Столичный доктор (СИ) - Линник Сергей - Страница 24

Присмотрелся к даме. Да, ее молодость в прошлом, лицо избороздили морщины, зубы пожелтели. Ах, она еще и курит — на меня пахнуло табачным духом.

— Эмилия Карловна Пороховщикова, — представилась женщина.

— Чем могу быть полезен?

— Вас хотел повидать мой муж, Александр Александрович. Будем признательны, если заглянете к нам.

Тут то я и сообразил. Зингер арендовал полуподвал у Пороховщикова. Александр Александрович. Промышленника и строителя. А это, стало быть, его супруга.

Отказаться было неудобно, я прошел вслед за дамой в дом. Там начался хоровод слуг, у нас приняли верхнюю одежду, меня провели в большую гостиную, украшенную портретами и пейзажами. Пока ждал — поразглядывал картины. Это были сплошь всякие передвижники. Я присмотрелся к подписи на одной из них. Репин. Ого.

Сам Пороховщиков оказался невысокого роста, лысоватый, с невнятной бородой и усами. Не производил впечатление крупного мецената и промышленника от слова совсем. Видно, что в возрасте уже, но энергичный, улыбается.

Нам подали чай, Александр Александрович поинтересовался, как прошли похороны. Сам он сразу повинился, что уже однажды болел тифом и теперь ужас как боится заразиться снова.

— Собственно, Павел Тимофеевич и вытащил меня из этого смертельного омута, — туманно пояснил Пороховщиков. — Думаю, его душа не в обиде на меня и мое семейство, что мы не пришли на похороны. Я сделаю крупное пожертвование на памятник доктору, есть мысли организовать врачебную премию его имени. Жители Арбата многим должны Зингеру.

Александр Александрович перекрестился. Я на автомате следом.

Начались осторожные расспросы про меня — кто, да что… Сослался на Блюдникова, батюшку Серафима. К нам присоединилась супруга Пороховщикова, которая успела переодеться в домашнее платье и нацепить драгоценности. Увешалась, словно елка, украшениями — блеск камней так и слепил глаза. Впрочем, кроме этих смешных понтов, никакого дискомфорта она нам не доставляла. В разговор особо не лезла, решение мужа оставить за мной полуподвал, да еще с арендой — рубль в год — не оспаривала. Мы мирно попивали чаек, промышленник интересовался, как я вылечил спину, как мне арбатские пациенты, знаком ли новым изобретением — граммофоном. Недавно Пороховщикову из Берлина привезли устройство, которое может проигрывать речь и музыку… Хозяин дома с удовольствием показывал картины, рассказывал о строительстве «Славянского базара», Репине, которого встретил совсем молодым. Мы подошли к семейному портрету. Ага, это же сам Александр Александрович, только значительно моложе. Рядом неизвестная дама, между ними стоит девочка.

— Супруга моя первая, Варвара Александровна, урожденная Приклонская. И доченька, Оля.

Не стал спрашивать о судьбе первой жены, и какая по счету нынешняя. Просто в этот момент я с трудом сдержал улыбку — мне девичья фамилия Варвары поначалу послышалась как Поклонская. Знаменитая «няш-мяш, Крым наш» — а ведь Вика чем-то на нее похожа! Этим слегка вздернутым носиком, «детскими» чертами лица…

Тут где-то в прихожей послышался шум, и сразу вслед за этим в гостиную зашел слуга и что-то сообщил Пороховщикову на ухо.

— Сейчас выйду, — недовольно ответил хозяин, и, извинившись, пошел в прихожую.

Я посмотрел ему вслед и увидел взмыленного молодого парня, одетого в зипун.

— Бяда, Александр Александрович! В доме на Пречистенке леса обвалились!

— Что⁈ — насторожился хозяин. — Как случилось?

— Не знаю, меня позвали, уже всё… Там троих рабочих привалило… Кирюхе ногу…

— Извините, мне надо срочно выехать… — сказал мне Пороховщиков, вернувшись в гостиную. — Сами понимаете…

— Я с вами! — тут же начал собираться и я. — Возможно, понадобится моё участие. Две минуты, только захвачу инструменты.

Раз уж Александр Александрович ко мне по-доброму отнесся — надо соответствовать.

