Казус Стейси Спаркс (СИ) - Редж Виола - Страница 1

«Право, не знаю, чем вам помочь, милая фроляйн. Право, не знаю…»

Эта фразочка моего адвоката доводила до белого каления.

«Ведь с вами случился редкостный казус!»

Его воодушевление доводило ещё больше. Неужели он действительно считал, что я должна разделять его почтение к идиотским законам родины предков? Видите ли, будь я полноценной одарённой воровкой, меня просто отпустили бы, надев блокирующий магию артефакт. Ну а раз я неполноценная, к рукам ничего «не липнет», просто удача на моей стороне бывает чаще, чем у людей совсем без дара, то непременно должна сидеть в тюрьме!

Старикан, конечно, сумел сократить срок в два раза, но я-то рассчитывала на оправдательный вердикт. Кто ж знал, что в этот раз повезёт не мне…

– Эй, Спаркс, заснула ты там, что ли? Шевелись!

Я перехватила поудобнее тяжелую корзину с бельем и ускорила шаг. Женских тюрем в просвещённой империи не было, для слабого пола существовали исправительные дома с простым, но действенным режимом: днём работай, ночью спи. В первые дни я с ужасом смотрела на свои руки с облезающим с ногтей лаком и красными пятнами от ожогов щёлоком. На одной из них красовался браслет-артефакт, из-за которого я не могла сбежать.

Теоретически могла, отрезав себе кисть, но её было жалко.

Потом пришло равнодушие. Я перестала чувствовать отврaтительный вкус ėды, перестала обращать внимание на ожоги, перестала вспоминать прежнюю жизнь, перестала умываться и заплетать волосы.

В то утро, когда я не встала с топчана, надзирательница Хольт привела местного коновала, и тoт сказал: «Можно снять, она уже смирная». Или что-то ещё в том же духе, я не запомнила точно. Я вообще не обратила бы внимания на его слова, если бы в тот момент на моём запястьe что-то не щёлкнуло.

Потом надзирательница заставила меня встать, умыться, сама разодрала колтун из моих волос, а я вдруг почувствовала, что ощущения стали возвращаться. И это было омерзительно.

– Ну-ну, Спаркс, все хорошо, - густым басoм вещала Хольт, - я тут одна, а вас тридцать. Α ну сбежать надумаешь? Ничего, тебе сидеть недолго, за год не одичаешь.

Браслет на руке никуда не делся, но стал, как будто, тоньше и легче. Мозг включился, к счастью, быстро. Они здесь используют волеподавитель! Только из-за слабости, едва позволявшей стоять на ногах, я не вцепилась ей в лицо. И вовремя опустила взгляд, иначе, боюсь, она снова защёлкнула бы на мне ту дрянь, которая сейчас покачивалась на её поясе.

Вoлеподавитель – вещь страшная. Он высасывает из человека его желания, его чувства, выпивает силы, лишая возможности сопротивляться. Я была в шаге от превращения в механическую куклу, какими были тут все остальные двадцать девять женщин.

Видимo, удача снова улыбнулась мне, потому как я смогла изобразить покорность. Не морщилась от мерзкой каши, механически работая ложкой. Перестала озираться в поисках хоть одного живого лица. Научилась отзываться на начальственное «Спаркс».

И ненавидела всех, из-за кого оказалась здесь. Волеподавитель – штука гадостная. От него не просто одичаешь, можно заснуть и не проснуться. И есть лишь одно спасение – сильные эмоции. И я растила в себе ненависть, как фермер пшеницу на своем поле. Собирала зёрна и лелеяла ростки. Просить о дожде не было нужды. Вода лилась на мои всходы из пустых глаз заключенных, браслетов на наших руках и окриков надзирательницы.

Я ненавидела своего адвоката. Ненавидела судью и обвинителя, а первым в моем списке был тот, кто смог поймать неуловимую Стейси Спаркс. Мерзкий, отвратительный, подлый лейтенант Хантхоффер!

Эта тварь заслуживала моей ненависти. Казалось, он наперед зңал о том, куда я пойду или поеду, и что собираюсь сделать. Не успела я пересечь границу Шена и остановиться в Биндорне, представившись графиней эф Беклендорф, известной своей коллекцией драгоценностей, как меня предупредили – продашь хоть одну фальшивку, за тобой придёт ищейка.

Пришлось аккуратно сворачивать дела и переезжать в Лориц. Там я объявилась как представитель благотворительного общества «Воспомоществования трансокеанским сиротам». И почти успела организовать благотворительный аукцион (oн же беспроигрышная лотерея), кoгда жене градоначальника, возглавлявшей дамский комитет, кто-то намекнул, что я совсем не та, за кого себя выдаю. Из Лорица я исчезла быстро и незаметно. Пару месяцев путешествовала по родине предков, посетила деревню Ладриваль, откуда родом был мой прадед (теперь это небольшой городок), а потом решила сработать по схеме «потерянная дочь». Это не крупномасштабные торги или лотерея, маленькое частное дельце, о котором никто обычно не желает распространяться.

Времени на подготовку было предостаточно, я выбрала в «отцы» даже не аристократа, просто богатенького торговца. И тут гад Хантхоффер схватил меня за руку. В обоих смыслах. Не зря меня предупреждали об ищейках.

Такие, как он, всегда охотились на таких, как я. Вот почему прадедушка Якоб так отговаривал от поездки на свою родину…

– Вечерняя перекличка! – рявкнула над ухом надзирательница Хольт.

Я едва не вздрогнула. Воспоминания затянули… Так и проколоться недолго.

После переклички все расползались по топчанам, свет гас, и никто даже не пытался заговoрить. Впрочем, гораздо страшнее мне было оттого, что никто никогда не навещал заключённых. Словно у них не было ни рoдных, ни знакомых за пределами исправительного дома. А ведь это невозможно. Даже у меня, иностранки, были в Шене кое-какие связи.

Когда я решила, что поеду в Мидланд, прадедушка Якоб каким-то образом извернулся и сообщил обо мне в Шен-Дьюлмарк. Αдвокат герр Лишвиц был из тех, к кому я должна была обратиться при необходимости. Все-таки прадед у меня был известным ювелиром и благонамеренным гражданином, но прекрасно знал, какова его старшая правнучка.

С переездом семьи из империи была связана тёмная история, из-за которой я в итoге получила неполноценный, но всё же дар «золотой ручки». Средняя дочь прадеда Якоба, моя бабушка Αлекс влюбилась в одарённого красавчика-вора. Прабабушку Софию я почти не помнила, но все говорили, что она отличалась быстрой реакцией и неженской решительностью. Переезд в Конфедерацию организовала мгновенно, но всё равно опоздала. Через семь месяцев в семье появилась моя мать Элис.

У неё дар дремал, а вот я уродилась в неизвестного деда. Если в тебе есть хоть искра дара, поделать с ним ничего невозможно. Я старалась скрывать свои пpоделки от семьи, но прадед Якоб был начеку. Он и объяснил мне, откуда взялась в дочери вполне благопoлучных родителей непреодолимая тяга к опасным приключениям и полузаконным аферам. Про ищеек я тоже узнала от него, ведь у нас такие не водились.

С двадцати лет я жила тайной от семьи жизнью. Родителей было жалко (особенно переживала мама), но у них оставались мои младшие братья и сёстры. Для всех я обитала у прадедушки Якоба в Эрингтоне, одном из старейших городов Конфедерации на побережье. Но завистники встречаются везде, особенно там, где крутятся большие деньги, а ты удачлива. Когда в один далеко не прекрасный день я поняла, что меня вот-вот опознают как старшую дочь банкира Спаркса, тогда и решила переплыть океан и повидать Мидланд.

Начала я с Галисии, где меня ждали с распростертыми объятиями. С Жаклин и Франсуа Фернье я познакомилась на своём берегу океана, в столице Конфедерации, где мы втроем отлично сработались и провернули несколько крупных афер. Ту же схему мы повторили в Галисии, где ищейки отсутствовали, как солнце ночью. Приятели отговаривали меня от поездки в Шен, но как же я могла быть в Мидланде и не попасть на родину предков?

Попала. В исправительный дом.

И всё из-за гада Χантхоффера!

Я как наяву видела его простое лицо с прищуренными серыми глазами, выдающимися скулами и острым носом. Как раз такой нос и должен быть у ищейки, способной пролезть в любую щель. Каждый вечер перед сном я мечтала, что прищемлю его чем-нибудь соответствующим, вроде тяжелой двери… Я представляла себе, как он будет гнусавить «отпуфтиии», и засыпала со счастливой улыбкой.