"Фантастика 2023-178". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Сантана Андрей - Страница 5

К вящей справедливости надобно сказать, что не всех щедровцев такое положение дел устраивало. Например, прихожане храма Великомученика Димитрия Солунского много раз просили настоятеля объявить нечто вроде охоты на ведьм. Но тот смурнел ликом и благословение на то дать отказывался.

— Почему так, отче? — горячо вопрошал в таких случаях дьякон Арсений своего патрона. — Неужели худо сделаем, коли землю от этакой нечисти отскоблим?!

Дьякон, соответственно возрасту своему, был горяч умом, сердцем и поступками. Жгло его то, что по городу непотребства творятся всякими вампирами да колдунами. И не понимал Арсений, почему же отец Емельян, мудрейшей и чистейшей души человек, противится открытой борьбе с этими отродьями?

— Не горячись, отец дьякон, — печально говаривал в таких случаях отец Емельян. — Разве они нечисть? Они души, в своих грехах, ошибках да домыслах заблудившиеся. Бесы их на эту дорожку скользкую толкнули, глумятся над ними, дают иллюзию всевластия и могущества, а потом за это магическое всемогущество потребуют ужасной расплаты… А некоторые от слабости да от горя, душой непереносимого, во тьму подались. Искушения отчаянием не перенесли… Помнишь Нину Рыбкину?

— Эту ведьму-то, что на Третьей Овражной живет?! Она сейчас себя какой-то Франсуазой именует, что ли… заявляет, что могущественней ее и нет на свете.

— Вот-вот. Она самая. А какая девушка была, добрая, славная. Вышла замуж по большой искренней любви, год прожила, а муж возьми да и уйди от нее к ее же лучшей подруге. А Нина так его любила. Вот и рухнули от такого горя все ее понятия о добре, разуверилась она в мире да справедливости и шатнулась в темную сторону. Накупила в магазине «Дверь в запредельное» книжек по магии да по приворотам-отворотам, начиталась их вдосталь и объявила, что ведьма. Мужа своего пыталась приворожить — обратно вернуть, соперницу прокляла, землю кладбищенскую под порог ей сыпала… А мать ее, Зоя, прихожанка наша ревностная, каждый день о спасении души своей несчастной дочери молебны заказывает, у иконы Николая Чудотворца на коленях часами простаивает, плачет так горько, что даже у меня, пня старого, сердце кровью обливается. Что ж, нам на Нину с колом осиновым идти? Лучше уж помолиться. Ты, кстати, запиши-ка ее в синодик, буду рабу Божию заблудшую Нину о здравии поминать, глядишь, просветит Господь ее сердце измученное…

— Хорошо, — вздыхал дьякон, но все ж не сдавался: — А вот вампиры, батюшка! Против них-то с осиновым колом можно?! Ведь нежить! Бродят, людей соблазняют вести непотребный образ жизни! То есть смерти.

— Вампиры… — вздыхал и отец Емельян. — Против вампиров, конечно, выйти надобно, да только как тут выйдешь, когда самый главный их магистр — единокровный брат нашего преосвященного? Тут тоже особая житейская премудрость надобна…

— Вы, батюшка, конформист! — рубил с плеча безрассудный дьякон. — Соглашатель! Терпите то постыдное дело, что по улицам города нежить адская шатается, глаза на это закрываете! Вот только не говорите мне, что Христос терпел и нам велел! Христос, между прочим, взял бич и из храма изгнал этим бичом торговцев, дабы не делали они его вертепом разбойничьим!

— Стяжи дух мирен, и тысячи окрест тебя спасутся, — в ответ сказал отец Емельян. — Помнишь сии слова преподобного Серафима Саровского?

— Великий сей святой жил не середь ведьмаков да оборотней! К нему нормальные люди приходили, и нормальные медведи, а вовсе не оборотни! — Дьякон не унимался, глаза его горели, а борода сама собой грозно воскудрявилась. — Нам же как приходится существовать, подумайте! Надобно посему не мирен дух обретать, а здравую воинственность! Рыцари мы веры или не рыцари?

— Ох и неистов ты, дьякон! Оборотни ему помешали, скажите пожалуйста… — грустно, без суровости покачал головой отец Емельян. — Молод ты еще…

— Вот так всегда! При чем тут возраст? — фыркнул дьякон, потом вздохнул, сложил ладони ковшиком. — Простите, отче, за дерзость и благословите.

