Конторщица 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 24

Наконец, мы остановились на элегантной шубе из лисы, в пол. Я молча посмеивалась. Еле-еле удалось убедить раздухарившуюся старушку не брать шубу из белого песца. В химчистке однозначно испортят, а чистить самостоятельно было стрёмно (в эти времена белый мех чистили смесью муки, крахмала и сухого молока. Мне кажется — жуть жуткая).

В общем, с горем пополам, наконец-то, выбрали!

На последние талоны, оставшиеся от покупки шубы Римме Марковне и пальтишка для Светки, она уговорила меня взять ещё два мотка королевского мохера нежно-персикового цвета.

— Свяжу тебе ажурную жилетку, — проворчала Римма Марковна, бережно прижимая огромный свёрток с шубой к груди, — а то нам набрали всего дорогущего, а о себе ты опять забыла.

И от этих слов стало у меня в груди прямо потеплело…

Дома Римма Марковна схватила шубу и убежала хвастаться Норе Георгиевне и всем, кто попадется. Светка ещё не вернулась из школы (они сейчас учились во вторую смену). И неожиданно я осталась предоставлена сама себе.

Побродив немного по пустой квартире, я включила телевизор. Но там шла какая-то ерунда и я выключила.

Эх, Интернет бы сейчас.

Вот много хорошего в это время. На пример, продукты. Да, с деликатесами здесь напряг, но вот простая пища намного вкуснее и качественнее, чем в моём мире. Или одежда. Конечно, модели не ахти, да и расцветки так себе, но зато вся одежда добротная, носится много лет. Это не «брендовые» вещи из моего времени, которые теряют товарный вид уже после двух-трёх стирок.

Но вот с досугом здесь прямо беда-беда. По телевизору большинство передач незамысловатые и скучные, хорошие остросюжетные книги в библиотеке чтобы взять — тебя записывают в специальную очередь. И книгу выдают строго на пару дней. И часто она в таком виде, что даже в руки ее брать противно. Хорошо, что у меня борьба за существование в этом мире и работа занимала почти всё свободное время, но, когда выпадали такие вот моменты, — я вообще не знала, куда себя девать и что делать.

К счастью, я слонялась по квартире недолго. Вернулась Римма Марковна с шубой и глаза её горели, как у боевого кота:

— Лидочка! — выпалила она с порога, — ты представляешь, эта старая кошелка, Нора Георгиевна, мне так позавидовала! Так прям позавидовала, что аж на душе приятно!

Она взахлёб принялась рассказывать, как отреагировала соседка на её шубу, как вдруг в дверь позвонили. Я пошла открывать.

Каково же было моё изумление, когда на пороге я узрела лидочкину мать и сестру.

— Что, не ждала? — вместо приветствия желчно выпалила Лариска и, оттеснив меня от двери, по-хозяйски вошла в квартиру.

За нею вошла лидочкина мать, молча поджав губы, даже не поздоровавшись.

От всего этого я на миг аж дар речи потеряла.

— А ты, я смотрю, кучеряво устроилась, — возмущенно завила Лариска, рассматривая коридор.

Не успела я ничего ответить, как послышался голос:

— Лида, смотри, а с этим шарфиком ведь правда лучше? Или тот синий всё-таки красивее? — и в коридор эдакой боярыней вошла Римма Марковна в новой шубе из чернобурки, на которой всё ещё болтался ценник.

Сцена в коридоре по уровню пассивной экспрессии легко могла бы конкурировать со знаменитой сценой, когда всем внезапно сообщили, что едет ревизор.

— Эт-т-о что т-такое? — внезапно осипшим голосом спросила Лариска, во все глаза уставившись на Римму Марковну.

— Не что, а кто, — поправила её я, — это Римма Марковна.

— А что она делает в нашей квартире? — взвизгнула Лариска и развернулась ко мне. — А?

— Живёт здесь, — ответила я спокойно (пока ещё спокойно).

— А на каком основании…

— Не твоё дело! — оборвала её я, — это — моя квартира. И здесь живут те, кого я считаю нужным здесь поселить. Перед тобой отчитываться не намерена.

— Да ты…

— А что вы здесь, у меня, делаете? — задала логичный вопрос я спокойным голосом (всё ещё спокойным).

— Да что ты себе позволяешь⁈ — заверещала Лариска, — К тебе мать родная приехала и сестра, старшая между прочим! А ты вместо гостеприимства дурацкие вопросы задаешь!

