Грустное начало попаданства (СИ) - Леккор Михаил - Страница 1

Для начала этого незамысловатого, но изрядного в целом повествования начну с некоего философского экзерсиса небольшого объема об устойчивости человеческих типажей в конкретной исторической эпохе.

Фу-ух, сказал до конца!

Ведь, например, согласитесь, господа (если желаете, товарищи), что словосочетание «советский великий князь», т. е. великий князь в СССР, даже в наше время (в бестолковый XXI век) звучит как-то неестественно и нежизненно и вызывает только граничные эмоции, типа ужаса и брезгливость. Словно остро-сладкий соус, красный перец и сахар вместе перемешали и вас приглашают отведать, бяку такую. Сказать это можно, понять на вкус, пожалуй, нет. Что я вам извращенец?

Хотя и то, надо сказать, уже хорошо. В давние не очень мягкие времена Великого Кормчего даже за разговор по этой теме могли просто отправить под суд по политической 58 статье, где, что ни пункт, то и расстрел, а в лучшем случае максимальный срок (а зависимости от эпохи — десять или двадцать пять лет). И шагай, ваше императорское высочество по этапу золотишко мыть или лес варить, не торопясь.

А многие даже и не подумают попробовать такое остро-сладкое крутое блюдо. Сразу побрезгуют и совсем не напрасно. Вот если бы быстренько расстрелять великого князя в СССР, тогда большинству как бы можно. Однако же не в этом литературном произведении, да-с!

Здесь мы только пофилософствуем для затравки темы, что все же существовало и в реальности такое несуразное, я имею в виду великий князь и Страна Советов. Поскольку в жизни, как и плотской любви бывает все по-разному. И в позах, и в партнерах, вы уж извините за примерный цинизм старого пройдохи. Или глубокий реальный прагматизм опытного человека, кто как понимает.

Вот и в последние годы нашего тысячелетия в первую очередь в интернете появились в довольно массовом количестве статьи о судьбах и изменениях взглядов Романовых после революции и Гражданской войны. Ну чего сказать, поскольку некоторые, если не многие родом прямо из желтой прессы, то фактам в них читателям не очень-то верится. М-да.

Только ведь и я в данном случае выступаю, как литературный автор, не в качестве ученого — историка, а как романист, созидатель чисто фантастического романа, в чем и честно признаюсь.

Самому интересно. Все-таки есть определенный сюрреализм в этой теме. Великий князь и И.В.Сталин, ха. Так скоро и в зеленых человечков начнешь верить.

Впрочем, ладно. Итак, вашему вниманию, дорогие читатели, предлагается совершенно нереальный роман о жизни и деятельности великого князя, назовем его, например, Сергей Константинович Искандер, обычный советский гражданин в статусе великого князя, в которого нечаянно попал некий бестолковый попаданец из XXI века. Все это лукавство, от сих до сих, вы вольны ничему не верить. Только имейте в виду — отдаленный прототип великого князя был в СССР реально, хотя и не столь ярко. И, родившись примерно во время Октябрьской революции, умер естественной смертью уже при Л.И. Брежневе, пережив всех пламенных и не очень революционеров.

Адью!

Сергей, кажется, Логинович Романов был наш сугубо типичный российский современник XXI века возраста где-то тридцати шести лет. Еще без лысины, но уже солидным животиком, так сказать внутренним резервом для непредвиденных случаев.

Как и положено, в наличии находилась любимая ненавистная работа, жена — ненаглядная гадюка белобрысая Лариса, двухкомнатная квартира в ипотеке, за которую предстояло выплачивать кредит за много лет вперед. Детей вот Господь не давал, что немало стало беспокоить обоих в последнее время. В общем, хватало проблем у Сергея. А у кого их нет в жизни? Только у сумасшедших в их розовых мирах!

А впереди ничего у него не было интересного и, может быть, и совсем ничего бы и не писали о нем, даже знатная дворянская фамилия Романов ни чем не была озвучена.

Вот если бы он не стал нечаянно обычным попаданцем. Простым таким героем тяжелого, но героического прошлого, попавшим туда из нашего мирного и, что греха таить, серого будущего.

