Любимая невеста (ЛП) - Джеймс М. Р. - Страница 42

Он разрезает оставшуюся часть рубашки Саши, отрывая ее от нее так, что она белыми хлопковыми лентами опускается на пол. Почти рассеянно он засовывает нож за пояс, затем тянется к поясу слишком больших спортивных штанов, которые она нашла. Он срывает их одним движением, полностью обнажая ее, когда снимает их и отбрасывает в сторону, оставляя ее болтаться обнаженной на крючке.

— Твоя слабость, Катерина, в других. Тех, о ком ты заботишься, за кого чувствуешь ответственность. Ты позволила бы мне мучить тебя, но если я причиню боль кому-то, кто тебе дорог, это ранит тебя глубже, чем любой нож, иссушит твою душу сильнее, чем любое клеймо. Итак, я привел сюда дорогую Сашу, чтобы наказать вместо тебя, потому что, увидев это, ты поймешь серьезность того, что ты сделала, и насколько я серьезен.

Он протягивает руку, проводя пальцем по ее соску, и Саша визжит, отворачиваясь от него с судорожным всхлипом.

— Я не могу оставлять на ней следы, конечно. Не стойкие. Она единственная из вас безупречна, если не считать отсутствия у нее девственности. Но за нее заплатят самую высокую цену. — Затем он откладывает нож в сторону, расстегивая пояс. — Но я все еще могу преподать тебе урок таким образом.

Алексей кружит вокруг нее, сворачивая ремень в своих руках. А затем, когда Саша громко всхлипывает, извиваясь на крючке, он опускает ремень на ее задницу со всей силой, которая есть в его руке.

Крик Саши не похож ни на что, что я когда-либо слышала. Она снова кричит, когда он делает это во второй раз, и Алексей смеется, издавая звук, который почти похож на хихиканье.

— Когда ты бросаешь мне вызов, царица, когда ты отказываешься подчиняться мне так, как подчинялась своему мужу, когда ты споришь со мной или пытаешься причинить мне вред, когда ты пытаешься помешать мне, плеть достанется не тебе. Это будешь не ты, кого я доведу до самых пределов возможностей, чтобы вынести боль. Это не тебя я буду мучить и насиловать. — Он жестоко улыбается, его глаза загораются удовольствием, когда он снова бьет Сашу, достаточно сильно, чтобы ее тело закачалось на крючке.

— Это будет она, или калека, или жена Романо. И если ты к тому времени не усвоишь свой урок, то после того, как я устану вымещать на них свой гнев, я прибегну к чему-нибудь более убедительному. — Его глаза блестят, и я с леденящим душу страхом понимаю, что именно он имеет в виду. — В конце концов, — любезно говорит Алексей, как будто мы обсуждаем погоду. — Разве большинству детей не нужна хорошая порка время от времени?

— Пошел ты! — Я вырываюсь из веревок, привязывающих меня к кровати, обнажая на него зубы в почти рычании. — Ты не поднимешь на них свою гребаную руку…

— О? — Алексей поднимает бровь, а затем опускает ремень на бедра Саши. Не один и не два раза, а снова и снова, раскачиваясь в безжалостном ритме, от которого ее задница и бедра ударяются о кожу, пока она почти не раскалывается докрасна и не всхлипывает, беспомощно болтаясь.

— Пожалуйста, — плачет Саша, и я жду, когда Алексей просияет от удовольствия, что она умоляет его. Но затем она поворачивает голову в мою сторону, и я чувствую, как что-то в моей груди раскрывается с особой, мучительной болью. — Катерина, пожалуйста…

— Что? — Я выдыхаю это слово, чувствуя, что не могу дышать. — Саша, я…

— Прекрати бороться с ним. Пожалуйста. — Теперь она плачет сильнее, хватая ртом воздух, ее тело дрожит, как будто она почти в судорогах от боли. — Пожалуйста, не выводи его из себя. Я больше не могу терпеть, пожалуйста, это больно, это так сильно больно, Катерина, пожалуйста, не…

Я чувствую, что слабею, каждая частичка борьбы, которой я когда-либо обладала, покидает меня. Как будто Алексей проник внутрь меня и вырвал кусочек моей души в это мгновение, как будто он раздавил мое сердце в своем кулаке. Я думала, что чувствовала себя разбитой раньше, покидая его комнату, но я ошибалась.

Я и не подозревала, насколько сломленной могу быть.

