Ты никогда не исчезнешь - Бюсси Мишель - Страница 29
- Предыдущая
- 29/75
- Следующая
Астер крутила на руке свои браслеты из деревянных бусин.
— Знаешь, Савина, можно быть очень рассудительным человеком, разумным, образованным, просвещенным… и не смириться с гибелью души. Не смириться с тем, что все умирает, все гниет, все в конце концов становится в земле пищей для червей. Можно абсолютно серьезно считать, что нечто — душа, сознание, дух — остается жить. И даже найти подтверждение этому с научной точки зрения.
Она потерла шею, словно медное ожерелье было слишком тяжелым, и решительным тоном обратилась к брату:
— Ники, да убери ты от нее эту чертову тарелку с потрохами! Ты что, не видишь, что ее от них тошнит? И принеси ей сыра и колбасы.
Савина как зачарованная смотрела на странное украшение Астер: спираль из обычной медной проволоки заканчивалась более толстым позолоченным стержнем.
— Астер, объясни мне, — попросила она, — я хочу разобраться.
— В чем?
— Во всем этом. Реинкарнация, карма, переселение душ.
Нектер тщательно завернул тарелку с рубцом в пищевую пленку и, несмываемым фломастером надписав дату и время, убрал в холодильник. Астер гипнотизирующим взглядом колдуньи вперилась в глаза Савины и заговорила:
— Не стану забивать тебе голову индуизмом и прочими религиями, вряд ли это тебя интересует. Но ты можешь набрать в Википедии имя профессора Стивенсона. Он изучил тысячи собранных по всему миру свидетельств детей, уверяющих, что помнят свои прежние воплощения.
И Астер подробно рассказала о «модели Стивенсона», о физических аномалиях у детей, родимых пятнах, необъяснимых талантах или фобиях, травмах прежней жизни, нередко завершившейся ранней и насильственной смертью.
— Это все всерьез, не треп? Этот Стивенсон, он в самом деле профессор? У него есть лаборатория? Ему можно верить?
— Что значит — можно ли ему верить?
— Ну, верить его рассказам. Эти свидетельства правдивы или нет?
— А как, по-твоему, можно определить, что правда, а что нет?
— Не знаю… Думаю, если большинство во что-то верит, тогда это скорее правда, чем ложь.
— Тогда если взять всех индуистов и буддистов, прибавить к ним четверть всех европейцев и почти треть американцев, то получится, что большинство людей верят в реинкарнацию. Они убеждены, что тело — всего лишь оболочка, а наша душа продолжает жить.
— И меняет оболочку, когда та изнашивается, да? Это и есть реинкарнация? Душа, как блоха, перескакивает с человека на человека или на собаку, с собаки — на кошку, с кошки — на крысу? Все так просто?
— Нет, не так просто. Это долгое путешествие. Путешествие, о котором у нас, как правило, никаких воспоминаний не остается. Разве что все пойдет не так…
— Как это — не так?
Нектер поставил на стол тарелку с колбасами и доску с овернскими сырами: с голубой плесенью, фурм, канталь и, само собой, сен-нектер.
— А вот этого, милая моя, — ответила Астер, покрутив свою медную подвеску, — не знает никто. Это тайна! Почему одни души возвращаются, а другие нет? Почему одни изо всех сил стучатся в мозг, чтобы о них вспомнили, а другие таятся или искусно влияют на нас, оставаясь незамеченными? Ты же понимаешь, о чем я говорю? Инстинкт, интуиция, шестое чувство…
Савина нехотя надкусила ломтик ветчины.
— У твоего Стивенсона есть на этот счет своя теория?
— Да. По его мнению, если оставить в стороне свидетельства, неотделимые от фантазий, остаются три неопровержимых доказательства реинкарнации: родимые пятна на теле, фобии и ксеноглоссия.
Нектер, стоявший позади них, присвистнул.
— Ух ты… Если доктор Либери рассказывает правду, все три лошадки пришли первыми!
— И чем сильнее проявляются эти доказательства, — продолжала Астер, не обращая внимания на иронию брата, — тем более жестокой была гибель в прежней жизни.
Савина почти ни к чему не притронулась, и Нектер снова упаковал еду, аккуратно разворачивая пленку. Савина удивилась, что он не сопроводил свой неспешный ритуал теорией насчет тех, кто заворачивает или не заворачивает продукты, тех, кто складывает остатки еды в коробки, и тех, кто оставляет все на тарелке.
