Злым ветром - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 45

• Предыдущая
• 45/76
• Следующая

— Н-да…

Игорь снова умолкает.

В этот момент впереди, на кабине пилотов, зажигается табло: «Не курить. Пристегнуть ремни». Через некоторое время голос стюардессы оповещает по радио:

— Граждане пассажиры, наш полет заканчивается…

Через минуту самолет, вздрагивая, катится по широкой бетонной полосе, сбоку вдоль нее бегут красные огоньки.

Утром мы просыпаемся от телефонного звонка. За окном еще темно. Семь часов утра. Именно в это время мы и попросили нас разбудить дежурную по этажу. В восемь за нами заезжает Рогозин и везет к себе в горотдел.

Рогозин высок и широкоплеч. А физиономия круглая и простецкая, ну совершенно простецкая. В коротких темных волосах густо проступила седина, но это нисколько не придает ему солидности и значительности. Рогозин бывший моряк, и руки его сплошь покрыты татуировкой, вплоть до пальцев. Он ее стесняется и руки старается прятать. Я себе представляю, что у него творится на груди. Рогозин — начальник уголовного розыска города. Он отличный работник и, несмотря на свою простецкую внешность, хитрец, каких мало.

Мы с ним уже не раз встречались. Меня он зовет по имени, Игоря тоже, а мы его по имени-отчеству, все-таки он лет на пятнадцать старше, да и званием повыше.

Мы усаживаемся в его кабинете на довольно стареньком кожаном диване и закуриваем.

Рогозин интересуется:

— Ну, парни, как отдохнули, заправились?

— Прилично, — отвечаю я за двоих.

— Обедать будем вместе, — многозначительно предупреждает Рогозин. — А сейчас слушайте. Вот какие, значит, пироги. Насчет вашего Николова.

Оказывается, за эти два дня сведений о Николове успели собрать немало. Но интереса они для нас не Представляют. В том числе и кислые характеристики по месту работы. Может быть, у него и недостаточная квалификация по специальности, и рвения он не проявляет, зато в другой, известной нам области и квалификации и рвения у него, кажется, с избытком. Только одна деталь привлекает наше внимание: частые поездки в Москву, а может быть, и не только в Москву. Иной раз даже за свой счет несколько дней выпрашивает. А в остальном все в жизни Николова ординарно и совсем не примечательно: женат, сыну одиннадцать лет, живут как будто довольно скромно и даже мало-мальски подозрительных знакомств никаких нет. Какое разительное отличие от жизни Николова в Москве! Жене, наверное, и не снилось такой жизни, какую он собирался устроить для Варвары. Кстати, с женой Николов часто ссорится, и тогда она, захватив сына, переезжает на несколько дней к родителям.

Вот и все, что известно местным товарищам об этом проходимце. Как видите, небогато. Мы знаем куда больше.

— Как он себя ведет эти два дня? — спрашивает Игорь.

— Нормально. Из дому на работу, с работы домой. Вчера с женой даже в кино пошел, — усмехается Рогозин — Мир у них сейчас.

Потом мы просматриваем всякие справки, сообщения и свои собственные записи, уточняем с Рогозиным отдельные детали. Неожиданно выясняется, что уже десять часов. Звонит телефон, и дежурный сообщает, что пришел гражданин Николов.

Ну вот, теперь начинается самое главное. Добро пожаловать, гражданин Николов, очень любопытно будет с вами познакомиться и послушать, как вы объясните некоторые свои поступки. Вряд ли нам после этого суждено расстаться с вами. Мы уславливаемся, что разговор с Николовым проведу я, поскольку я лучше знаю все материалы по этому делу.

Кстати, я забыл сказать, что перед отъездом мы провели интересную экспертизу, вернее, по нашей просьбе ее провели. Почерк записки, оттиск которой я обнаружил, сравнили с почерком Николова в регистрационном листке, который он заполнил, поселившись в гостинице. И все совпало. Ту странную, подозрительную записку написал он, Николов.

Словом, нам есть о чем поговорить с ним.

Рогозин просит дежурного направить Николова к нему.

Через минуту, после деликатного стука в дверь, на пороге появляется высокий худощавый человек с седыми висками и большими залысинами на широком лбу, уши как-то нелепо торчат в стороны, лицо улыбчивое и, я бы сказал, довольно приятное. Одет он в скромный костюм, короткое нейлоновое заграничное пальто расстегнуто, на шее яркое мохеровое кашне, в руке держит плоский, весьма модный сейчас темный чемоданчик-портфель. С виду Николов настроен абсолютно спокойно, даже как будто оптимистично. Хотя во взгляде его я улавливаю настороженность.

Я встаю ему навстречу. Игорь и Рогозин сидят в стороне, на диване и заняты каким-то своим разговором. Нечего создавать у Николова впечатление, что все мы собрались здесь ради него. Николов здоровается со мной весьма непринужденно и одаряет обаятельной улыбкой. Начинается разговор.

— Хотелось бы, Иван Харитонович, — говорю я, — уточнить некоторые обстоятельства вашей поездки в Москву.

— Пожалуйста, — с готовностью соглашается Николов.

Но я чувствую, как внутренне он весь напрягается и улыбка становится несколько вымученной.

— Где вы остановились, будучи в Москве?

Николов называет уже знакомую мне гостиницу.

— Когда вы из нее выехали?

И тут Николов, к моему удивлению, называет совсем не тот день, когда он на самом деле покинул гостиницу. По его словам, это произошло всего четыре дня назад. Странно, как он не подготовился к такому элементарному вопросу.

— Нет, Иван Харитонович, — вежливо возражаю я. — Вы уехали оттуда за две недели до этого дня. Вот справка из гостиницы.

Я протягиваю ему через стол эту справку.

Николов внимательно и, как мне кажется, с некоторым удивлением и любопытством изучает ее, потом что-то обдумывает про себя и наконец очень спокойно спрашивает:

— А какое, собственно, имеет значение, когда я оттуда уехал? Ну, допустим, на две недели раньше, что из этого?

— Где же вы были все это время?

Николов уже не улыбается и сердито отвечает:

— Это никого не касается, где я был.

Вот это точный ход. Действительно, пока не возбуждено уголовное дело и не начато официальное следствие, он вправе не отвечать на такие вопросы.

— Да, конечно, — соглашаюсь я. — Пока вы можете на этот вопрос не отвечать. Вернемся к гостинице. В день вашего действительного отъезда в номере «люкс», который вы занимали, произошла кража.

— Ни о какой краже я не знаю, — нервно возражает Николов, пожалуй, даже слишком нервно. — Я уже говорил. И у меня ничего не пропало. А паспорт у меня украли позже, в дороге.

— Да, паспорт у вас, видимо, украли позже, — соглашаюсь я. — Но вор, забравшийся к вам в номер, задержан и, представьте, сознался.

— Понятия об этом не имею, — упрямо повторяет Николов. — Не было у меня кражи, и все.

— Однако мы изъяли у него ваши вещи. Вот. Узнаете?

Я достаю злополучные кофточки, украденные Мушанским из «люкса», и показываю Николову. Он спокойно, хотя и с некоторой неприязнью смотрит на них и качает головой.

— Это не мои вещи.

Что ж, надо признать, что некоторая логика в избранной им линии поведения есть, хотя ни к чему хорошему она не приведет.

— Они взяты из вашего номера, — говорю я. — И есть свидетели кражи. Дежурная по этажу, горничная.

— Вполне возможно. Но я свидетелем быть не могу.

— Конечно. Вы пострадавший. Вы, так сказать, жертва.

Я с трудом сдерживаю улыбку.

— Да никакая я не жертва! — взрывается Николов. — Первый раз слышу об этой краже! И не понимаю, чего вы от меня хотите, в конце концов. Какие-то кофточки!..

— Ну хорошо, — примирительно говорю я. — Оставим пока эту кражу. Займемся другим фактом, если вы не возражаете.

— Возражаю, — буркает Николов.

— И все-таки придется заняться. Он касается вас, паз вы жили в том номере. После вашего отъезда мы нашли там листок с какими-то расчетами. Не могли бы вы нам их объяснить?

Я протягиваю ему листок. Но Николов, бросив мимолетный взгляд на него, отстраняет мою руку.

— Извините, но я ничего подобного не писал.

— Вот как? А вы все-таки возьмите и посмотрите на обратную сторону.

• Предыдущая
• 45/76
• Следующая