Княжич (СИ) - Волков Александр Мелентьевич - Страница 1

Обычно студенты не охотно приходили на утренние занятия по фехтованию, но этот урок был интересен всем. Тренировочная площадка за зданием института не успела толком прогреться, солнце недавно поднялось над горизонтом и едва пробивалось сквозь тучи, однако на трибунах собрались все курсы — от первого до четвёртого. Парковка была так глухо заставлена автомобилями представительского класса, что свободных мест не осталось.

Студенты плевать хотели на противную морось, сырость и прохладу. Никто не боялся наступить в лужу и испортить студенческие брюки, никто не боялся до нитки промочить роскошные пиджаки. Чёрт с ними, с этими тряпками. Брюки и пиджаки можно сдать в химчистку когда угодно, а вот посмотреть, как скрестились самые дорогостоящие клинки Петербурга, получалось не каждый день. Обычно тренировочные бои проводились с тренировочным оружием, но тут — настоящее, магическое.

Огненная шпага Растеряева интересовала зрителей не так сильно. А вот катана-умбра Волховского, о которой не слышал только ленивый, создавала ажиотаж сама по себе. Она не только фигурировала в учебниках по современной Русско-японской истории, но и считалась очень смертоносным оружием. Настолько смертоносным, что сам Царь-Император не решился отобрать его у семьи Волховских, хотя поговаривали, что пытался.

Княжич Волховский против Растеряева ничего не имел, даже не взирая на попытки превратить обычный подростковый конфликт в настоящую дуэль. Он воспользовался спаррингом с боевым оружием как возможностью побывать в схватке, приближённой к реальной. А вот Растеряев же ставил на этот бой очень многое, потому что ненавидел Волховского. В княжиче Растеряева раздражало абсолютно всё: статность, привлекательность, длинные белые волосы, несправедливый избыток внимания со стороны сверстников, и особенно сверстниц.

Растеряев считал, что не будь Волховский княжеским сынулей, никто бы не вертел рядом с ним хвостом. «Я поставлю тебя на место, ублюдок, — подумал Растеряев. — Тогда Молчанова предпочтёт меня. А остальные забудут о желании набиться к тебе в друзья!»

Они стояли друг напротив друга на дистанции вытянутой руки, и клинки вынимать не спешили. Рано. Биться без правил — удел трактирных пьяниц. Потому, в ожидании команды военного инструктора, оппоненты соревновались в стойкости взглядов. Между ними была не дуэль, а спарринг с допустимостью применения меньше половины магической мощности, но даже к этому стоило относиться серьёзно.

Волховский отвёл взгляд, как отец учил. Изобразил неуверенность.

Это заставит противника расслабиться, действовать напористо и необдуманно, что создаст почву для эффективной контратаки.

«Забавно, — подумал Волховский. — В предыдущей жизни я бы уже трусился от страха в такой ситуации».

— Глаза прячешь, княжич? — нагло спросил Растеряев. — Боишься, что я извожу тебя в грязи? Правильно боишься. Тут папенька тебя не выручит.

— Схватка рассудит, Николай Валентинович, — вежливо ответил Волховский, и скромно ухмыльнулся. — Но если вы вдруг оступитесь, упадёте лицом в лужу, и вам понадобится химчистка со скидкой — я готов предоставить услуги семейной прачечной.

— Какой джентльмен! Да я тебя…. — зло начал Растеряев, сощурился, заготовил обидное ругательство, но договорить не успел.

— Внимание! — с трибуны рявкнул рослый инструктор, одетый в тренировочную преподавательскую форму.

Волховский положил ладонь на изящную рукоятку катаны, и коснулся цубы кончиком большого пальца.

Растеряев взялся за инкрустированный драгоценностями эфес фамильной шпаги.

Над тренировочной площадкой возник прозрачный защитный купол, который отделил трибуну от места схватки.

«Стоит предложить отцу ввести налог на безвкусицу», — подумал Волховский, когда покосился на шпагу. Ему казалось излишним подобное обилие ценных камней в одном изделии. Такое даже в качестве декорации в гостиной повесить стыдно, а Растеряев гордо таскал эту штуку в открытом виде.

