Хронос Изгоев (СИ) - Бочаров Анатолий Юрьевич - Страница 34

— О нет, Нани, неужели он и тебя обратил в секту Священного Тельгарда?! — с крайне эмоциональным возгласом вопросил Эммерих, едва зайдя в гостиную. На плече у него висел мешок с дровами — в руках странник держал ящик с гинёхом и солодом.

— У тебя ещё есть время покаяться в своём неверии в Тельгард, сын мой, — Кеган понизил голос, — а потом мы с сестрой Ниной проведём обряд твоей инициации.

— Мы ещё можем спасти твою душу, Эммерих Ландони, — охотно подхватила девушка, с трудом сдерживая смех, — уверуй в Тельгард, и будешь ты спасён.

— Ага, только штаны подтяну, — ответил тот, разгружая вещи.

Нина с удивлением посмотрела на добычу. Прямо перед ней стояло несколько пыльных стеклянных бутылок. Протерев этикетку одной из них, она обнаружила, что это был токайский гинёх, а рядом — нуарский и тосканский. Содержимое, вопреки десятилетиям пребывания в погребе, не утратило яркости и не помутилось, когда Ландони разлил напитки по инкрустированным кристаллами бокалам.

— Ну, будем. — Кеган поднял бокал и коснулся бокала Нины. Когда все выпили, музыкант выдержал паузу и огляделся, после чего с глухой тоской сказал: — Это поместье, даже в таком состоянии, очень напоминает материнское.

— А вы, значит, совсем с ней сейчас не общаетесь? — осторожно спросила Нина.

— Нет. Пусть мне и дали её фамилию, близости это не поспособствовало. С моим младшим братом, рождённым ею в браке с Винсентом Айтверном — альвионским аристократом, у неё сложились более тёплые отношения. А затем и с Кендрой, моей младшей сестрой — но с ней я даже не знаком.

— Как же так вышло? — Нина округлила глаза.

— В мои тринадцать лет госпожа Мариса узнала, что я тоже психокинетик. Не только бастард, но ещё и унаследовал её способности, которые она тщательно скрывала. Кажется, для неё это стало последней каплей: она сказала, что… не хочет быть моей матерью, и… дар вспыхнул во мне. Я сжёг половину дворца… и едва не погиб сам. Она сильно обгорела, ей потом даже кожу пересаживали… Но… было не только это. Погибло несколько слуг, — небольшая заминка, Аматрис тяжело вздохнул, — и мой младший брат. Люмен. Он-он был славным… До последнего не понимал, почему мать так старательно нас разделяла.

Было видно, что опьянение быстро настигло Аматриса, сделав его откровенным. Его взгляд затуманился, каждое слово давалось будто с лёгким усилием. Когда Кеган договорил, наступила тишина, густая и почти осязаемая. Эммерих, неожиданно для остальных, смолчал. Вместо слов он доверительно дотронулся до руки Нины и бросил на неё обеспокоенный взгляд. Осмелев, девушка сказала:

— Сочувствую, что ты и твоя семья пострадали… и что тебе пришлось иметь дело с минусами своего дара. — Её золотистые глаза не мигая глядели на камин. Сдерживаемые решёткой языки пламени неспешно пожирали разломанный стул. Лицо не выражало эмоций. — Паршиво, что твой дебют [случился] так.

Кеган едва повернул голову, в его глазах проступило выражение тоски и давней боли. Встретившись глазами с компаньонкой, мужчина затем отвёл взгляд и остановил его на огне — в тёмных глазах отразились слабые всполохи и теряющие жизнь угли.

— Я не искал понимания, но… спасибо. За попытку утешить. Мне не хватало этого — а в детдоме чувство вины только так и постулировалось, — говоря, музыкант слепо посмотрел на свои руки со следами от ожогов. — Я хотел стать лучше, даже окончил ВАД на платиновой венец, однако уже в мурмурации… меня забраковали. Впрочем, если бы не это, моей музыки могло бы и не случиться. Из всех родственников со мной поддерживала общение только Марианна… Но, кажется, и её терпению пришёл конец.

— В отделении переполох из-за психокинетиков, из-за Стиха Сумерек. Я, наверное, даже не удивлён, что они так вцепились в убийство Кипера, — задумчиво посудил Эммерих, — но я не особо понимаю, почему [докопаться] решили именно до тебя.

— Возможно, — нехотя произнёс Аматрис, — они считают меня идиотом, если верят, что, даже будь у меня злой умысел, я стал бы поступать… столь неосмотрительно. Если так посудить, но в Красмор, похоже, не заинтересованы в раскрытии дела.

