Сирруш (СИ) - Марков Павел Сергеевич - Страница 43

Брасид почувствовал, как ему стало немного не по себе. Его правая рука инстинктивно крепче сжала огромный молот.

«Но ведь я точно слышал. Клянусь богами пустыни! Где же ты?».

Словно в ответ на его вопрос звук раздался вновь. Только на этот раз Брасиду показалось, что он раздается не из какого-то конкретного места. Нет. Шум шел словно отовсюду. Он был везде и одновременно нигде. Кузнец не смог бы объяснить этого, даже если бы захотел. И теперь звук содержал в себе не просто шипение, а слова. Слова, значения которых Брасид не знал. Но они заставляли бегать холодные мурашки по затылку, несмотря на сильный жар внутри кузницы.

«С-и-и-и-и-рру-ш-ш-ш-ш».

— Кто здесь? — неуверенно прохрипел здоровяк, но его голос потонул в шуме работающей мастерской.

Внезапно он услышал смех. Тихий, злорадный, не предвещавший ничего хорошего. Словно голодный шакал, дорвавшийся наконец до огромного куска мертвечины. Смех, как и звук, заполонил все окружающее его пространство. Впервые в жизни Брасид ощутил слабость в ногах и желание немедленно присесть.

«Богиня-мать, я схожу с ума!».

В этот момент злорадный смех прервался, сменившись на свистящий шепот. Будто человек, которому выбили половину зубов, шепелявил ему на ухо. Только голос внушал страх и озноб.

«Кр-е-е-е-е-пч-е-е-е-е».

— Что? — тихо спросил Брасид, не осознавая, как его ладонь сильнее сжимает черенок молота.

«Ид-и-и-и-и».

На негнущихся ногах, не понимая, что делает, но не в силах сопротивляться, Брасид вышел из мастерской на главную улицу города.

Солнце стояло в зените, опаляя своими лучами Мохенджо-Даро, застроенный одинаковыми домами с одинаковыми улицами, по которым сновали беспечные люди в одинаковых одеждах, идущих по своим ежедневным одинаковым делам. Кто-то на своих двоих, кто-то пользуясь услугами погонщика зебу.

«Ид-и-и-и-и» — вновь зашелестел голос в голове кузнеца.

Брасид почувствовал, как его глаза увлажнились, помутнив взор. Ноги стали еще слабее, словно некто выкачивал из них всю жизненную силу и… передавал ее в руку, сжимавшую кузничный молот. Она будто налилась такой мощью, что способна была сокрушить Обитель снегов[1].

«Ид-и-и-и-и».

Медленно поднимая молот над головой, с затуманенным взглядом, Брасид начал движение в сторону центра улицы.

Окружающий мир перестал существовать.

Только он, его молот, да навязчивый шепот в голове, противиться которому не было сил.

***

Холодные пальцы Анила крепко вцепились в горло Шанкара. Охотник моментально почувствовал, как перекрывается доступ к кислороду. Он попытался разжать хватку лесоруба, но та оказалась непредсказуемо сильна. Шанкар и не подумал даже, что в руках Анила, проведшего в темнице длительное время, найдется столько сил.

Пока охотник отчаянно боролся с лесорубом, пытаясь стряхнуть его ладони со своего горла, тот продолжал пялится на Шанкара белками закатившихся глаз.

Рот обнажил в жуткой гримасе белые зубы, а с губ, подобно заклинанию, срывалось змеиное шипение:

— Ударь… ударь… ударь… ударь.

Ощутив, что ему начинает не хватать воздуха, Шанкар бросил бесплодные попытки разжать крепкие тиски рук на своей шее и просипел:

— Если ты настаиваешь…

Охотник с силой двинул ногой лесорубу в область паха. Тот согнулся, однако пальцев не разжал, увлекая охотника следом за собой на пол.

Быстро оправившись от удара, Анил подмял Шанкара под себя и с безумным воем сцепил тиски холодных пальцев еще сильнее. Плотно сжав губы, охотник ударил лесоруба в нос. Но и это не помогло. Несмотря на то, что из ноздрей потекла кровь, Анил будто не почувствовал удара, продолжая истошно вопить и душить бывшего друга.

