Воины света (СИ) - Бачурова Мила - Страница 57

И Свет скользнул непривычными изгибами лабиринта энергетических каналов так легко и свободно, будто я всю жизнь только этим и занимался.

Стандартный черномагический Таран был невидимым. Сейчас же из центра моей ладони в голову Юсупова ударил ослепительно яркий луч света. Как лазер в фантастическом фильме.

Голова дёрнулась назад, как от удара, и Юнг закричал. Пол затрясся у меня под ногами. Демоны в преисподней завопили от невыносимой боли.

— Сдохни уже, хватит позориться! — крикнул я.

Силы таяли стремительно. И в голову закралась неприятная мыслишка: «А что если я не выдержу? Что если иссякну раньше, чем эта тварь издохнет?»

А тварь не сдавалась. Она выпростала чёрные щупальца. Их было слишком много и двигались они слишком быстро — я не успел ничего предпринять. Щупальца обхватили меня за руку и дёрнули её в сторону. Мигнул и погас луч света. Потом тьма обхватила меня со всех сторон, заключила в кокон, оставив снаружи, на свободе, лишь голову, и я зарычал от боли.

Боль пронизала всё тело, раскалёнными иглами вонзилась в кости.

Я вспомнил, как рассыпался в прах охранник великого князя на праздновании моего дня рождения. Вот-вот меня настигнет та же участь…

Найдя взглядом цепь, я отдал отчаянный приказ, и цепь налилась истинным светом. Он пробежал по звеньям и сосредоточился вокруг опутанных лодыжек Юсупова.

Тот взревел, и кокон тьмы распался. Я повалился на пол, хватая ртом воздух. Мышцы обратились в кисель, в сознании всё плыло.

Юсупов грохнулся тут же, в трёх шагах от меня. Но он чувствовал себя гораздо лучше.

Впрочем, я сомневался, что сам Юсупов уже хоть что-то чувствует. Он явно был мёртв, и, скорее всего, давно. Скорее всего, он умер ещё до того, как его сын принёс мне вызов. То, с чем сейчас дрался я, было всего лишь оболочкой. Но оболочкой, накачанной таким количеством силы, что я даже не мог представить себе её границ.

Он поднялся на ноги так легко, как будто утром вставал с постели. А я едва мог шевелиться.

Вытянул руку — цепь подползла к ней, как верная собака. Пальцы неуверенно сжались вокруг оружия.

— Кажется, ты исчерпал себя, clochard, — сказал мой враг. — Глупая и бессмысленная война окончена. Нет ни одного космогонического мифа, который повествовал бы о вечном свете, внутри которого зародилась тьма. Тьма была всегда и Тьма пребудет вечно. Весь ваш мир — все ваши миры! — это огоньки тлеющих сигарет. Краткое мгновение — и вечный покой.

— Вечный покой? — усмехнулся я. — Это я тебе устрою.

— Какая нелепая самоуверенность…

Мне удалось повернуться набок, получилось поднять взгляд и рассмотреть лицо своего врага. Сил удивляться уже не было. Я просто принял тот факт, что вижу не лицо Юсупова, но лицо Юнга.

— Кто ты такой? — прошептал я.

— Когда-то я был человеком. Это было настолько давно, что я даже не помню своего имени. Их было много за те эоны лет, что я прожил. Было время — меня звали Рассел Фарадей, мы дивно повеселились тогда… — Юнг засмеялся, но оборвал сам себя. — Я был Уолтером О’Димом. Я был Куруниром Ланом. Я был змием, предложившим яблоко какой-то голой девке. Я верно служил своей госпоже — Тьме. И она продлевала мою жизнь бесконечно. Ты мог бы разделить мою судьбу, clochard.

— Судьбу лузера, обречённого всегда проигрывать? — Я усмехнулся. — Нет уже, спасибо. Мне и так неплохо.

— Не верь всему, что пишут в сказках, — улыбнулся Юнг. — Я не проигрывал никогда.

Он подошёл ближе и простёр надо мной руку. Тьма окутала его ладонь.

— Тебе не будет страшно или больно. Я просто отключу тебя. Из уважения к тому, что впервые за всё время я встретил достойного соперника.

— Не могу обещать того же, — хрипло ответил я.

Цепь обернулась вокруг моего кулака, превратив его в смертельное оружие. Мышцы оклемались. Я почувствовал себя в силах встать, но берёг этот импульс — возможно, последний из тех, что дарует мне судьба.