— Похоже, что так, — вспомнив о собственном, Нина приуныла. — Но главное, что хоть мы знаем правду: вы не ненавидели друг друга, а недопониманий было не больше, чем в любой другой семье.

— Ну, мы как-то перетирали уже об этом, — прочистив голос, уронил странник. — Сложные отношения с отцами, да.

— А что, вы с Патриком?.. — Нойр расстроено посмотрела на друга.

— Не, — вяло отмахнулся тот, — он даже не посмотрел, что я привёз ему из Капорейна, а там, между прочим, куртка ручной работы, из кожи оленя. Будь это бутылочка тамошнего самогона, может, и глянул бы, а так… Будто ты его не знаешь. Я уж думал, что перед нашим выходом он захотел затусить, но вместо этого он передал мне на руки пташку, — он фыркнул и похлопал Кегана по плечу. — Не в обиду, пташка — не одному ж тебе тут жаловаться.

Аматрис пристыженно взглянул на красморовца и тихо сказал:

— Прости, я… Я не знал, что всё выйдет именно так.

— Да забей. Это ж он использовал встречу как предлог, а не ты. Вот если бы так сделала маман, это был бы удар ниже пояса.

— Ты ей, кстати, не забыл отправить посылку? — между делом поинтересовалась Нина. — Платье-то красивое.

— Да, отправил. Оно уже вернулось обратно — у неё так и не нашлось времени, чтобы дойти до почты. Так что, как вся эта заваруха закончится, платье твоё, Нани.

— Спасибо, — растерялась та, — но, может, лучше отдашь его ей, когда она вернётся в Градемин?

— Не, это не обсуждается, — возразил Эммерих и снова наполнил гинёхом бокалы. — Вот у Нины…

— Я пока точно не жажду изливать душу, — с кривой улыбкой возразила та и повернулась к ушедшему в себя Кегану. — Только тебя всё равно что-то тревожит. Давай, выкладывай. У нас, как видишь, вечер откровений.

— Разве? — Эммерих встрепенулся. — По-моему, вам только дай повод [поболтать], и вас не заткнуть.

Аматрис меж тем вздохнул и поёрзал в кресле.

— Пожалуй, есть кое-что ещё… Я не хотел об этом говорить, но атмосфера действительно располагающая. — Музыкант выдержал небольшую паузу. — Дирхейл сказал, я вверг мир в разрушение. Мне неизвестно, что он имел в виду, но возможно, это связано с опасной стороной моего дара. С чем-то дурным, что имеется во мне самом.

— Боишься, что однажды свихнёшься и начнёшь [фигачить] огнём во все стороны? — спросил Эммерих.

— Иногда, — в упор посмотрел на него Кеган. — Во мне есть тьма и гнев, хотя я контролирую их. Боюсь, что однажды они выйдут наружу и я не смогу удержать их. Мне бы хотелось сделать мир лучше, и будь у меня такая сила, я бы воспользовался ею. Если бы я мог, я бы уничтожил Стих Сумерек и исцелил бы Нулевую Высоту, не считаясь ни с какими потерями.

— Вы поглядите на него: тьма, гнев… Высокие понятия, пташка, а на деле — оправдания импульсивности. Ты выглядишь как человек, которому нужен повод, чтобы слететь с катушек, — Эммерих потянулся, — но ладно, птенчики, надо бы уже закругляться. Ложитесь спать, я пока подежурю. Кег, сменишь меня через четыре часа.

— Не вопрос, — тот кивнул, разом приобретая более умиротворённый вид. — Только пойдём сперва покурим. Госпожа Нойр, — он обернулся к Нине и поднёс её руку к своим губам, запечатлевая на ней поцелуй, — спокойной ночи.

Девушка изумлённо посмотрела на то, как он прикасается к ней, и заторможено кивнула.

— У вас ещё будет время развлечься, — шумно вздохнув, недовольно проговорил Ландони, — и даже без свидетелей. Или тебе на секс тоже нужны зрители?

— Рик! — пискнула Нина, отнимая руку у Аматриса. — То, что ты не такой воспитанный, ещё не значит, что мы тут трахаться собрались.

— Мне кажется, о нашей с ней близости ты думаешь чаще, чем мы сами вместе взятые, Эммерих, — с лёгкой усмешкой отозвался Кеган.

— Вот уж точно, — согласилась Нина, забираясь на уложенный поверх сдвинутых кресел спальник. — Пугающая тенденция.

Ландони фыркнул и сказал: