Лже-Нерон - Фейхтвангер Лион - Страница 43

• Предыдущая
• 43/93
• Следующая

   Варрон неподвижно уставился на Кнопса,  который  непринужденно  болтал, будто речь шла о подготовке увеселительной прогулки. Парень был прав.  То, что он изложил, было действительно идеей, находкой! Да, план  этот  в  его ошеломляющей простоте был так же  великолепен,  как  и  гнусен.  Он  сулил успех. Он должен был вызвать в народе требуемые сопоставления. Варрону  не нужно было это долго растолковывать.

   До сих пор еще не удалось установить истинных виновников  поджога  Рима шестнадцать лет тому назад. Варрон, имея на то веские данные, предполагал, что  это  сделали  спекулянты  земельными  участками.  Враждебная   Нерону республиканская аристократическая партия утверждала,  что  устроил  поджог сам Нерон исключительно из страсти чинить зло  и  из  желания  насладиться грандиозным зрелищем. Мнение народа разделилось. Многие считали виновником пожара Нерона; но даже у них  размах  самого  преступления  вызвал  скорее восхищение Нероном, чем ненависть к нему.  Большинство  населения  думало, однако,  что  Рим  действительно   подожгли   христиане,   которых   Нерон впоследствии  привлек  к  суду,  потому  что  нужно  же  было  кого-нибудь обвинить. Если теперь благодаря преступным образом  вызванному  наводнению погибнет один из римско-сирийских городов, народ,  как  бы  там  ни  было, сразу свяжет это с Нероном. Будут говорить, что это деяние  в  нероновском духе; вера, что Нерон жив, Нерон здесь, превратится в убеждение. Без труда можно  будет   внушить   черни,   которой   чужда   всякая   логика,   что фанатики-христиане, подстрекаемые чиновниками Тита, преступно, как в  свое время они это сделали  с  поджогом  Рима,  устроили  наводнение.  Конечно, допустить, чтобы Цейон из одной ненависти к сирийцам пошел  на  разрушение города на своей же территории, было  совершеннейшим  абсурдом.  Но  именно потому, что это был абсурд, версия имела  шансы  показаться  вероятной.  И народ будет рукоплескать Нерону, когда  он  вторично  обвинит  христиан  в преступлении и раздавит их.

   "Гнусный план, - признал в глубине души Варрон, - но план, обдуманный с большим знанием дела, рассчитанный на психологию черни. Какой плодотворной фантазией обладают плебеи!" - подумал он еще раз. Вслух он сказал:

   - А не чересчур ли это грубо состряпано, милейший Кнопс?

   - Конечно, чересчур, мой Варрон, - ответил Кнопс.

   Варрон слегка вздрогнул - даже этот вот позволяет себе  в  разговоре  с ним фамильярное обращение "мой Варрон".

   Кнопс между тем продолжал:

   - Но в том-то и вся суть, что мы чересчур грубо  это  преподнесем.  Чем грубее ложь, тем скорее в нее поверят, - заключил он убежденно.

   Варрон втайне согласился с ним.

   - А где, мой Кнопс, - спросил он, и это "мой  Кнопс"  наполнило  Кнопса огромной гордостью, -  можно  было  бы  успешнее  всего  такое  наводнение устроить?

   - Где вам угодно, - с готовностью ответил Кнопс. - Повсюду есть каналы, шлюзы и плотины, повсюду есть друзья Нерона,  чиновники  Тита,  христиане, части Четырнадцатого легиона, повсюду сирийские  святыни,  гибель  которых особенно ожесточит население, повсюду колеса и рычаги,  регулирующие  воды Евфрата и его каналов, повсюду энтузиазм, повсюду неумение здраво  мыслить и повсюду есть плечи и руки, которые как угодно повернут колеса  и  рычаги плотин. Возьмите Бирту или Апамею, Европос  или  Дагусу.  Каждый  из  этих городов,  если  часть  его   погибнет   под   вызванным   злоумышленниками наводнением,  возмутится  против  преступников.  И  кто  бы  после  такого наводнения ни появился, кто бы, - разумеется,  вовремя,  -  ни  возник  на горизонте, будет встречен как  спаситель.  А  если  этот  спаситель  будет называть себя императором Нероном... - Он  не  закончил,  удовольствовался лишь сдержанной, самоуверенной, хитрой улыбочкой.

