Защитник (СИ) - Курилкин Матвей Геннадьевич - Страница 42

Дядя был мрачен, как грозовая туча и встревожен, как курятник во время визита хорька. Дурацкие метафоры, но именно такие пришли мне в голову, когда я увидел доминуса Маркуса по возвращении.

— Скажи, дорогой Диего, что за причины заставили тебя сбежать из дома несмотря на то, что буквально накануне я прямо просил этого не делать? — едва сдерживаясь, мягко начал патриарх Ортесов. О моем появлении доложили сразу же, и уже через минуту я был доставлен в кабинет старшего родственника. И это несмотря на то, что солнце еще даже не показалось над горизонтом: я вернулся в половине четвертого утра.

— Прости, дядя. Я не предупредил о своем уходе потому что знал, что ты будешь против. Что касается причины… Позволь мне оставить это в тайне. Это дело не касается благополучия семьи, поэтому я предпочту о нем не распространяться.

По-моему, доминус Маркус уже готов взорваться. Боги свидетели, мне не хочется выводить его из себя, но вечно изображать пай-мальчика у меня все равно не получится. У меня куча своих дел, в которых дядя мне не помощник. Более того, узнай он о них, он всеми силами постарается мне помешать. У него огромная семья за которую он в ответе, и как бы он ни относился к чистым, месть — это далеко не первоочередная задача в списке дел главы Ортесов. Мне остается лишь дистанцироваться от семьи. Выйти из-под опеки, и я могу только надеяться, что мне удастся не порвать с ними совсем. Я успел уже привязаться и к Акулине, и к стервозной, но мудрой Аккелии, и к самому Маркусу — заботливому, как наседка, и дико занятому. Вынужденному проводить бессонные ночи, потому что беспутному племяннику пришло в голову сбежать из дома на ночь глядя и неизвестно где и с какими целями шляться по городу.

— Диего, мальчик мой, — похоже, доминус Маркус только что очень медленно посчитал от десяти до нуля, чтобы не наговорить лишнего. По-моему, я даже заметил, как у него губы шевелились. Или это были ругательства?

— Я вовсе не хочу лезть в твою личную жизнь, не хочу в чем-то ограничивать твою свободу. Может быть… я даже уверен, что мое поведение именно так выглядит со стороны. Может быть, отчасти это так и есть. Но и ты пойми меня. Я отвечаю за тебя. Перед родом, семьей, перед твоими покойными родителями. Если с тобой что-то случится, что я скажу им, когда придет мой черед переступить за кромку?

— Ничего, дядя, — нужно было промолчать, но я не удержался. — Асфоделевы луга пусты, все души после смерти пожирает чистый бог. Их больше нет, и тебя тоже не будет. Никого из нас. Впрочем, возможно меня ждет другая участь — Кера обещала устроить мне века мук и страдания за то, что связал ее обязательствами. Прости, что перебил, и не думай, что я нагоняю страха. Сведения у меня, как ты понимаешь из самых компетентных источников.

Доминус Маркус запнулся, посмотрел на меня с испугом и недоумением.

— И ты так спокойно об этом говоришь? И только теперь? Мы должны избавить тебя от этой богини. Флавий! Где Флавий, нам нужны…

— Дядя, подожди. — Я поднял руки, чтобы остановить его панику. — Ты меня не слышишь. Я сам согласился на эти условия. Дал слово, и не собираюсь его нарушать. Более того, они меня полностью устраивают. Я лучше соглашусь на вечные муки, чем отдам свои силы и суть чистому! К тому же я совсем не уверен, что у него умерших ждет именно небытие. Судя по тому, как он обходится со своими последователями, ничего хорошего после смерти не ждет никого.

— Да. Да, ты прав. То, что будет после смерти сейчас не важно, — согласился дядя. — Если уж мы не можем ничего сделать… — Он с силой потер лицо. — Однако какие новости ты сообщаешь вот так, мимоходом! Это надо будет хорошенько обдумать. Но вернемся все же к земным делам. Как бы там ни было, я не хочу, чтобы ты воспринимал мою заботу как контроль, как попытки ограничить твою свободу. Мы семья, и это нормально, когда старший член семьи в чем-то направляет и подсказывает младшему. Просто по той причине, что у него больше житейского опыта. Я не говорю, что я умнее. Уверен, что все вы, и Доменико, и Акулине и ты намного умнее нас, стариков, но умом опыта не заменишь.

