Воины света (СИ) - Бачурова Мила - Страница 22

— Пока? — повторил дед. — Он так и сказал: пока она там?

— Так и сказал. — Я помолчал, вспоминая, и вдруг понял, что не могу точно воспроизвести слова покойника, потому что и слов-то никаких не было. Было какое-то телепатическое общение. Однако я уверенным тоном заявил: — Слово в слово.

— Значит, способ действительно есть! — Дед уже едва не выпрыгивал из кресла. — Александр считает, что ты справишься! Мёртвые никогда не лгут, Костя. Ты понимаешь?

Я только криво улыбнулся деду.

Мёртвые, может, и не лгут. А вот живые, передающие их слова, лишены подобных ограничений.

Получение письма с приглашением во дворец было всего лишь вопросом времени. Разумеется, вслух я так никому не сказал, но сам только его и ждал, загадав неделю. Если бы за неделю письма не принесли — я бы начал пробиваться во дворец своими силами. Через Кристину, через Анну, через чёрный ход, портал, танковую атаку — без разницы.

Мне необходимо было поговорить с императором.

Но письмо пришло уже на третий день после того, как великий князь Борис Александрович вернулся в отчий дом. Писал явно секретарь, под диктовку, но подпись поставил лично Его Величество. Меня приглашали во дворец.

Не теряя времени даром, я подхватил давно упакованный вещмешок и направился к гаражу. Да, всё это время я отдыхал в Барятино, стараясь не думать ни о чём, просто дышать, питаться и набираться сил. Мог бы проделывать всё это в академии, но предполагал, что письмо Его Величества скорее придёт сюда — и не ошибся.

Наш особняк в Барятино, как и обещал Витман, отремонтировали. Частью — при помощи Реконструкции, частью — при помощи чёртовой прорвы денег и такой же прорвы ремонтников. В спальне у меня теперь стояла новая кровать, компанию которой составлял новый стол.

Нина укатила в свадебное путешествие — не с лёгким сердцем, конечно, но мы с дедом настояли. Дед остался в городском особняке, сославшись на служебные дела. На самом деле мы прекрасно знали, что он просто терпеть не может перемен — даже если они касаются всего лишь приобретения новой мебели. Китти осталась при нём. Бегать по пятам за мной с некоторых пор опасалась. Таким образом, в Барятино жили теперь только мы с Надей, да прислуга.

Выйдя из комнаты, я постучал в соседнюю дверь.

— Костя? — отозвалась сестра. — Заходи.

Я толкнул дверь. Надя сидела за столом, что-то писала.

— Уезжаешь? — спросила она, не поднимая головы.

— Да. Во дворец, а потом — в академию. Скучать не будешь?

— Нет! — Надя подняла на меня взгляд сияющих глаз. — Я рассылаю резюме в лучшие театры города.

Я со вздохом опустился на кровать, поставив у ног вещмешок.

— Ты же понимаешь, что будет? — спросил я.

— Костя… — Надя встала. — Чем ты хочешь меня напугать? Тем, что дедушка станет гневаться? Но ты сам говорил: это — моя жизнь, и мне решать, что с нею делать. Когда мне исполнится восемнадцать, мы с Владимиром поженимся. Я возьму его фамилию, как бы там дедушка ни упирался. У Владимира есть доход, который он, полагаю, будет только приумножать.

«Этот будет, факт», — подумал я. И невольно улыбнулся.

Позавчера утром Вова примчался в Барятино сообщить, что вот буквально час назад к нему в мастерскую прибыл курьер и передал пакет с внушительной пачкой наличных внутри. К пакету прилагалась записка: «Вѣрному сыну Отѣчества для компѣнсацiи понѣсѣннаго ущерба».

Если перевести эмоции Вовы на язык аристократов, то он готов был послужить отечеству ещё не раз. Вместе с мастерской, а желательно — с тремя или пятью такими же «сараями». При условии, конечно, что разрушение каждого из них ему будут компенсировать столь же щедро. Подробностей я не запомнил, но, если верить Вове, на полученную компенсацию можно было смело купить очень приличный автосервис в очень приличном районе, и деньги ещё остались бы. Надя, вероятно, имела в виду в том числе это.

— А я — прекрасная актриса! — продолжила она, топнув ногой. — И я не собираюсь больше стыдиться своего таланта. Не хочу всю жизнь прожить, будучи всего лишь светской дамой — одной из сотен таких же светских дам. Однажды — и очень скоро, вот увидишь, Костя! — всё изменится. И тогда артистов будут уважать не меньше, чем сейчас уважают аристократов! Люди будут гордиться знакомством с артистами!

«И это — тоже факт», — подумал я.

— Кроме того, хорошие актёры очень неплохо зарабатывают, — продолжила Надя. — Я узнавала. Разумеется, это не тот доход, которым мы располагаем, будучи родом из Ближнего круга, но прожить на эти деньги я сумею. Вместе с Владимиром мы сможем позволить себе неплохую квартирку в Петербурге и даже приходящую домработницу.

— А с ним-то ты всё это обговаривала? — улыбнулся я.

— Нет… — Надя немного смешалась. — То есть, пока ещё нет. Но я уверена, что он меня поддержит! Или, ты думаешь, станет возражать? — Она обеспокоенно посмотрела на меня.

— Поддержит. — Я встал, привлёк к себе Надю, обнял её. — Не сомневайся! Владимир тебя во всём поддержит. И дед злиться тоже не будет.

— Почему? — удивилась Надя.

Потому что наш мир окутала Тьма, и он в любой миг может прекратить своё существование. Потому что даже смерть — не выход. И в сложившейся ситуации даже такой старый сухарь, как Григорий Михайлович, поймёт: лучше прожить отпущенное тебе так, как хочет сердце, чем перед ликом Тьмы рыдать о так толком и не начавшейся жизни.

— Просто верь мне, — сказал я. — Удачи, сестренка.

— Спасибо. И тебе тоже удачи, Костя! Передавай привет великому князю.

У дворца меня встретили, но в сам дворец не проводили, повели в парк. Я этому не особо удивился. Всё же парк не зря назывался «Царское село», представители правящей династии всегда охотно здесь гуляли.

Привели меня прямо к Башне-руине. Узнав путь, я немного занервничал. К чему бы это? С тех пор, как башня превратилась в голема, я в эту часть парка не заходил. И сейчас с удивлением увидел, что Башня-руина снова стала Башней-руиной, а не просто руиной. Как будто и не было здесь той невероятной битвы.

У входа в башню стояли двое гвардейцев. Императора я увидел на самом верху, стоящим у края смотровой площадки. Провожающий мне и слова не сказал, но приглашение было недвусмысленным. И я поднялся по винтовой лестнице.

— Надеюсь, вы не возражаете? — спросил император после приветствия. — Свежий воздух. Кроме того, мне нравится вид отсюда.

— Как будет угодно Вашему Величеству, — скромно ответил я.

Вид меня не сильно заинтересовал, в эстетах отродясь не ходил. Но из уважения уделил несколько секунд созерцанию окрестностей.

— Любопытно, как иногда судьба приводит тебя в те места, где ты был, казалось, вечность назад, — сказал император, глядя на стену зелёной листвы впереди. — Говорят, это — верный признак того, что какой-то жизненный этап завершается. Нельзя войти дважды в одну реку. Но обычно к тому моменту, как ты это поймёшь, ты уже вымок до нитки.

— Боюсь, изящная словесность — не мой конёк, Ваше величество, — сказал я.

Император улыбнулся:

— Знаю. Но ведь и вы знаете, что практически всё, что говорят люди — они говорят для самих себя.

Я тактично промолчал. Задумался, что же не так с императором. И ответ нашёлся быстро: он был расслаблен. Впервые с тех пор, как мы с ним повстречались, внутри государя не сжималась невидимая пружина, готовая распрямиться в любой момент.

И это меня… да. Меня это раздражало.

Оказывается, раньше я видел некое сходство между императором и мной. А теперь… Теперь — как будто мы оба прежде состояли в клубе убеждённых холостяков, и вдруг я встретил его с красивой женой под ручку и с кольцом на безымянном пальце.

— Ничего ещё не закончилось, — сказал я как будто невпопад, но император меня прекрасно понял.

Лицо его слегка помрачнело.

— Вы полагаете, я этого не знаю, Константин Александрович? Я вижу, что ситуация сейчас даже хуже, чем была неделю назад. Там, в автомастерской этого вашего друга — надеюсь, к слову, что мне удалось компенсировать его расстройство из-за ущерба, нанесенного Борисом — я наблюдал то же, что и вы. И выводы умею делать не хуже вас. Но если мы не научимся радоваться маленьким победам, нам никогда не одержать большую.