До нас (ЛП) - Энн Джуэл Э. - Страница 14

К сожалению, ложь заключается в том, что ее становится все легче и легче громоздить. Мне стоит писать художественную литературу — у меня в голове столько выдуманных версий жизни.

Надежд.

Страхов.

Мечт.

Тревожно, как легко люди могут создавать в своей голове некий мир и пустыми словами придавать ему ложную реальность. Еще более тревожно то, что я могу обращаться со своим работодателем так, будто во всем виноват он.

Когда Зак не отвечает, заставляю себя посмотреть ему в глаза. И клянусь… правда, клянусь, он видит меня насквозь. Каждую надежду, мечту, страх и ложь. В этот момент что-то меняется. Не знаю точно что, но я это явно чувствую. И что-то подсказывает мне, что в будущем мне еще предстоит поразмыслить над этим моментом.

Он мне не муж.

Не любовник.

Я даже не уверена, что он мне друг.

Он — нарушитель… ну, я пока не знаю, чего.

— Ладно.

Мои глаза сужаются.

— Ладно? Ладно — что?

— Ладно. Теперь я понимаю. Душ. Кот. У него немного странное имя, но это твой кот, а не мой.

— И все? Просто… «ладно»? Я не уволена?

— Нет, Эмерсин, — он усмехается, возвращаясь в дом. — Я не засранец, которым ты меня считаешь. Просто запирай дверь ванной, если когда-нибудь снова будешь убираться в костюме Евы, а я в следующий раз буду обязательно медленно открывать дверь сарая.

Это не жалость — по крайней мере, я так не думаю. Он не знает ни о моей жизненной ситуации, ни о моих огромных долгах. Это не может быть жалостью. То есть, отчасти может быть. Должно быть, я выглядела довольно жалко, выбежав во двор в одном полотенце на голом теле и крича: «ГАРРИ ПАУТЕР!»

Зак исчезает, возможно, прижавшись к Сьюзи в постели, так что я в рекордно короткие сроки заканчиваю уборку и ускользаю, прежде чем мне снова придется столкнуться с ним лицом к лицу.

В субботу к Сюзанне в гости приезжает Мишель, и я отправляюсь на столь необходимую пробежку. Заворачивая за угол парка, замечаю знакомую машину с частично опущенными окнами. Это Эмерсин. Она спит на откинутом водительском сиденье, ее голова склонена набок, а из уголка рта стекает струйка слюны.

— Эмерсин?

Она дергается, словно с трудом пробуждается ото сна. У нее приступ?

— Эмерсин?

Она снова шевелится, но глаз не открывает.

— Эмерсин!

Она подпрыгивает.

Я вытираю пот со лба и опускаю другую руку на бедро.

— Зак? — спрашивает она, щурясь.

— Что ты здесь делаешь?

Она садится и поднимает спинку сиденья.

— Дремлю. А ты что здесь делаешь?

— Бегаю.

Она несколько раз кивает, все еще щурясь, будто от головной боли.

Я разглядываю ее машину, особенно, заднее сиденье хэтчбека, набитого хреновой кучей хлама. Там не только моющие средства.

Одежда.

Полотенца.

Коробки.

Гарри Паутер.

Упаковки кошачьего корма.

Вдоль подголовника заднего сиденья лежит черный бюстгальтер.

Обувь.

Пакеты из-под фаст-фуда разбросаны по сиденью и полу, а также пустые бутылки из-под воды.

Просто… всё.

— Что же… немного жарковато, чтобы дремать в машине. Почему ты не дома? — Отрываю взгляд от кучи хлама и сам смотрю на нее прищуренным взглядом.

— Уснула случайно. Я не собиралась дремать. Наслаждалась теньком, ветерком, а потом — бац!

Никакого ветерка нет.

— Я провалилась в сон. — Она пожимает плечами.

— Это небезопасно. В машине чертовски жарко. Кстати, твоему коту тоже неуютно.

— Где Сьюзи?

— Дома с сестрой. Тебе тоже следует вернуться домой.

— Хороший план. — Она заводит машину. — Рада была повидаться. Надеюсь, у Сьюзи все в порядке?

Я снова осматриваю заднюю часть машины.

Она прочищает горло, возвращая мое внимание к ней.

— Рада видеть, что ты бегаешь. Сьюзи хочет, чтобы ты заботился о себе.