День, когда он так геройски стал хронопопаданцем, был осенний, относительно прохладный, по сезону для октября. А еще для Сергея он был какой-то бестолковый и несуразный, как в странном и ужасном сне, из которого никак не можешь выбраться. Как будто и не в демократическом XXI веке он находился, а в каком-то тоталитарном сталинизме, о котором современные либералы рассказывают так страшно — безнадежно, как о древнем деревенском сортире, в который, однако, надо обязательно идти.

С женой ни за что поругался, с коллегой соседом на работе поконфликтовал на равном месте, начальник на той же работе накатил изрядную административную бочку за плохую, дескать, нетрудовую деятельность. И в конечном итоге он еще и глупо попал не в свой автобусный маршрут и почему-то вышел на неведомую остановку. Теперь вот смотрел как обалделый Наполеон на текущую замшелую, но все-таки столичную местность, такую как-то очевидно чужую и одновременно смутно когда-то знакомую.

«Где же я ныне нахожусь? — гадал он (Сергей, а не Наполеон Бонапарт), изумленно глядя на какие-то неизвестные здания, — куда он проехал? Это еще столица нашей Родины Москва или уже какое-то замшелое далекое Подмосковье»?

При чем, местность, вообше-то, была Романову, надо еще раз подчеркнуть, чем-то знакома. Здесь бы убрать пару небольших деревянных дома, сущая древняя рухлядь, будто и не Москва уже совсем. Да нелепую кирпичную лабуду, стоявшую, похоже, еще с незапамятного XIX века. Эх, вместо них построить бы девятиэтажные хоромины, да постелить асфальт вместо булыжника. И Сергей вполне бы признал Лубянку где-то около «Детского мира». То есть самый центральный район Москвы.

А так он почувствовал совершенно по-дурацки и подозревал, что вчерашняя водка или была откровенно плохой, и он отравился. Или туда ненароком был насыпан какой-то дурманящий галюцоген и он просто бредит, не узнавая об этом.

В пользу последнего указывало и то, что голова постоянно голова была какой-то мутной, словно бы его утром пыльным мешком хорошенько досталось. Ведь не хотел он тогда пить, но зараза Федор (еще один коллега на работе) натужно настоял и буквально матерно заставил пить полстакана горячительного напитка. Дескать, один пьешь — это пьянство, а двоем — плодотворный творческий разговор. И вот теперь Сергей ни за что, ни про что страдал.

Он постарался сильно напрячься и навести в голове относительный порядок, но, к своему удивлению, сумел только упасть в обморок, как стеснительная барышня при голом мужчине. Больше он ничего не видел.

«Какая барышня, да еще стеснительная, — недовольно удивился Романов напоследок, — черт знает, что творится сегодня на белом свете! Вроде бы не дьявольское тринадцатое число сегодня в мире?»

Надо сказать, что наш герой особо мнительный не был, бедные черные кошки и прочие нехорошие приметы оставляли его равнодушными. XXI век на дворе, какие черные метки! Но в тринадцатое число он все же верил, особенно, когда в этот день в один из прошлых годов вдруг умерла его милая мама.

Впрочем, некие хозяева в нквдешных мундирах сталинской эпохи его быстро привели его в себя, дав по паре звонких и очень больных оплеухи. Обморочное положение сразу исчезло, превратившись в некую озабоченность своего тела (еще отнюдь не разума!).

Он, кажется, начал активизировался и даже начал крутить головой, которая, хотя и не думала, но по крупицам собирала полезную (бесполезную?) информацию. Как он понял, его почему-то притащили, пока он был в бессознательном состоянии, во что-то навроде застенка со стенами. Они были окрашены краской: — нижняя часть — синего цвета, верхняя часть — белого. Небольшая комната с одной стороны, была похоже на тюремную камеру — одиночку, с другой, кабинет следователя, в которой проводят допросы с пристрастием, а потому не держат цветы в горшках и различными мужскими безделушками. Больше он ничего не видел.