наклонил его и, подхватив Реджиса, от страха едва державшегося на ногах, двинулся по коридору, по дуге разливая масло вокруг двери капитанской каюты.

– Полезай в лодку! – скомандовал он Реджису, кивнув в сторону качавшейся на волнах, привязанной к правому борту корабля шлюпки. – И держи вот это, – добавил он, протягивая хафлингу небольшой мешочек.

Комок подкатил к горлу Реджиса, когда он догадался, что в том мешочке, но тем не менее он взял его и сунул в карман, прекрасно понимая, что, даже если он его потеряет, Энтрери это не остановит.

Убийца двинулся на корму, на ходу поджигая факел. Реджис, в ужасе наблюдая за ним, увидел, как тот швырнул факел в залитый маслом кубрик. Заглянув в люк, убийца, удовлетворенный тем, что пламя начало пожирать корабль, двинулся в сторону каюты капитана.

– Прощай! – прокричал он, несколько раз ударив кулаком в дверь, и в два прыжка оказался в лодке.

Капитан проснулся и, пытаясь сообразить, что происходит, уселся на кровати. На корабле было удивительно тихо, слышалось лишь легкое потрескивание да посвист дыма, пробивавшегося сквозь щели в палубе.

Схватив меч, капитан откинул засов и распахнул дверь. При виде вставшей на его пути стены огня он издал отчаянный вопль. Пламя еще не достигло палубы, но было очевидно, что корабль обречен. Начиная понимать, что произошло, капитан в одной ночной рубахе выскочил в коридор.

Споткнувшись о туго натянутую веревку, он, падая, угодил ногой в петлю и полностью осознал, в чем дело. Выронив меч, он покатился по полу и тут же почувствовал, что его рубаха быстро пропитывается какой-то маслянистой жидкостью. Извиваясь на скользком полу, капитан, ломая ногти, попытался дотянуться до рукояти меча…

И тут языки пламени, бушевавшего на нижней палубе, вырвались наверх…

Звук отлично распространяется над водой, особенно в ночном воздухе. Протяжный предсмертный вопль капитана еще долго стоял в ушах Реджиса, когда Энтрери, сев на руль, умело направил лодку вниз по течению Чионтар. Жуткий крик донесся даже до таверн, расположенных у пристаней Ворот Балдура.

И крик этот, словно подхваченный душами мертвых матросов и самим гибнущим судном, еще некоторое время разносился над хранившей безмолвие рекой, будто оплакивая мореходов.

Потом наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием жарко пылавшего корабля.

Энтрери и Реджис вошли в город на рассвете. Лодку они затопили в нескольких сотнях ярдов ниже по реке – убийца не хотел оставлять следов, по которым можно было бы догадаться о ночной трагедии.

– Как здорово будет вновь оказаться дома, – издевался Энтрери над Реджисом, пока они шагали вдоль огромных пристаней в нижней части города. – Ты узнаешь флаг? – спросил он, указывая на большое торговое судно, пришвартованное к одному из внешних причалов.

Реджис покосился на развевавшийся на мачте флаг: две косые перекрещенные синие полосы на золотом полотнище – знамя Калимпорта.

– Торговцы из Калимпорта никогда не берут на борт пассажиров, – напомнил он убийце, желая тем самым несколько остудить его пыл.

– Думаю, на сей раз они сделают исключение, – сказал Энтрери и, вытащив из-под кожаной куртки висящий на золотой цепочке рубин, злобно усмехнулся и помахал им перед носом хафлинга.

Реджис промолчал. Он знал силу волшебного камня, и ему нечего было возразить убийце.

Энтрери, который не раз бывал в Воротах Балдура, уверенно ориентировался в хитросплетении улиц и пристаней и в конце концов нашел контору начальника порта – неказистый домик, стоящий рядом с причалами. Реджис покорно плелся вслед за убийцей. Не особо следя за происходящим, он с головой ушел в воспоминания о резне, которую учинил Энтрери на борту корабля. Хафлинг последними словами проклинал себя за то, что, впав в отчаяние и пытаясь помешать Энтрери, решился на хитрость, которая привела к гибели двадцати шести ни в чем не повинных мореходов. Поэтому он даже не заметил начальника порта и не запомнил, как его зовут.