Черная Салли - Кальма Н. - Страница 1
- 1/57
- Следующая
МОКРИЦЫ В КЛАССЕ
— Нэнси Гладсон, у тебя снова лужа под партой?
— Да, мэм, крыша опять протекла над моим углом.
Ночью шел дождь, и ветхое здание школы промокло насквозь. В углах проступила пышная зеленая плесень. Платья учеников отсырели, но никто из ребят не обращал внимания на такие мелочи. Все уже привыкли к тому, что после дождя в классе стоят лужи и вся школа бывает пропитана особенно крепким запахом сыра и соленой рыбы. Дело в том, что раньше в этом помещении был склад бакалейных и гастрономических товаров. Из-за ветхости строения склад перевели в другое место, но городской совет Нью-Йорка решил, что здесь можно с успехом открыть школу для бедных.
Только что начался урок арифметики. На доске висела таблица умножения, и учительница негритянка перелистывала классный журнал.
На второй парте крайний слева, Тони Фейн, давно уже приглядывался к плесени на стене: нельзя ли попробовать разводить в углах шампиньоны? Он шепотом сказал об этом Нилу Аткинсу.
— Чепуха! — ответил Нил тоже шепотом, потому что учительница глядела на него. — Посмотри лучше, что я набрал по стенам.
Он протянул Тони спичечную коробку, наполненную мокрицами. Мокрицы были в панике: они налезали друг на друга и совсем не желали сидеть в таком сухом помещении. С соседней парты перегнулся Стан Скаржинский:
— Что ты будешь с ними делать, Нили?
— Бегa, — ответил Нил и пальцами показал на парте, как будут бежать мокрицы.
— Я бы лучше поглядел их под микроскопом, — сказал Тони. — В прошлую пятницу я смотрел в микроскоп на бациллу, так…
Он не договорил. Раздался пронзительный визг. Мэри Роч вскочила со своего места, махая в ужасе руками:
— Ай, уберите эту гадость! Ай, она ползет на меня!… Ай, ай, ай! Вот она, у меня на платье!
Учительница поспешила на помощь первой ученице, но ее опередил Чарли Аткинс. Мальчик проворно снял с платья подруги двух мокриц, упущенных Нилом.
— Ну, чего ты ревешь? Перестань! Ведь это мокрицы. Они же не кусаются… Вот, смотри, я беру их в руку…
Но Мэри плакала все громче и никак не соглашалась поглядеть на «эту гадость». Чарли потихоньку совал ей свой носовой платок — утереть слезы. Мэри мотала косами, отворачивалась и даже толкалась острым локтем.
— Теперь, когда мы покончили с мокрицами, перейдем к арифметике, — сказала учительница. Ее темно-коричневое лицо сохраняло добродушное выражение.
Ребята заулыбались. Все они любили учительницу Флору Аткинс. С ней было легко и приятно заниматься: она никогда не повышала голоса и терпеливо объясняла, если кто-нибудь не понимал. В Ямайке — предместье Нью-Йорка — негритянка Флора Аткинс пользовалась общим уважением, и вся ямайская беднота стремилась отдать своих детей в ту школу, где она преподавала.
— Повторим вместе таблицу умножения, — сказала миссис Аткинс, оглядывая класс.
Из-под парт торчали ноги, большей частью в рваных или заплатанных ботинках, виднелись линялые ситцевые платья и заштопанные на коленках чулки. Белые, смуглые, черные лица ребят были повернуты к учительнице. Здесь сидели дети почти всех национальностей, населяющих Нью-Йорк: негры, итальянцы, поляки, евреи.
Флора Аткинс знала каждого из своих учеников: кто чем интересуется, с кем дружит, кто его родители. Она знала, что белый мальчик Тони Фейн — сын слесаря — очень вдумчивый и спокойный, что он увлекается техникой и естественными науками и дружит с ее Нилом. Нил — ужасный шалун, но, в общем, вовсе не плохой мальчик, хотя ему далеко до старшего брата — Чарли. Чарли уже сейчас помогает дома, совсем как взрослый.
Глаза Флоры Аткинс отыскали черное широкоскулое лицо сына.
Чарли в унисон с Мэри Роч повторял таблицу умножения, и оба они в такт размахивали руками:
— Шестью шесть — тридцать шесть, шестью семь — сорок два…
Учительница дирижировала этим хором, а сама между тем продолжала думать. Мэри Роч учится лучше всех. Она как будто дружит с Чарли, вернее, позволяет ему с собой дружить. Мэри — белая девочка. Она одета лучше всех в классе, и мать у нее, кажется, состоятельная женщина. А вон там виднеется худенькое личико Стана Скаржинского. Стан такой вспыльчивый и нервный: чуть что, он сердится, кричит, а потом долго не может отдышаться. Отец Стана работает в типографии, но сейчас он тяжело болен. Нужно будет занести ему бульону.
— Семью семь — сорок девять…
Ребята продолжают хором твердить таблицу умножения. Учительница различает в этом хоре завывание Нэнси Гладсон, светлой мулатки, лакомки и лентяйки, и ее друга — маленького итальянца Беппо Манигетти. Беппо ловок, как обезьяна, у него умное, подвижное лицо, и он любит изображать разные сценки из жизни. Однажды Флора Аткинс видела, как он изображал ее самое. Надев вырезанный из бумаги воротничок, Беппо говорил важным голосом:
— Ну, дорогие друзья, возьмем глаза в руки, а уши — в зубы и повторим эту задачу на вычитание…
Тут миссис Аткинс вспоминает о сюрпризе, который она готовит своим ученикам.
— Девятью девять — восемьдесят один! — выкрикивает класс одним дыханием, и все смолкает.
— Хорошо, — говорит учительница. — Теперь, прежде чем мы займемся дробями, я должна сказать что-то, что вас обрадует.
Класс настораживается. Шеи вытягиваются. Стан кладет локти на плечи Чарли. Беппо лезет на парту, чтобы лучше слышать, что скажет миссис Аткинс.
— По-моему, все вы очень недурно учились в эту четверть, — говорит миссис Аткинс. — Ленивые перестали лениться, а старательные стали еще старательнее. Я сказала об этом директору, и директор прислал нам две ложи в цирк… Тсс… тише! Дайте мне досказать… Стан, не кричи! Беппо, слезь с парты, пожалуйста… Если вы не замолчите, я больше ничего не скажу.
Класс на минуту стихает.
— Итак, у нас есть две ложи в цирк на сегодняшнее представление, — продолжает учительница, — вы придете сюда к шести часам.
— Билеты! — кричат ребята. — Покажите билеты!
Многие из них никогда в жизни не видели билетов в цирк. Вот они — розовые бумажки, открывающие двери в мир чудес, который они знают только по афишам. Мэри Роч оттопыривает нижнюю губку.
- 1/57
- Следующая