— А зачем вы ко мне приехали?

— Мать завтра в партком пойдёт! — выпалила Лариска с таким злорадством в голосе, что у меня аж мурашки по спине пошли, — будет разбираться, почему они телеграфировали, что вопрос закрыт! Наша мамка, если надо, и на самый верх дойдёт! Будешь как миленькая ездить и огороды полоть!

— Это что за крепостное право? — невесело рассмеялась я.

— Может чайку с дороги? — несмело пискнула Римма Марковна в попытке разрядить обстановку.

Лариска развернулась к ней и, тыча дрожащим пальцем, прошипела, обращаясь ко мне:

— Ты зачем ей шубу купила?

— А что не так? И с чего ты взяла, что это я ей купила?

— На свою пенсию она бы не смогла! — заявила Лариска, — да еще из чернобурки! Ты бы еще из соболя ей взяла!

— Из соболя не было, — невозмутимо прокомментировала Римма Марковна, которая вроде как пришла в себя. — Пока эту зиму придется носить чернобурку.

— Мама! Вы гляньте, что делается⁈ — взвизгнула побагровевшая Лариска, — я уже три года хожу в кроличьем полушубке, а эта старуха, мало того, что в нашей квартире живет, так ещё эта дура ей шубы такие покупает!

Шурка неодобрительно покосилась на Римму Марковну, но всё еще молчала — выдерживала бойкот.

— Извинись перед Риммой Марковной, Лариса, — сказала я лидочкиной сестре.

— Что? — презрительно загоготала Лариска, — перед этой? Перед твоей приживалкой? Это я ещё извиняться должна⁈ Пусть скажет спасибо, что мы участкового не вызвали!

— Так, я поняла, — сказала я, — что вы приехали в партком. Заставить их заставить меня ездить к вам батрачить на огороде. Понятно. Это понятно. Но я вот не пойму — а зачем вы ко мне домой тогда пришли?

— Как это зачем? — возмутилась Лариска, — а где мы, по-твоему, ночевать должны? Под забором?

Капец логика.

У меня аж глаза на лоб полезли. Какая милая пасторальная непосредственность. Зашибись. Мамулька с сестричкой приехали доломать карьеру Лиде и припахать её на обслуживание своего хозяйства. И не нашли ничего умнее, чем прийти к ней ночевать.

— А мне фиолетово, — сказала я, — можете хоть под забором.

— Ты что, выгоняешь нас? — Лариска настолько удивилась, что сказала это обычным человеческим, а не визгливым голосом.

— Выгоняю.

— На ночь глядя⁈ И куда мы пойдем⁈

— А мне плевать. Куда хотите, туда и идите.

— Мы никуда не пойдём! — вдруг подала голос Шурка, мать Лиды. — Будем ночевать здесь. А старуха пусть уходит. Шубу пусть оставит и уходит. И давай нам уже ужинать, сколько можно языками молоть.

— Римма Марковна не старуха, — скрипнула зубами я, — и отсюда она никуда не уйдёт. Она здесь жила и будет жить. Столько, сколько сама захочет. Это — раз. Во-вторых, у меня здесь не притон и не ресторан. Никого я кормить и оставлять на ночлег из вас не буду. Вы уже один раз попытались мне сломать карьеру и репутацию. Не вышло. Сейчас решили лично приехать вредить.

— Да ты как с матерью разговариваешь! — заорала лидочкина мать.

— Пошла вон отсюда! Обе! — я раскрыла дверь и добавила, — иначе участкового позову сейчас я.

— Зови! — закричала Лариска, — пусть приживалку твою арестует! За незаконное завладение чужой квартирой!

— Что здесь происходит? — из квартиры напротив выглянул Иван Тимофеевич, весь солидный и представительный, в темно-синем бархатном халате и очках.

— Да вот! Полюбуйтесь! Родную мать мразота такая выгоняет на ночь глядя! — заверещала Лариска, в надежде на моральную поддержку столь авторитетно выглядящего соседа.

— Ну, я Лиду в этой ситуации вполне понимаю, — степенно произнес Иван Тимофеевич, — после того, что вы ей чуть не разрушили карьеру и доставили столько неприятностей, я бы тоже вас даже на порог своего дома не пустил.

— А вы кто такой⁈

— А я главный редактор той газеты, куда вы тоже жалобу написали, — представился Иван Тимофеевич и попенял, — нехорошо поступаете, гражданочка. Не по-советски.