Великий и Ужасный 3 (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 14

Тиль Бернес, чтоб меня! Ну-ну!

— Что, не нравится? Не петь? — забеспокоился Демьян.

— Пой, пой. Очень классно получается, и песня классная!

И он снова взялся за гитару и запел:

— Любимый город в синей дымке тает —

Знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд.

Гитарный перебор, который он выдал, ни разу не напоминал ни один из вариантов исполнения этой песни и был явной импровизацией. Он давал возможность певцу вдохнуть и продолжить:

Пройдёт товарищ все бои и войны,

Не зная сна, не зная тишины.

Любимый город может спать спокойно,

И видеть сны, и зеленеть среди весны!

Я бы расплакался, честное слово, если бы уруки умели плакать. Это был очень неожиданный и очень подходящий моменту привет с той, другой Родины, и я, наверное, впервые с того самого момента, как меня убило молнией, ощутил приступ ностальгии. Демьян мог бы гордиться собой — он, наверное, был первым из певцов Тверди, кому удалось растрогать черного урука.

— Когда ж домой товарищ мой вернётся,

За ним родные ветры прилетят.

Любимый город другу улыбнётся —

Знакомый дом, зелёный сад, весёлый взгляд! — взял последний аккорд бард и отставил гитару за сиденье.

А потом проговорил:

— Ну, мне кофе и эта твоя как ее… Шаурма! Очень мне понравились. Если тебе по кайфу музыка — можем поработать вместе, почему нет? Я так понимаю — вечером будем у Гадомыса? Там в одном пансионате мой приятель работает, может нас запустить на территорию — развлечем публику, а?

— А с этим Тилем Бернесом ты меня познакомишь? Он на фестивале будет? — поинтересовался я, чувствуя, как щиплет кончик носа.

— Обещался! У него группа целая. Называется — «Каменный таран», они сейчас на взлете, набирают популярность, — Демьян достал смартфон и принялся свайпить экран. — В сети пишут — на второй день будут выступать! Хочешь — приведу его к тебе кофе пить?

— Очень хочу! — путешествие обещало быть весьма занимательным.

Одно дело — знать, что где-то тут водятся попаданцы, и другое — встать на след одного из них! Это будет очень, очень увлекательное приключение.

Сан-Себастьянский сервитут включал в себя кроме столицы значительные прибрежные территории и несколько населенных пунктов. К нему относилось и пятно Хтони на мысу Ашара, и узкая полоска земли между горами и морем на сотню километров в обе стороны от самого Сан-Себастьяна. Чтобы преодолеть это расстояние фудтраку с таким неопытным водителем как я понадобилось около полутора часов. И граница между сервитутом и земщиной оказалась весьма очевидной!

Не заметить с той стороны реки забор из колючей проволоки и две вышки с пулеметчиками мог только кто-то очень- очень близорукий. Мост через реку оказался разделен на две части — широкую, двухполосную — для авто и узенький тротуарчик — для пешеходов. И автомобилей тут скопилось великое множество. И большинство из них — недешевые!

— Уж небо осенью дышало, — сказал Демьян. — Народ возвращается к родным пенатам, в офисы, на заводы и фермы.

— Это вот эти — на фермы? — я мотнул головой в сторону роскошного седана серебристого цвета, из окон которого клубами валил дым, и громыхала немелодичная музыка.

— Эти — не на фермы, — кивнул музыкант. — Эти в какой-нибудь Нижний Новгород, или Тамбов, просирать родительское достояние и дальше. Короли земщины! Прогуливают за ночь столько, сколько на заводе в месяц их земляки не зарабатывают… Для них покутить в сервитуте — такой же понт, как эта дурацкая тачка. Мол «мы тыщу денег в „Семирамиде“ на бухло и девок спустили, помнишь, Славик?» Такая фраза, брошенная где-нибудь в брянском ресторане сразу приподнимает его над толпой.

— А заводчане? Они зачем едут? Там, за колючкой — такое же море! — удивился я. — Я целые семьи трудового народа из Нечерноземья видал на Сан-Себастьянской набережной.