«Ох, доминус Маркус», — подумал я. — «Ты кругом прав, и в другой ситуации я бы даже и не подумал спорить. Но что делать, если у нас цели разные?»

— Дядя, я собираюсь переехать. — Ну а чего, убедить друг друга мы не сможем, так что и пытаться не буду. — Ты говоришь правильные вещи. Я безмерно благодарен тебе и остальным за заботу. Благодарен вам за то, что не одинок. Однако отказаться от своих дел и целей я не могу. Так же как не собираюсь и рассказывать о них. В таком случае мое пребывание в доме Ортесов становится нежелательным. Ты будешь переживать за меня. Переживать, не вляпаюсь ли я в какую-нибудь историю, не навлеку ли неприятности на семью. И, к слову, это вполне вероятно: мою историю ты знаешь, и какие у меня враги — тоже. — Зараза, вот последнее я точно зря сказал. Надо же было ляпнуть!

— Не смей такое говорить! — ну точно. Вскочил, ударил кулаком по столу. — Семья не отказывается от своих детей только потому, что у них серьезные враги! Все твои враги — это наши враги. Как и наоборот. Иначе семьи не будет. Нас просто уничтожат, раздергают по одному!

— Дядя, я неправильно выразился! — Пришлось тоже встать, чтобы не выглядеть невежливо. — Я тоже считаю, что враги должны быть общими. Но я не могу рассказывать о своих делах и планах, поэтому будет неправильным пользоваться защитой семьи.

— Мальчик мой, почему? Почему ты не хочешь рассказать?

— Потому что ты будешь резко против. — Пожал я плечами. — Ты видишь мою дальнейшую жизнь совсем иначе, чем я. Жена, дети, образование, свое дело в тесном сотрудничестве с семьей. Все это очень хорошо, я и сам о таком мечтаю…

— Но воплощать не собираешься, — констатировал дядя.

— Не собираюсь. Не хочу жить в одном мире с чистыми и их богом. Не хочу такой судьбы для моих детей.

— Ты понимаешь, что хочешь бороться с системой? Понимаешь, какие шансы у одиночки? Даже с поддержкой семьи?

— Очень ясно понимаю. У меня нет шансов. Но сдаваться не собираюсь. Можешь считать это помешательством.

Дядя с силой потер ладонью лицо.

— Мы ведь уже говорили об этом. Никто не собирается сдаваться. Получи образование. Начни свое дело. Обрасти связями. Заработай денег. Так ты сможешь добиться большего. Неужели ты забыл?

— Дядя, я все понимаю. Для войны, не важно кого и с кем действительно нужны деньги. И чем больше, тем лучше. Но денег я найду, так или иначе. Может быть, действительно организую свое дело, только извини, учиться я не собираюсь. Не хочу терять время, к тому же самообразование никто не запрещал пока. Я побывал в университете — это лишь контора по зарабатыванию денег. Ты в курсе, что они отменили экзамены, кроме вступительных? Достаточно платить, и ты дипломированный специалист. Даже лекции посещать не обязательно. Обойдусь, и обойдусь так же и без связей, о которых ты говоришь. С кем можно подружиться в таком месте? С золотой молодежью? Люди мне нужны. Мне нужны те, кого не устраивает нынешнее положение дел. Не те, кто приспособился и согласен читать молитвы чистому, выполнять правила, придуманные священниками. Мне нужны те, кто готов убивать. Жаль, я пока не знаю, где таких найти. Но я найду.

— Меня пугает твоя одержимость убийствами, — проговорил дядя. — Это не нормально, мальчик. Одержимость никогда не приводила к хорошему. Уверен, что не находишься под влиянием своей подруги?

— Знаешь, дядя… Я всегда был серьезен не по годам. Очень ценил семью. Маму, папу. Не было у меня этого подросткового бунта, когда в определенном возрасте ты начинаешь протестовать против всех и всего просто оттого что не знаешь, куда бы приложить лишнюю энергию. Не знаю, почему так. Мне хотелось тихой жизни. В кругу семьи. Чтобы через много лет мы вместе с престарелыми родителями увидели, как становятся на ноги их внуки. Мне всегда казалось, что нет ничего важнее семьи. Сначала у нас отобрали дом. Потом работу и здоровье, и в конце — жизнь мамы и папы. — Я криво ухмыльнулся и отвернулся. Не хотелось показывать набухшие в глазах слезы.