Злополучная стройка располагалась относительно недалеко. У ворот двора с развалинами деревянного дома под копыта лошади бросился какой-то мужик в тулупе, будто Пороховщиков сам не знал, куда ему ехать. От резкого торможения я едва не уронил чемоданчик с инструментами, который держал на коленях двумя руками.

Стройка как стройка. Под забором сложены бревна от старого здания, накрытые хлипким навесом, груды кирпичей… Сейчас, учитывая погоду и праздники, масштабных работ нет, но что-то делали, конечно.

А вот и место аварии. Судя по остаткам, рухнули работяги с высоты здешнего третьего этажа. А потолки в этом здании вовсе не два семьдесят, или даже меньше, как в советских многоэтажках. Тут все три с половиной, самое малое. Так что полет с семи метров, да еще и в рушащихся лесах…

Чуть в стороне сидел и баюкал руку простоволосый парень лет двадцати. Перелом? Вывих? А кто ж его знает, меня сейчас интересует некий Кирюха с травмой нижней конечности. Но пока до него добрались, наткнулись и на третьего пострадавшего. Этому врачебная помощь уже не понадобится, ему священник нужен. Потому что с такими травмами головы живут только зомби в голливудских фильмах. Бревном неизвестному мужику раздавило череп, и он лопнул как тыква.

Шедший за мной Пороховщиков остановился, матерно выругался. А я полез дальше, переступая через строительный мусор, который в таких местах возникает сам по себе. Куда идти, было понятно по слабому стону, да и тот самый парень, который принес известие об аварии, опередил меня со словами: «Сюда барин, тут рядышком!»

Охо-хо, да, не повезло Кирюхе. Судя по всему, он сейчас пребывал в торпидной фазе травматического шока. Всё, как писал Пирогов — лежит окоченелый неподвижно, не кричит, не жалуется, не принимает ни в чем участия и ничего не требует. Под завал попала только левая нога, но этого хватило с лихвой — ее размозжило по верхнюю треть голени.

Блин, а ведь достать его — времени понадобится очень немало. Особенно с учетом немногочисленных участников. Да смысла в этом… маловато. Судя по всему, ампутация неизбежна — вон, из раны обломок кости торчит, накровило вокруг… Но крупные сосуды не задеты, иначе тут уже и спасать было бы некого.

— Дай на что инструменты поставить, — бросил я парню, который замер, глядя на своего товарища. — Слышишь, нет?

Он будто очнулся, снял зипун, бросил на землю.

— Так пойдет, барин? — спросил он.

— Вон туда лучше, — показал я пальцем. — Чуть ближе.

Он передвинул свою одежку, ничуть не тревожась, что она сейчас перепачкается в грязи и крови. Я поставил свой чемоданчик и опустился на колени. Что ж, посмотрим, насколько плохи наши дела.

Первым делом я пустил в ход ножницы. Остатки одежды только мешать будут. Разрезал штанину, подштанники, отвернул в сторону. За болезненные ощущения можно особо не переживать — в торпидной фазе шока они уже мало выражены. Но обезболить надо, это как «Отче наш» все запоминают. Есть травма — делай анестезию. Но перед этим — жгут. С такой травмой — на среднюю треть бедра. Крови в организме и так мало, а ждать гемотрансфузии… Н-да, тут даже рассказ о группах крови будет откровением свыше, даже если про резус-фактор ничего не говорить. Так что максимум, что ждет парня, при условии, что он выживет — вливание жидкости через рот. Какая такая транексамовая кислота, или хотя бы признанные вредными кристаллоиды? Даже физраствором доисторическим никто не прокапает ни разу! А вот то, что на улице холодно, это даже хорошо для пострадавшего. Шансов чуть больше.

На жгут, по примеру всех скоропомощников, я взял то, что ближе всего — ремень болезного. А что, широкий, пряжка крепкая, а дырку где надо, проковырять недолго. Это сейчас кровотечение остановилось — бревно перекрыло своей массой сосуды. А попробуем сдвинуть — и вытекут остатки со скоростью звука. До развития краш-синдрома еще не скоро, успеем управиться. Время… чем поставить? А вот же, химический карандаш, который сейчас называется «копир». Прямо на коже и напишу. Хотя кто ж его знает, принято ли сейчас так делать?

— Что вы делаете? — со своими вопросами вылезал Пороховщиков. Ясно. Не принято тут так. Я невежливо отмахнулся: