Путешествие на Запад. ТОМ III - Чэн-энь (Чэнъэнь) У - Страница 46
- Предыдущая
- 46/195
- Следующая
Старец и женщина, услышав о том, что они имеют дело с настоящими буддийскими монахами, носящими соответствующие имена и сан шраманов, пришли в себя и совершенно успокоились.
– Зовите их сюда! Зовите! – обратились они к Танскому монаху.
Сюань-цзан вышел за ворота, позвал своих учеников и дал им такое наставление:
– Вы до смерти напугали старика хозяина. И сейчас, когда предстанете перед ним, не смейте ему грубить. Пусть каждый из вас выкажет ему должное уважение.
Чжу Ба-цзе сразу же надулся:
– Я ничуть не уступаю Сунь У-куну в образовании и воспитанности.
– Если бы не твое рыло, огромные уши и безобразная морда, – засмеялся Сунь У-кун, – был бы ты герой хоть куда!
– Да перестаньте же вы спорить, – сказал Ша-сэн. – Здесь не место хвалиться, а тем более ссориться. Давайте лучше войдем в усадьбу.
С этими словами все трое с поклажей и конем вошли в ворота и подошли к хижине, где их ожидали хозяева. После приветствий, их усадили. Хозяйка оказалась очень расторопной. Она увела с собой ребенка и велела приготовить горячую пищу. Вскоре подали монашескую трапезу. Наставник и его ученики с аппетитом поели. Стемнело. В хижине зажгли фонари и при свете их гости вели беседу.
– Благодетель мой! – обратился к хозяину Танский монах. – Какую ты носишь фамилию?
– Фамилия моя Ян, – отвечал старец.
Затем Сюань-цзан спросил, сколько ему лет.
– Мне исполнилось семьдесят четыре года, – сказал старик.
– Сколько же у тебя сыновей? – заинтересовался Сюань-цзан. – Всего один, – со вздохом отвечал старик, – а ребеночек, которого вы видели, – мой внучек.
– Нельзя ли пригласить сюда твоего сына, – спросил Танский монах, – я хочу приветствовать его!
– Этот негодяй недостоин того, чтобы его приветствовали, – гневно произнес старик. – Тяжелая мне выпала доля, не слушает он меня. Вот до сей поры его все нет дома.
– Где же он изволит заниматься делами? – спросил Сюань-цзан.
Старик покачал головой и тяжело вздохнул:
– Беда мне с ним! Если бы он занимался делами, это было бы счастье для меня! Но у этого мерзавца на уме одни лишь злодейства. Он забыл о семье, ведет беспутный образ жизни, затевает драки, грабит прохожих, занимается убийствами и поджогами, водит дружбу со всякими проходимцами. Вот и теперь ушел из дому пять дней тому назад и до сих пор не возвратился.
От этих слов у Танского монаха перехватило дыхание и отнялся язык. Он подумал:
«Уж не был ли его сынок одним из тех разбойников, которых убил Сунь У-кун?» Ему стало не по себе, он приподнялся и произнес:
– Я думаю, что ваш сын – прекрасный человек; разве мог у столь достопочтенных родителей вырасти непутевый и непокорный сын!
Сунь У-кун поднялся с места и подошел к старику:
– Уважаемый! – сказал он. – Зачем тебе такой недостойный сын? Ведь он причиняет тебе и матери на старости лет столько огорчений, предается грабежам и распутству? Позволь мне разыскать его, привести сюда и забить до смерти.
– Да я и сам хотел было передать его властям, – отвечал старик, – но что поделаешь? У меня он ведь единственный! И хоть непутевый, пусть все же остается при мне, будет кому похоронить меня.
– Брат, – сказали тут Ша-сэн и Чжу Ба цзе. – Не суйся, куда не следует! Не нам судить. Зачем вмешиваться в их семейные дела? Лучше попросим у нашего благодетеля немного сена, устроим себе постель вон в том помещении и ляжем спать, а завтра пораньше снова отправимся в путь.
Старик велел Ша-сэну пройти на задний двор, взять вязанки две рисовой соломы и устроить постель.
За Ша-сэном пошли Сунь У-кун с конем, Чжу Ба-цзе с покла жей и Танский монах. Вскоре они улеглись спать, и мы пока оставим их.
Среди разбойников, о которых уже шла речь выше, действительно был сын старика Яна. Утром того дня, когда Сунь У-кун у пригорка убил обоих главарей, вся шайка разбежалась и лишь ночью, ко времени четвертой стражи, разбойники снова собрались вместе и стали стучаться в ворота усадьбы.
Старик поспешно облачился и сказал своей старухе:
– Жена! Опять эти негодяи явились!
– Ну что же? Ступай, отворяй ворота! – сказала женщина. – Пускай идут в дом.
Не успел старик открыть ворота, как вся шайка ворвалась с криками: «Мы голодны, мы есть хотим!»
Сын старика поспешил к себе, разбудил жену и велел ей варить рис и готовить еду; затем он направился в кухню и, заметив, что возле очага нет хвороста, побежал на задний двор.
Вернувшись на кухню, он спросил жену:
– Чей это белый конь стоит у нас на дворе?
– Тут к нам забрел какой-то монах из восточных земель, который идет за священными книгами. Вчера вечером он попросился на ночлег. Свекор-батюшка и свекровь-матушка накормили его постной пищей и уложили спать в хижине…
Выслушав жену, разбойник вышел из дома, стал хлопать в ладоши и смеяться.
– Ребята! – сквозь смех крикнул он. – Вот удача так удача! Ведь обидчик-то, оказывается, ночует у нас в доме!
– Какой обидчик? Что за обидчик? – загалдели разбойники.
– Да тот самый монах, который убил наших главарей. Он попросился переночевать у нас и сейчас как ни в чем не бывало спит в хижине.
– Вот хорошо! – обрадовались негодяи. – Сейчас схватим этих лысых ослов и изрежем на мелкие кусочки; во-первых, нам достанется их поклажа и белый конь, а во-вторых, мы отомстим за смерть наших главарей!
– Не торопитесь, – остановил их сын старика, – ступайте пока точить ножи, а я наварю вам каши. Поедим сперва досыта, а затем разделаемся с ними.
Разбойники принялись точить свое оружие. Одни точили ножи, другие – копья.
Старик Ян слышал, о чем говорил его сын с разбойниками; он крадучись отправился на задний двор и разбудил Танского монаха и его спутников:
– Мой сын-негодяй привел сюда всю свою шайку, – прошептал он. – Они узнали, что вы здесь, и собираются погубить вас. Я не могу допустить, чтобы вы, далекие странники, погибли в моем доме от рук злодеев. Живее собирайте свою поклажу и идите за мною. Я выведу вас через заднюю калитку.
Танский монах, трясясь от страха, стал отбивать земные поклоны и благодарить старика, а затем велел Чжу Ба-цзе взять коня, Ша-сэну – нести поклажу, а Сунь У-куну – его посох с золотыми обручами.
- Предыдущая
- 46/195
- Следующая