— К барьеру! — рявкнул инструктор. — Р-р-разойтись!

Растеряев с Волховским отдалились друг от друга на положенные восемь шагов, и крепче схватились за рукоятки. Инструктор велел:

— К оружию!

Волховский плавно вытащил катану из ножен, Растеряев же резко выдернул шпагу, и гневно фыркнул, засопел ноздрями.

— Бой!

Зрители моментально оживились.

С правой трибуны закричали японские студенты и студентки. Студенты на японском языке скандировали что-то одобрительное в адрес Волховского, а студентки глядели на того влюблённо. Не отставали и русские — их зрительские симпатии доставались Волховскому не в меньшей степени. Растеряева практически никто не поддерживал, и это бесило его, ведь он считал, что внимание полагалось именно ему.

Клинки пробудились по мысленной воле хозяев. Катана покрылась иероглифами из чёрного света, сгустила сумрак рядом с Волховским. Шпага же просто разогрелась, и вокруг Растеряева возникло прозрачное марево.

Растеряев ожидания Волховского оправдал, пренебрёг защитой, и стремительно атаковал в лоб без всякой подготовки. Оборонительная стойка кокуцу-дати в данном случае пригодилась бы, чтобы поставить гравитационный щит, но тогда магии пришлось бы использовать больше, чем позволялось. Катана уступала шпаге в массе, да и сам Волховский был несколько хилее верзилы Растеряева. Растеряев колющим выпадом вклинился в защиту Волховского словно ледокол на полном ходу. Волховскому пришлось уйти с линии атаки, чтобы в теле не появилось лишнее отверстие.

Но Растеряев не остановился, а продолжил атаковать пуще прежнего, будто бы позабыл, что в спарринге стоило сдерживать силы. Он с яростным воплем принялся размахивать шпагой, пытался зарубить Волховского, и тот удивился, когда услышал над ухом свист лезвия, и увидел в воздухе длинную прядь собственных волос. Стало невыносимо жарко от магии шпаги. По лицу Волховского тут же заструился пот, ладони намокли, но надёжная обмотка рукоятки катаны позволяла уверенно держать оружие. Повезло, что Растеряев не воспламенил клинок сразу.

— Остановите бой! — кто-то взволнованно крикнул с трибуны. — Он же зарубит его!

«Сомневаюсь!» — пронеслось в голове у Волховского.

Инструктор никого не собирался останавливать. Ему было прекрасно известно, сам князь Волховский обучал княжича ближнему бою, и знал, что Растеряеву вряд ли светила победа.

Волховский конечно понимал, что если бы была возможность использовать катану-умбра в полную силу, от Растеряева на тренировочной площадке осталось бы лишь кровавое пятно с обломками костей, однако благодаря ограничениям бой стал в разы интереснее.

— Убью! — крикнул Растеряев, брызгая слюной. — Убью, паскуда!

Подобного развития событий следовало ожидать. Всё же, испанская школа фехтования дестреза сильно отличалась от школы ити-рю Волховского. Дестреза состояла из неудержимых взмахов тяжёлой шпагой, которые было невозможно отразить катаной. Ещё хуже стало, когда Растеряев вошёл в кураж, воспламенил клинок, и стал размахивать им как ненормальный. Удары страшной силы обрушивались на Волховского со всех сторон, вынуждая того отскакивать и уклоняться.

Катана, укреплённая магией, выдержала бы лобовое столкновение со шпагой. Однако самого Волховского снесло бы как тряпичного, а потерять устойчивое положение в таком бою — смертный приговор. Но дело было не только в устойчивости. Из-за жара шпаги бой на короткой дистанции стал невыносимым. Дождевые лужи под Растеряевым вскипели, воздух стал настолько горячим, что вдохнуть его было невозможно. Одно неверное движение в таких условиях могло стоить Волховскому жизни.

Хоть Волховский считал действия Растеряева в некоторой степени эффективными, такая манера боя ему не нравилась. Она была утомительной, была грубой, и, в конце концов, некрасивой. Он предпочёл действовать иначе, и решил использовать мелкие манипуляции с гравитацией.