— Тяжело умирать, когда не позволяешь себе смириться. Я сочувствую тебе, clochard, но длить эту комедию долее не намерен. Прощай.

— Прощай, — ответил я.

Тьма рванулась ко мне, и в тот же миг я открыл самый большой портал из всех, что когда-либо мне удавались. И почти сразу же выставил самый огромный Щит.

Рвануло как надо.

Помещение, в которое мы перенеслись, было существенно меньше Большого зала, и загадочная природа портала вступила в конфронтацию с окружающей средой.

Я падал, а вокруг грохотало. По Щиту стучали обломки, его лизали языки пламени.

И вдруг всё закончилось. Я отменил Щит, и меня опалил прохладный ветер.

Я висел в метре над полом ангара, а Юнг лежал поперёк носа моего самолёта. Он застонал. Его не защищала родовая магия, и, кажется, марионетка тьмы сломала хребет. По крайней мере, пошевелиться ему не удавалось.

Но вот спохватилась тьма. Она окутала голову Юнга, и та приподнялась. Пустые глаза уставились на меня.

— Потерпи чуток, — сказал я. — Уже недолго осталось, — и обрушил удар.

Кулак, опутанный цепью, вновь засветился, но лишь на мгновение. Этого хватило, чтобы вырубить тварь.

Я опустился не на пол — на крыло самолёта. Покачнулся, когда родовая магия отпустила меня. Огляделся.

Ангар разворотило, ворота вынесло — ну да и чёрт с этим. Главное, что самолёт не пострадал — я выставил действительно огромный Щит. Мишель мной бы гордился.

— Небеса в моих руках, — пропел я хриплым голосом и бросил цепь на Юнга. — Я смотрю, не веря…

Цепь удлинилась и несколько раз обернулась вокруг носа самолёта, накрепко притянув к нему неподвижную фигуру.

— Разрывает сердце страх, как лихие звери…

Я сел в кабину, пристегнулся и запустил движок. Посмотрел на винт и послал ему небольшой магический привет. Лопасти завертелись. Ещё один магический толчок, и самолёт выскочил из ангара, бодро побежал по взлётной полосе. Служащие аэродрома, бросившиеся было к ангару, увидев меня, застыли.

— Птицы райские, куда вы меня несёте? — пел я всё громче, представляя, что это кричит он, привязанный к самолёту доктор Юнг, мсье Локонте или же князь Юсупов. И отвечал ему с истерическим смешком: — Путеводная звезда — только блеск в болоте.

Земля осталась внизу. Я поднял самолёт в небо. Убрал шасси. Выше и выше, так высоко, чтобы стало трудно дышать. Но не далеко: я делал круги над аэродромом, штопором вонзаясь в небо, продолжая петь песню, чёрт знает, кем и когда сочинённую, которую мы с приятелями частенько напевали в подвалах, заброшках, под мостами — везде, где я жил после того, как покинул интернат.

И лишь когда мотор в первый раз чихнул, я изменил траекторию и отозвал цепь. Бесчувственное тело соскользнуло и полетело вниз. А я направил самолёт следом, в пике.

Тварь пришла в себя. Я увидел, как тело задёргалось. Как выплеснулись наружу щупальца и попытались ухватиться за воздух. А потом вдруг бросились ко мне.

— Шорох крыльев надо мной, мир привычный тает! — закричал я, превозмогая рёв ветра, и лопасти винта засветились от последней вспышки Света, которую я смог через себя пропустить. — Мы летим, летим домой, птицы отвечают.

Щупальца затянуло в винт и перемололо без остатка. А потом я почувствовал удар, и в лицо плеснуло горячим. Я засмеялся. Сил уже не оставалось никаких. Винт перестал светиться. Вращаясь, приближалась земля.

Онемевшие пальцы нащупали пряжку и расстегнули ремень. Я выскользнул из кабины. Последний шанс. Скоро я узнаю, спасает ли родовая магия Барятинских от падения с ТАКОЙ высоты.

Туша самолёта обогнала меня. А я летел спиной вниз, широко расставив руки и ноги, и улыбался серому небу, продолжая шептать:

— Я не верю тем словам, только сердце знает: верен путь, и дом мой там, где звезда сияет…

— Неплохо для белого мага, — послышался рядом голос.

Я повернул голову. Возле меня в точно такой же позе летел Венедикт Юсупов.

А у меня не осталось сил даже призвать цепь.