Голубиная книга 2 (СИ) - Боброва Ирина - Страница 16

– Помните, как в землях аглицких йомены на нас из–за коровы осерчали? – спросил Умник.

– Ага! – ответила левая голова и загоготала:

– Гы–гы! Дык мы ж корову их натурально сожрали! Там кто угодно осерчал бы.

– Вообще–то те пиплы аглицкие на нас с кольём да дубьём кинулись, – лениво поддержала разговор средняя голова. – Видно рогатый скот у них в большом дефиците, ежели они так ревностно своё хозяйство оберегали. И к чему ты, Умник, вспомнил? Помолчи немного, не лишай прелести утреннее безделье.

– А по мне, Старшой, так любое безделье приятственно. Утреннее оно али вечернее – разницы нет.

– Цыц, Озорник, цыц сказал, – проворчала средняя голова змея, не открывая глаз.

Бездельничать Горынычу нравилось, делал он это с удовольствием. Лежал на холме, опрокинувшись на спину, раскинув в стороны лапы, разметав крылья, опустив по склону шеи – почти к самому краю небольшого озерца, каких много вокруг Городища. Разомлел, задремал, едва не мурлычет от удовольствия. И тут крик:

– Ой, да сыночка мой бедненький! Ой, да неужто правду мне сказали, и ты пал жертвой кишечной инфекции?!!

Домовой из хрустального дворца, без преувеличения сказать, вынянчил змея с пелёнок. И отцом был трёхголовому питомцу, и матерью. А вот воспитатель, положа руку на сердце, из Дворцового оказался не очень. Разбаловал он Горыныча с малолетства, во всём ему потакал, всё разрешал. Зарпещал только одно: летать. Пугал, что за стенами хрустального замка чудища страшные кишмя кишат, да разве молодёжь пугалками остановишь? Теперь вот змей взрослым стал, сам уж в отцы записался, и пугаться приходилось уже самому воспитателю: сыт ли, здоров? Да не случилось ли чего с ним? И сейчас в голосе Дворцового такой испуг слышался, что змей Горыныч вздохнул и приготовился оправдываться – ежели, конечно, отбрехаться не получится.

– Ты чего, папаша, такой резкий–то?– Змей открыл глаза и, аккуратно подцепив когтем Дворцового, снял его со средней головы. – Нельзя ж так, неожиданно–то с претензиями на брюхе скакать, в пасть ненароком скатишься. А ежели б я взял да и проглотил тебя и не заметил бы? – Попенял Горыныч, поставив домового на траву.

– Это как? Так как ты быков глотаешь с рогами и копытами? Преступной антисанитарией занимаешься, питаясь сырым мясом? – Воинственно задрав вверх подбородок, сразу перешёл в наступление Дворцовый.

– Да что ж ты, батюшка Дворцовый, утро наездами неправомерными портишь? – Отводя глаза в сторону, поинтересовался Озорник.

– Мне тут сорока на хвосте принесла, что вы быков на завтрак заглатываете, да не одного, а по три штуки сразу!

– А сорока случаем не бородатая? – поинтересовалась средняя голова, Старшой.

– Ага! – поддержал Старшого Умник. – А не работает ли та сорока в царском тереме?

– И зовут белобоку Домовиком, – подвела итог третья голова Горыныча.

– И что?! И что?! Люди зря не скажут!

– Так то ж не люди, то домовой! – Хором возразили змеевы головы.

– И что домовой? С каких это пор домовым веры не стало? Вот сказал мне Домовик, что у тебя с царём–батюшкой уговор. Якобы, ты ему каменья таскаешь с хрустального замку, а он тебе за это стадо быков на откорм поставил. Чтобы ты, значится, по одному в день заглатывал – вместе с микробами болезнетворными! – Обвиняюще прокричал Дворцовой и замолчал, поджав губы и обхватив ладошкой дрожащую бородёнку.

– То поклёп натуральный, батюшка!

– Невиноватые мы!

– И немытых быков мы не едим, мы их сперва в озер… – договорить Умник не успел, умолк, выпучив глаза: Горыныч хлопнул себя кулаком по правой голове – по самому темечку. Это Старшой взял управление телом на себя и заткнул брату пасть.

– Да?.. – Дворцовый склонил голову к правому плечу и недоверчиво посмотрел на воспитанника. – А я ить подумал, резону в доносе том много. А уж как на веру принял, так ить всю ноченьку делом занимался да расследование устраивал, всё улики искал: с Кощеем ревизию проводили, богачество пересчитывали. И ведь недостаёт сундука с каменьями! Ты взял?!

– Да нет!

– Да ни в коем разе!

– Да мы с Домовиком поговорим, чтобы он не шутил так над сродственником!