— Ну, там наверняка не простые рабочие… Инженеры, экономисты какие-нибудь, заместители заместителей, это как пить дать. Едут за духом свободы, за красивой жизнью, за тем, чтобы почувстовать себя как в кино! — Демьян постукивал своими музыкальными пальцами по дверной панели. — Ты давно в земщине бывал? Впрочем, какая разница… Там всегда одинаково, еще со времен Маньчжурского похода, наверное. Я сам в земщине родился и вырос, и… Черт, это очень странно рассказывать уруку. Уруки, эльфы, маги — для земских вы все из разряда персонажей фантастического кино. Аугментация, имплантация — это в принципе нечто недостижимое, этого не бывает, потому что не может быть никогда. И можешь забыть про скоростной интернет, добро пожаловать в прошлое… Ты что, правда, не бывал?..

— Я вырос в глуши, а потом учитель привез меня сразу в Сан-Себастьянскую Хтонь, — очередь автомобилей немного двигалась, так что я надавил на педаль и заехал на мост, поглядывая за перила, на голубые воды бурной горной пограничной речки. — Но передачи смотрел.

— Передачи, которые снимают телевизионщики! Понимаешь… Залить видос из земщины в сеть — большая проблема. И посмотреть его там — тоже дорогое удовольствие. Доступ к сети лимитирован, нормальная компьютерная, фото- и видеотехника доступна только вот таким вот, которые в сервитут или юридику отъехать могут… И не во всякую юридику, да! — он говорил сбивчиво, и было видно, что ему сильно за всё это досадно.

Такую информацию следовало переварить, но явно — позже. Впереди уже виднелся КПП, и следовало быть настороже.

Мы переехали мост, и к машине тут же двинулись два мужчины в самой обычной серой форме, которая сидела на их явно обрюзгших фигурах мешковато и неопрятно. Ни тебе футуристических доспехов с сервоприводами, ни сложных технических приблуд… Кепи с кокардами, кожаные портупеи, погоны со знаками различия и… Автоматы Калашникова! Нет, наверное всё-таки назывались они тут как-то по-другому, хотя кто разберет выверты альтернативной реальности? Но деревянное цевье и такой же приклад, и характерный брутальный дизайн — это сразу навеяло весьма определенные ассоциации.

Расхлябанные походки стражей порядка — а это были именно они, а никакие не пограничники, — сигарета в зубах у одного из них и легкая небритость на лице у второго кое-что говорили мне о земской манере вести дела. Тот, который был с сигареткой, постучал костяшками пальцев в стекло. Я открутил его и дружелюбно улыбнулся:

— Доброго дня.

— А-а-а, ять! — отшатнулся он. — Ты чего страшный такой? Паша, тут нелюдь! Надо капитана звать.

— А тут — парень с гитарой. Может нахрен капитана, Сань?

Саня задумчиво дохнул перегаром, разглядывая мое лицо красными то ли с перепоя, то ли с недосыпа глазами:

— Да тут орк… Ну как те мотоциклисты, помнишь? Большой, грязномордый и с зубищами. Пялится на меня своими буркалами и лыбится.

— Так может ну его нахрен, Сань? — Паша с той стороны явно был настроен более лояльно. — Может оно и нафиг нам надо?

— Нет уж. Зови Скипидарова!

Тут, видимо, правило птичьих фамилий не работало. Но и Скипидаров — это тоже звучит специфически. Небритый Паша почесал помятую рожу и пошел вразвалочку в сторону КПП. И плевать ему было, что за нами целая очередь! Понятно теперь, почему мы на этом мосту столько мариновались!

— Сиди в машине, нелюдь, — буркнул Саня, выплюнул окурок под ноги и тут же закурил еще одну сигарету, пуская дым в кабину фудтрака и вызывая во мне жажду крови. — Чего тебе в стерлядском сервитуте не торчалось? Зачем к честным людям прешься?

— Транзитом, — ответил я. — Задерживаться не собираюсь.

— Это правильно. Твоя адская рожа тут и нахрен не упалаь. Вдоль тракта — пожалуйста. Но сунешься в жилой район — пеняй на себя. Так и знай, я как только ты проедешь границу маякну нашим на постах, они твою тачку пасти будут. Она приме-е-етная! Свернешь налево — твое дело, там пусть с тобой частники разбираются. А направо — на первом же перекрестке замордуем, и плевать что ты такой бычара. Это я тебя как мужик мужика предупреждаю. Нам орки в Адлере не нужны. Говенное вы племя. От вас один бардак и срач, и сплошные проблемы.