Я рассеянно киваю в ответ, не особо вникая в смысл ее слов, потому что… эта машина абсолютно отвратительна.

— Ладно, передай Сьюзи, что завтра я загляну и прополю сорняки в саду.

— Ты живешь в своей машине.

— Я была занята. Мне нужно в ней прибраться. Очевидно. — Она закатывает глаза. — Но я не живу в своей машине.

Она фыркает, усмехается, но я не упускаю беспокойства в ее глазах.

Страха.

Распространяющегося по лицу румянца.

Я не отрываю от нее глаз, ее взгляд перемещается на лобовое стекло, на людей на парковой дорожке и детей у разбрызгивателя на газоне.

— Эмерсин, — медленно тяну я ее имя, чувствуя себя сбитым с толку. Она бездомная? Как такое может быть? У нее есть работа. Образование. Парень.

— Закари, — отзывается она, не глядя на меня.

— Где ты живешь?

— А что? Хочешь зайти в гости?

Между нами повисает пара секунд напряженной тишины.

— Если не возражаешь.

Прежде чем она успевает выразить хоть малейший протест, обхожу машину и усаживаю задницу на сиденье рядом с ней.

В машине стоит вонь, но я стараюсь не морщиться.

Грязное белье.

Кошачья моча.

Объедки.

Как долго все это мариновалось здесь? Все лето?

Эмерсин заводит машину и выезжает с парковки.

Поворот налево.

Поворот направо.

Снова направо.

Два раза налево.

Она возит меня по всему городу до тех пор, пока не остается другого выбора… затем направляет машину к моему дому. Все это время я молчу. Прекрасно понимаю, что ей некуда ехать. Этой экскурсией по Атланте она просто оттягивает неизбежное.

Она останавливает машину у моей подъездной дорожки.

— Как долго? — спрашиваю я.

Эмерсин с трудом сглатывает, ее глаза краснеют от навернувшихся слез.

— Не так уж и долго, — шепчет она так, будто едва может сдержаться.

— Как не долго?

Она смахивает слезы, как только они соскальзывают.

— С весны.

— Господи… — Я сжимаю пальцами переносицу и качаю головой. — Как? Почему? Я не понимаю.

Я злюсь. Не на нее. Ну, вроде как на нее и на абсурдность ситуации. Кроме того… я… я хочу знать, как, черт возьми, такое возможно.

Она отводит взгляд от окна на заросший сорняками двор, отчаянно нуждающийся в покосе. Я решил потратить час вдали от Сьюзи на пробежку, а не на стрижку газона. Неужели Эмерсин думает, что с моей стороны слишком ставить под сомнение образ ее жизни, когда я явно не лучший образец для подражания?

— У тебя нет семьи? Друзей? У тебя ведь был парень, когда ты начинала у нас работать. Как так вышло, что ты жила в своей машине, а не со своим парнем?

В ответ она предпочитает молчать.

Я хмыкаю, качая головой.

— Твой парень… ты не говорила ему. Не так ли?

Снова тишина.

— Это потому, что он слишком большой мудак? Или потому, что ты слишком гордая?

Она кусает щеку изнутри, не отрывая взгляда от руля.

— Ты не можешь оплачивать аренду из заработанных на уборке домов денег?

— Нет, — бормочет она. — Я могу либо заплатить за аренду… либо купить лекарства от эпилепсии, либо оплатить студенческие ссуды и базовый тарифный план сотовой связи.

— И все же… у тебя есть кот.

— У меня не было кота! Кота мне подарил мой парень-мудак.

Я напрягаюсь от нарастающего гнева, барабаня пальцами по коленям.

— Потому что он не знал, что ты живешь в своей машине?

— Твой двор дерьмово выглядит. Надо бы мне его покосить за тебя.

Она судит меня.

— К черту двор. Моя жена умирает, а ее новая лучшая подруга живет в машине… с гребаным котом.

— Я временно живу в своей машине. Но у меня есть машина. И есть работа. Моя жизнь сейчас не идеальна, но я молода. Талантлива. Трудолюбива. Так что прекрасно переживу это. Временно жить в машине — не самое худшее, что может случиться.

Она излучает удивительную уверенность, учитывая, что распевает свою позитивную песню в вонючей, захламленной машине после того, как лгала нам несколько месяцев.