– Что ж, можешь уже сейчас отправляться, – хмыкнул Дворцовый. – Вавила тебя ко двору требует. Вчерась просил, чтоб ты с утра в гости заглянул. Я ещё вечером хотел с тобой беседу воспитательную о вреде сырой пищи и антисанитарных наклонностях хотел поговорить, да вот беда – дома ты не ночевал. Вот где, спрашивается, шлялся? Пошто перинку игнорируешь? Пошто по лугам да полям слоняешься, аки беспризорник и сирота законченный, будто родни у тебя в помине нет, и батюшку да дядьку Кощея в глаза никогда не видал?..

– Батюшка, негоже заставлять царя ждать, – перебил воспитателя змей Горыныч, – а морали мы потом послушаем, в другой раз. Не каждый же день воспитывать меня, тем паче я уж вырос давно!

И змей, перевернувшись, расправил крылья.

– Вырасти–то ты вырос, а вот ума, я гляжу, не прибавилось ни на гран! – Прокричал вслед Дворцовый, но змей уже взлетел, делая вид, что не расслышал.

– Ох, вот ничего скрыть нельзя! – Хмыкнул Озорник.

– И правильно, иначе как мне вас отучить мясо кушать?

– Не, посмотри на него! Вот будто ты сам, Умник, этого… не того!

– Чего не того? Договаривай, Озорник!

– Не получаешь удовольствия от сытого желудка! Вот сколько тебя знаю, а ты всё такой же зануда, потому как умный шибко. Это всё от книжек. Я так думаю, что книжки читать – вредительство сплошное, потому как лёгкость из характера изчезает.

– Зато появляется серьёзное отношение к жизни, – возразил Умник и, демонстративно фыркнув, отвернулся.

– А ну хватит болтать! – Прикрикнула средняя голова. – Не к добру царь с утречка решил склонность к общению обозначить. Наверняка дело задаст, либо другое поручение организует.

– Думаешь, Старшой?! – хором спросили крайние головы. – Какое дело?

– Не знаю, но нутром чую, что противное нашей натуре.

Старшой, подлетая к терему, высматривал место для посадки, и на минуту потерял бдительность. Озорник не преминул этим воспользоваться и учинить шалость. Он перехватил управление телом, и спикировал точнёхонько в центр большой бурой лужи.

Вавила, царь–батюшка Лукоморский, тоже утренним теплом не брезговал, шёл по двору, жмурился, едва не мурлыкал, нежась в утреннем свете. Расслабился, разомлел, и тут – на тебе! – холодной жижей из лужи с ног до головы окатили. Продрал глаза, и видит: змей Горыныч приземлился, крыльями коротко взмахивает, регулируя скорость, а задние лапы в землю упёр, и тормозит.

– Да пошто ты змей этакий, кажон раз в грязь приземляешься? Неужто момента не чувствуешь? И ведь стоит мне мимо этой лужи пройти, как вон он ты, нарисовался! – Выругался царь Вавила, отскакивая в сторону. – Рубаху новую вот спортил, – проворчал он, стряхивая комья грязи с вышитых золотом петухов. – И ведь знал, что добра от тебя не жди, всё равно пакость организуешь, а нет же…

– Сам звал и ругаешься, – обиделась левая голова змея.

– Тормозной путь у нас длинный. И потом, оно для тебя лужа, а для нас так, мелкая выемка на тверди земной, – сказал правая голова.

– Третий раз мы тебя из этой лужи грязью окатываем, а тебе всё резона нет засыпать её! – поддержала крайние головы средняя. – Говори, зачем звал!

Вавила рубаху отряхнул, корону из грязи выудил, но надевать не стал. Повертел в руках, повздыхал, лысину почесал, да и говорит:

– Я вот тут думаю оживить контакты с иноземными державами…

– Понятно, а мы причём?

– Не перебивай, сперва выслушай. Мне чем–то увлечь иноземцев надобно, чтобы они захотели свои хранцузские, аглицкие да прочие ремёсла на земле Лукоморской развивать и прибыль с этих ремёсел иметь. Али галантерею какую штоб устроили в Городище, или другую торговлю обозначили.

– Понятно, да не очень, – озадаченно прорычал Горыныч. – Неужто мнится тебе, царь–батюшка, что мы в той галантереи вышивкой займёмся?

– Да можешь ты хоть раз выслушать меня, не перебивая вопросами? – Рассердился Вавила. – Вот у тебя сколько глоток? Три. А у меня одна. И как, спрашивается, тебя переговорить могу? Только по твоему добровольному внимательному отношению к собеседнику. Так вот, народ из Лукоморья по разным странам–городам разъезжается, а мне обратный процесс организовать требуется. А чтоб охота к нам ехать появилась, диковины нужны и достопримечательности разные. – Вавила взмахнул руками, потом развёл их в стороны – не то приглашая змея окрестности осмотреть, не то сетуя на скудость лукоморской архитектуры и ландшафта. – Не, вот ты посмотри, ну что у нас диковинного может быть?