— Прости, — шепчу я. — Я не буду… я обещаю, что не буду. Я не буду сопротивляться и бороться. Я клянусь, Алексей, пожалуйста, не причиняй ей больше боли…

— Громче. — Он двигается так, как будто собирается снова взмахнуть ремнем, и я почти кричу это, дергая за веревки.

— Я не буду сопротивляться! Я клянусь, Алексей, я обещаю, просто не бей ее снова! Пожалуйста! Я сделаю все, что ты скажешь, клянусь…

Он отступает назад, на его губах появляется довольная улыбка.

— Очень хорошо, Катерина. — Он делает знак одному из мужчин у двери, и охранник делает шаг вперед, вытягиваясь, чтобы снять Сашу с крючка. Она сжимается в его объятиях, не в силах стоять и, казалось бы, безразличная к тому, кто ее держит, до тех пор, пока он не дает ей упасть на пол.

— Отведи ее обратно в комнату, — приказывает Алексей. — И приведи другую.

— Что? — Я громко ахаю, мои глаза расширяются. — Но я сказала…

— Ты ведь не споришь со мной, не так ли, царица? — Он спокойно смотрит на меня, уголок его рта подергивается от явного удовольствия, когда он прижимает меня к себе. — Ты сказала, что согласишься со всем, что мне понравится, да? Что ты не будешь бороться или препятствовать мне, если я отпущу твою подругу? Потому что я могу вернуть ее, если ты не хочешь этого…

— Нет! — Я яростно качаю головой. — Я не… я имела в виду… Я обещаю. Я не спорю с тобой, я просто подумала…

— Женщины. — Алексей щелкает языком. — Вы все слишком много думаете. В этом нет необходимости. Все, что нам нужно от вас, это горячий рот и тугая киска на наших членах, пара рук, чтобы вести хозяйство, и плодородная матка, чтобы подарить нам наследника. Ни о чем из этого не нужно думать. Так что поменьше этого, пожалуйста. — Он указывает на другого охранника, который открывает дверь, и мгновение спустя я ахаю, когда вижу, как втаскивают Ану, ее больные ноги едва касаются пола.

— Видишь ли, — начинает Алексей, в то время как охранник поднимает ее запястья над головой, чтобы зафиксировать их, как это было у Саши. — Я не могу доверять тебе, царица. В конце концов, однажды ты пообещала мне вести себя прилично и добровольно подчиняться мне, если я сохраню жизни Виктора и других мужчин. Но ты нарушила это обещание. Теперь я собираюсь дать тебе еще один шанс сохранить то, что ты обещала. — Он подходит к Ане, которая смотрит на него испуганными глазами. У нее не завязаны глаза, и она плачет, когда он подходит ближе, пытаясь отодвинуться. Но, конечно, она не может. Веревка, удерживающая ее запястья, перекинута через крюк, и ее ноги едва касаются пола.

— Сейчас я собираюсь наказать эту девушку, — спокойно говорит Алексей, — чтобы донести до твоего сознания то, что я сказал. Мне нужно, чтобы ты поняла, Катерина, что твой муж не придет за тобой. Никто из них не придет. Они не придут, чтобы спасти кого-либо из вас. Твоя единственная надежда на выживание и твоя единственная надежда для твоих друзей и для этих двух драгоценных детей, это смириться с ситуацией, в которой вы оказались, смириться со мной. Она, — он указывает на Ану, дрожащую от страха на крючке, — твоя ошибка. Ты напала на меня, и теперь эти бедные девочки расплачиваются за это. — Он качает головой, как будто глубоко разочарован. — Твое упрямство — причина, по которой им больно.

Я хотела быть сильной. Я хотела быть смелой. Больше всего на свете я хотела защитить их. И когда Алексей начинает методично срезать с Аны одежду, не обращая внимания на ее рыдания и мольбы, я чувствую, как силы покидают меня до последней капли, оставляя ощущение пустоты и опустошенности, большей безнадежности, чем я когда-либо чувствовала в своей жизни. Раньше я думала, что достигла самого дна.

Но очевидно, что падать было еще дальше.

Я не утруждаю себя мольбами. Я знаю, что это не поможет. Чего хочет Алексей, так это чтобы я не умоляла и не плакала. Он хочет, чтобы я была молчаливой, уступчивой, послушной. Он хочет, чтобы я подчинилась, приняла его решения без возражений, и это одно из них. Если я буду умолять, если я буду спорить, если я буду сопротивляться, я сделаю только хуже.