Конторщица 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 19

Римма Марковна и Светка — моя семья. Они этому телу по крови чужие, но мне с ними легко и приятно. Даже постоянные интриги Риммы Марковны о том, как бы меня выдать замуж или хотя бы побольше накормить, выглядели сейчас невинно и мило.

Я вздохнула.

В точках бифуркации, которые частенько любит преподносить злодейка-судьба самое главное — изгнать страх. Потому что именно боязнь того, что потом будет, парализует все адекватные мысли и заставляет принимать неэффективные и часто вредоносные решения.

Поэтому, первое, что нужно делать в такой ситуации — это понять, чем всё может обернуться по самому плохому сценарию.

Итак, самое плохое, что может случиться, это когда меня сочтут во всем виновной (а Иванов и Герих вполне могут все устроить по самому худшему варианту, тут и гадать не приходится), исключат из Партии и уволят с работы (расстреливать они же меня из-за такой ерунды не станут, ха-ха).

И что я буду делать в этом случае?

Да ничего. Работу управленца я уже вряд ли найду, особенно с такой плохой характеристикой, но вот я вполне могу уехать в другое место и выбрать себе работу по вкусу и жить так, как хочу я, без всяких надоедливых родственников и огородов.

Ну а что⁈ Поеду в Кисловодск, к примеру, устроюсь там рабочим-озеленителем в какой-то санаторий, буду работать на свежем целебном воздухе, пить полезный нарзан и проживу до ста лет.

И Римма Марковна со Светкой поедут со мной. А квартиры поменяем. Барахло — дело наживное. Не пропадем!

От облегчения и осознания этой простой мысли я аж рассмеялась.

Ну вот, ничего такого уж прямо страшного нету.

А ведь Советский союз огромный — и мой выбор широкий.

И теперь хороший вариант, это если они примут мою сторону, формально поругают меня и на этом всё. Тогда я вполне законно смогу порвать с «родней», мол, я обиделась, раз вы такие. При этом я останусь здесь, буду потихоньку собираться в Москву.

Так что не всё так уж и плохо.

И тут зазвонил телефон. Недоумевая, кто же звонит так поздно, я подняла трубку:

— Лида! Лида! — закричала в трубку Римма Марковна (она всегда кричала, хоть треска сейчас и не было), — срочно иди домой! Срочно!

— Что случилось?

— Тут твои из деревни приехали!

Домой я домчалась, со скоростью торпеды.

Меня аж колотило от злости — совсем лидочкина мамашка обнаглела — мало того, что во все инстанции понаписывала кляузы (и ведь какая же дура, у «дочери» нынче должность какая и зарплата хорошая, а если уволят — будет на какой-нибудь овощебазе за три копейки гнилой чеснок для колбасы перебирать, и не видать той же Шурке обеспеченной старости). Совсем дебет с кредитом не сводит, великий стратег из Красного Маяка!

Я так торопилась, что от нервной суеты чуть не вписалась в чью-то машину, и лишь могучим усилием вырулила на свою дорогу. За спиной раздалось гневное бибиканье. Не обращая внимания, я въехала в наш двор, резко остановилась и еще несколько минут сидела, уткнувшись горячим лбом в руль. Сердце стучало где-то в горле, руки дрожали — меня накрыл адреналиновый отходняк.

Немного продышавшись, я ворвалась в квартиру, вся решительная и неумолимая, словно громовержец Зевс перед селянками. Но стоило мне увидеть гостей, как вся заготовленная обличительная речь сразу вылетела из головы.

На кухне сидели… тетя Зина и дядя Толя. И спокойно, по-хозяйски, пили чай. Риммы Марковны, как ни странно, в квартире не было.

Увидев меня, тётя Зина отставила чашку и слегка фальшиво заулыбалась:

— Аааа! Лида! Ну, здравствуй, племяха!

Дядя Толя проворчал что-то нечленораздельное, что, очевидно, символизировало слово «здравствуй».

Я тоже пробормотала слова приветствия, недоуменно прислушиваясь к тишине в квартире. Странно, в коридоре я заметила только одни чужие женские туфли и одни мужские. Значит, родители Лидочки не приехали.

— Вы одни? — на всякий случай спросила я.

— Ага, решили вот заехать, — сверкнула железным зубом тётя Зина и принялась аккуратно намазывать на хлеб толстый слой кабачковой икры. — Садись с нами чай пить, Лида. Разговор есть.