— Заварить вам травяной чай?
— Да, Ники, спасибо.
Нектер отправился в кухню, а Астер поднялась, открыла буфет и достала оттуда две рюмочки и бутылку местной настойки на корне горечавки.
— Чтобы нам не умереть от жажды, пока Ники закончит колдовать.
Они мелкими глотками потягивали горькую настойку, пахнущую лимоном.
— Представим себе, — наконец заговорила Савина, — что Эстебан действительно заново воплотился в теле Тома. Какие у нас есть доказательства, что сам Эстебан — не реинкарнация кого-то жившего до него? Или что Том, если с ним случится несчастье, не возродится в новом теле?
— Вот это, — ответила Астер, — и называется сансара, цикл реинкарнаций. Ты в самом деле хочешь, чтобы я прочитала тебе лекцию о буддизме?
— Только попроще.
— Хорошо. В двух словах: сансара — это цикл жизни, в котором мы заключены, это тюрьма, где есть лишь страдания и иллюзии. И только наша карма, то есть сумма наших поступков, дает возможность из нее выйти и достичь нирваны. Посмотри — мое украшение это и символизирует. — Она потрясла им перед Савиной. — Это уналоме, спирали напоминают о наших прошлых жизнях и извилистом пути к Пробуждению, представленному вот этой прямой линией. Но поверь мне, дорогая моя, до того, как достигнуть этой чудесной вершины, надо преодолеть немало этапов… И первый — переход от детской души к зрелой душе.
Савина осушила свою рюмку, завороженно глядя на подвеску.
— То есть?
— Детская душа — это начало цикла жизней, зрелая уже прожила не одну. Вот посмотри на Нектера и на меня. Я — душа явно детская, а Нектер — прекрасный образец зрелой души.
— В этом секрет прочных пар! — крикнул Нектер из кухни. — Помнишь, Савина, о чем я тебе говорил после похорон? Мир делится надвое. Люди с детской душой переходят дорогу где попало, а зрелые души идут к переходу; детские души наедаются за пять минут, зрелые же могут часами сидеть за столом; детские носятся по свету, зрелым довольно вида из окна; детские души держат дома миллион дисков, зрелым достаточно пения птиц…
— Хватит, Ники, — перебила его Астер, — думаю, мы уже поняли.
Савина с удовольствием следила за этой игрой в пинг-понг между братом и сестрой. Ей очень нравилась фантазия Астер, но еще больше — нетрадиционная философия Нектера. Савина, неспособная усидеть на месте, осознала, что и сама она, должно быть, настоящий образец инфантильности… и что Нектер, в таком случае, идеально бы ее дополнял.
Вот только в его жизни уже есть женщина. На что окажется способна колдунья Астер, если Савина похитит у нее брата?
Астер снова наполнила рюмки и сказала:
— Если тебя интересуют тайны, потусторонний мир и сверхъестественное, необязательно взывать к Будде, Шиве или Далай-ламе. Нам здесь собственной мистики хватает. Думаю, это все из-за вулканов. Сама знаешь — извержения, огонь, сера, земные недра, преисподняя… Если спустишься в лавку, ты найдешь там целые тома с описанием подвигов мельничной ведьмы Галипот, а также про затонувшую деревню на дне озера Павен, про волшебные водопады, про отравительниц… Или взять хотя бы легенду про источник в Фруадефоне. Знаешь, что его называли Источником душ?
Нектер поставил на стол чашки.
— Сейчас колдунья Астер выложит нам все свои старые сказки. Прибереги свою болтовню для покупателей. Вручишь вместе с талисманами из змеиной кожи и якобы укрепляющими средствами с экстрактом дигиталина. А мне интуиция подсказывает, что история с Эстебаном Либери объясняется самым что ни на есть рациональным образом.
— В самом деле, Боколом? — засмеялась Савина. — Ну тогда из всех кратеров скоро полезут зеленые человечки.
— Ха-ха-ха!
Нектер с хирургической точностью поместил в каждую чашку ситечко для заварки и повернулся к Савине:
— Лично я завтра же на рассвете отправляюсь на рыбалку. Мне надо перезвонить Лазарбалю, баскскому полицейскому, который расследовал исчезновение Эстебана Либери, потом выудить сведения насчет пресловутой ассоциации «Колыбель Аиста» и, наконец, заглянуть в булочную.
- Предыдущая
- 29/75
- Следующая