Перед глазами Шанкара все начало плыть. Он понимал, что времени у него осталось немного. Решительным движением он выбросил руки вперед, дотянувшись до страшных глаз лесоруба и с силой надавил на них. Анил взревел, и охотнику показалось, что от этого ужасающего воя содрогнулись каменные стены темницы. Шанкар продолжал давить пальцами на глазницы лесоруба, но тот, несмотря на боль, и не думал ослаблять хватку на горле охотника. Он уже плохо различал Анила перед собой. К туману добавились желтые круги и вспышки. Легкие горели, словно их подожгли изнутри и готовы были взорваться в любой момент. Шанкар чувствовал, что слабеет с каждой секундой. Его руки уже не так сильно давили на глазницы противника, в отличие от Анила, хватка которого продолжала оставаться стальной.

В какой-то миг все окончательно померкло. Инстинктивно охотник широко раскрыл рот в попытках набрать спасительного воздуха. Беззвучно, подобно рыбе. Перед мысленным взором уже маячил смутный образ Богини-матери.

«Какая неожиданная встреча… какой бесславный конец…».

[1] Обитель снегов — Гималаи.

Внезапно хватка Анила ослабла. Его руки разжались.

Толстый тюремщик стоял над ними. На трясущихся ногах, со вспотевшим лицом, но довольной улыбкой на пухлых губах. В правой руке он держал деревянный табурет, который секундой ранее опустил на голову несчастного лесоруба.

Изо рта тюремщика вырвался вздох облегчения:

— Ну, ты доволен, мразь?! Я ударил, как и просил!

Шанкар сбросил с себя обмякшее тело Анила и судорожно втянул в легкие тяжелого воздуха темницы. Несмотря на его спертость и привкус сырости, он показался охотнику высшим примером свежести. Подобно морскому бризу, налетающему на берег с водных просторов в жаркий полдень.

— Вы как, в порядке? — поинтересовался толстяк, все еще держа табурет наготове.

— Да, — прохрипел Шанкар, с трудом поднимаясь.

Пелена перед глазами спала, однако желтые круги еще плавали в хаотичном порядке.

— Так и знал, что это плохая идея, — проворчал тюремщик, беря под локоть охотника и направляясь с ним к выходу.

— Надо проверить, как он… — попытался сквозь кашель возразить тот, но тюремщик и слушать не хотел.

— Еще чего! Вам мало было?!

— Но…

— Никаких «но»! — толстяк буквально выволок слабо протестующего охотника из камеры и, с лязгом, захлопнул решетку. — Подержите табурет… а еще лучше — сядьте. Вам сейчас это необходимо.

Шанкар не стал спорить. Он опустился на деревянное сиденье, продолжая прочищать горло и восстанавливать дыхание.

Тем временем тюремщик с завидной ловкостью повернул ключ в замке и, бросив мимолетный взгляд на обездвиженное тело лесоруба, повернулся к охотнику:

— Вам повезло, что я подоспел вовремя.

Тот кивнул:

— Да. Спасибо.

— Говорил же, что это плохая идея, — еще раз напомнил толстяк, утирая пот со лба.

— Он жив? — кивнул в сторону камеры Шанкар, ощупывая шею. На ней уже проступили синяки от удушья.

— Что с ним станется? — сплюнул тюремщик.

— Все же… надо проверить.

Толстяк скрестил руки на груди:

— Да я смотрю, вам неймется.

Шанкар вяло улыбнулся:

— Должен признать, есть чуть-чуть.

Толстяк уже хотел возразить, но тут со стороны камеры раздался слабый стон.

Тюремщик хмыкнул:

— Вот и проверять не надо. Живой, гад.

— Ударь… — простонал Анил, все еще не поднимаясь с пола.

Толстяк закатил глаза:

— Надо было треснуть посильнее.

— Ударь… — тихо молвил лесоруб и снова затих.

— Скорее бы ему отсекли голову, — проворчал тюремщик.

Шанкар никак не стал комментировать последнюю фразу. Несмотря на то, что Анил еще пару минут назад пытался задушить его собственными руками, он не желал тому смерти. Долгие годы дружбы и чувства, что накопились за все это время, невозможно спустить в выгребную яму одним удушающим захватом.

Охотник поднялся, ощущая слабость в ногах.

«Ну, хотя бы желтые круги начали рассасываться».

— Моя аудиенция окончена, — пробормотал Шанкар, продолжая ощупывать шею.