— Что-то случилось? — спросила я и добавила, — а где Римма Марковна?

— Да зачем тебе эта Римма Марковна! — чуть не подавилась от возмущения бутербродом тётя Зина, — завела приживалку…

Я не стала накалять ситуацию — было любопытно, зачем они явились:

— Ну чай, так чай, — как ни в чём ни бывало выдавила улыбку я, — как дела у вас в деревне? Отец выздоровел, не знаете?

— Ой, да что ему станется! — фыркнула тётя Зина, и оба её подбородка от резкого движения аж завибрировали, — а мы тебе молочка парного привезли. От коровки нашей. И творожок.

— Как хорошо! Молочко я люблю! — добавила сиропу в голос я, и налила себе чаю.

Некоторое время чавкали в тишине: тётя Зина всё никак не могла начать разговор, а я её не торопила. Дядя Толя же предпочитал от важных тем воздерживаться.

Наконец, чай был допит, кабачковая икра, капустные пироги Риммы Марковны и докторская колбаса доедены и дальше тянуть было некуда. Тётя Зина шумно выдохнула и осторожно завела разговор:

— Слушай, Лида, я знаю, что Шурка разозлилась и вытворила с письмами этими. Кошмар, конечно.

Я покивала головой, мол, да, ужас и кошмар.

— Подгадила она тебе, конечно!

— Ага, — подтвердила я с печалью в голосе.

— Шурка всегда была та ещё аферистка! — воодушевлённая моей покладистостью продолжила развивать дальше животрепещущую тему тётя Зина, — Чего только её шахер-махер с Ларискиным замужем стоят. Это же ты должна была за Витька замуж выйти!

Я насторожилась, но Зинка уже перешла на другую, более актуальную тему:

— И она ведь своего добьется, ты же её знаешь!

Я с грустным видом кивнула:

— Знаю.

— И вот я подумала, подумала, и говорю дяде Толе, — вкрадчивым голосом промурлыкала тётя Зина, заглядывая мне в глаза, — наша Лида хорошая, давай, Толик, поможем ей, пока Шурка всё у неё не выкачала! Правда, Толик?

Дядя Толя заугукал, мол, да, правда.

— Так что вот я тебе кое-что посоветую, Лида, — тётя Зина опять внимательно уставилась на меня взглядом голодной кобры, — я, как старший, опытный человек, хочу тебя выручить, по-родственному, так сказать.

Я изобразила напряженное внимание.

— Значит так. Смотри, Лида, план такой: ты пропишешь Ростислава у себя в квартире, и Шурка потом ничего тебе сделать не сможет!

Я немножко, мягко говоря (очень мягко) приобалдела. Надо было бы написать «опешила» или «изумилась», но я именно что приобалдела. В буквальном смысле.

Наглость бывает разная. Бывает агрессивная, бывает коварная, подлая, но вот так тупо и примитивно меня ещё никогда не разводили, ни в той жизни, ни в этой. Даже Кук, когда пытался выменять у папуасов золото на стеклянные бусы, и то действовал более тонко и дипломатично. Но всё равно для него это всё закончилось не очень удачно. А тут такое…

Первым моим порывом было взять их за шкирку и вышвырнуть на улицу вон. Или вызвать участкового и составить акт о попытке мошенничества.

Но потом мне вдруг стало любопытно. Почему они так себя ведут с Лидой?

Огромным усилием воли я взяла себя в руки и не показала ни взглядом, ни жестом, что меня это ошеломило или покоробило. Наоборот, я подчеркнуто-облегченно выдохнула и улыбнулась с наивным видом:

— А зачем?

— Ну как зачем? Как зачем? — заторопилась закрепить мнимый успех тётя Зина, — если ты будешь жить тут одна, Шурка быстренько пропишется сама, или Лариску заставит прописать. А тебя потом опять в дурдом сдадут. Они такие, что могут. Понимаешь?

Я молчала, во все глаза разглядывая «родственницу».

— А если тут будет Ростик, то она ничего не сможет сделать, — триумфально осклабилась Зинаида, — ты не беспокойся, он в общежитии живёт. Мы с Кауровыми полкабанчика коменданту завезли в складчину, и Ростику с ихним Васькой одну комнату на двоих дали… Жена коменданта — родственница Кауровым, так что всё там хорошо устроилось, и мы сбоку тоже, как говорится, притулились.