   Остальным советникам императора план Кнопса, как и  Варрону,  сразу  же понравился. Больше всего  радовался  предстоящему  наводнению  на  Евфрате Требон. У царя Филиппа, правда, когда  он  услышал  об  этом  плане,  лицо омрачилось. А царь Маллук нашел вдруг,  что  он  слишком  долго  занимался государственными делами и что он может себе позволить  совершить  одно  из своих обычных путешествий в глубь пустыни; без шума, незаметно тронулся он в сопровождении немногочисленной свиты в путь, где  ждало  его  уединение. Больше  всего  колебался  верховный  жрец  Шарбиль.  Он  питал  достаточно обоснованное подозрение,  что  пресловутые  христиане  изберут  для  своих преступных целей один из храмов  богини  Тараты;  они  даже,  по-видимому, наметили себе древнюю святыню города Апамеи. Совесть  Шарбиля  заговорила. Храм Тараты в Апамее воздвигнут был у древнейшего пруда с рыбами богини, у большой, давно ответвившейся от Евфрата заводи. Поэтому он расположен  был очень глубоко и любое наводнение затопило бы его так, что невозможно  было бы его спасти. Можно ли оставить на произвол судьбы такой ценный храм,  не оградив его от опасности? Но Шарбиль сказал себе: если заглянуть вдаль, то богине все это может пойти только на пользу,  ибо  при  Нероне  ее  совсем иначе будут почитать, чем при Тите. Шарбиль был, кроме того,  любопытен  и очень стар и никогда в жизни он  не  переживал  еще  такого  зрелища,  как затопление храма Тараты. К тому же, и это, пожалуй, было главным  толчком, ему нашептывал один голос,  который  он  старался  не  допускать  даже  до сознания: пожалуй, если любимая святыня в Апамее будет надолго выведена из строя, то к его храму в Эдессе увеличится поток  паломников.  Издавна  уже верховному жрецу Шарбилю приписывали дар  пророчества.  И  вот  теперь  он принялся по движению священных рыб и по внутренностям жертвенных  животных предсказывать  жестокие,  темные  времена,  события  с  какими-то  темными высокими водами, которые нанесут его богине Тарате глубокое оскорбление...

   Тем временем Требон и Кнопс рьяно взялись за выполнение  плана.  Требон подготовлял его техническую часть, Кнопс - психологическую: голос  народа! Требон, едва ли не так же, как и сам Кнопс, был горд тем,  что  в  момент, когда эти благородные господа зашли в тупик и не находили  выхода,  именно Кнопс предложил свою спасительную идею. День и ночь мечтал капитан о  том, как он первым поднимется  на  стены  утопающего  под  разлившимися  водами Евфрата города и добудет себе "Стенной венец" - отличие, которого ему  как раз не хватает.

   Императору делали обо всем этом предприятии лишь туманные намеки, вроде того, что популярность его сразу очень сильно поднимется, что в  ближайшем будущем предстоит счастливый поворот событий. Достаточно  будет  заставить его вовремя показаться в утопающем городе. Если  он  ни  о  чем  не  будет знать,  то  тем  выразительнее  будет  его   возмущение   низостью   этого преступления.

15. ВЕЛИКОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

   Территория  города  Апамеи  расположена  была  по  обоим  берегам  реки Евфрата. На правом берегу, по пологому  склону  холма,  поднималась  более новая часть города, увенчанная  цитаделью.  На  левом  берегу,  низменном, разместился старый город. Здесь был тот  самый  старинный  пруд  с  рыбами Тараты, который сыграл роль в решении Шарбиля;  это  был  ответвленный  от Евфрата солено-пресный водоем, к  нему  примыкал  древний  святейший  храм богини. Старый и новый город соединялись мостом. Население старого  города состояло исключительно из сирийцев; в новом городе, Селевкин,  большинство населения было тоже сирийское; защиту города нес сильный римский гарнизон.

   Несколько выше Апамеи от Евфрата отходил  "Канал  Горбата",  снабжавший водой всю округу. Воды реки и канала исстари  регулировались  плотинами  и шлюзами,  построенными,  по  преданию,  легендарной  царицей  Семирамидой; теперь они назывались  "Плотинами  Горбата"  и  слыли  техническим  чудом. Опытные сторожа обслуживали хитрый и вместе с тем очень  простой  механизм этих плотин. Никто не запомнил, чтобы здесь когда-либо случались более или менее серьезные повреждения.

• Предыдущая
• 43/93
• Следующая