— Бог простит! — пряча в бороду улыбку, сказал отец Емельян. Благословил своего неистового дьякона, позволил поцеловать свою руку, а сам поцеловал Арсения в маковку — как непослушного, но любимого сына. — Разве я не понимаю, что бездействие наше против нас и свидетельствует? Вера наша без дел мертва. Но и устраивать побоище — не наше дело. То в книжках фантастических, которые твоя супружница благоверная читает бессчетно, светлые да темные личности мечи похватают — и давай крошить друг друга до полного умопомрачения. Волкодавы всякие, Арагорны… Отец дьякон непочтительно хихикнул:

— Вы-то откуда знаете, батюшка? Или Ольга моя уже и вас снабдила своей библиотекой начинающего фантаста?!

— Представь себе… Как-никак, моя духовная дочь. Пришла как-то на воскресную беседу и выложила передо мною целую кучу этого добра. Должны же вы, говорит, быть ознакомлены, отче, с тем, что ваше духовное чадо читает. Будьте, мол, в курсе, всех новых веяний!

— А вы что?

— Почитал. Отчего же не прочитать? Мудрость человеческая везде проявиться может, даже и в фантастике. Главное, видеть ее уметь. Правда, Олюшку я тоже напряг неким малым послушанием. Читает ли она сейчас «Исповедь» Августина Блаженного?

— Ох, так это вы ее на путь истинный направили! А я-то думаю, что это она за Августина схватилась, сроду за ней этого не замечал — склонности к патристике…

— Ничего, пусть почитает. А за Волкодава я ее паче прежнего Афанасием Великим отягощу.

Отец дьякон поглядел на патрона своего с глубочайшим уважением:

— Как вам это удается, отче? Я у своей супруги совсем авторитета духовного не имею.

— Возраст, наверное, — пожал плечами отец Емельян. — Стар я, чтоб со мной спорить и противоречить. А Ольга, при всей своей горячности, пиетет все ж таки блюдет.

— Ну вот, а я не блюду, выходит. Все с вами спорю.

— У нас с тобой, Арсюша, не споры. Одного мы хотим — торжества православия. Только не знаем, как лучше сие торжество свершить. И невмешательство в нашем случае грешно, и насильственное насаждение культа. Золотая нужна середина. Чтоб быть и мудрыми, как змии, и кроткими, как голуби. Если б жили мы, как жили первые христиане, может, все было бы проще. Язычники, глядя на тех христиан, говорили: вот люди удивительные, и нам бы такому воспоследовать житью. И сознательно отвергали языческое злочестие. И волхвы всякие да чародеи бросали свою магию, вдруг понимая, что шли путем окольным, тогда как есть путь прямой и честный… Потому что влюблялись в христианство. И понимали, что Господь — не понятие отвлеченное и не идол каменный, а — любовь, свобода и истина.

— Лучше влюбиться не в христианство, а в Христа, — тихо сказал Арсений.

— Верно. Только звучит двусмысленно, особенно в наше время, когда за каждым словом самый непотребный смысл усваивают. И святое слово «любовь» до того испаскудили…

— Дело разве в словах…

— И это верно. Ничего, Арсюша, будем совершать спасение наше, ходя между отчаянием и надеждой. Как преподобный Силуан Афонский говорил? «Держи свой ум во аде и не отчаивайся». Вот тебе для существования оптимальный вариант.

И дьякон на то соглашался, что да, коли так, им ничего иного не остается.

…Итак, к вечеру Ильина дня уже почти весь город (исключая вампиров, которые еще спали) судачил про грядущий поединок протоиерея Емельяна и колдуна Танаделя. Причем версии события выстраивались самые разнообразные.

— Слыхали? Мэр отказал новоприбывшему чернокнижнику в регистрации. К каким-то документам придрался, что ли… Ну, чародей и психанул.

— А при чем тут поп?

— Говорят, Танаделю кто-то шепнул тайком, что мэр в своем колдовстве придерживается старых религиозных заговоров и даже церковь посещает. И активно общается с Емельяном. Вот Танадель и сложил два и два…

— Когда это наш мэр церковь посещал?! Когда это он с попами якшался?! Брешут! Он нормальный колдун, без этих новомодных заморочек! Это только столичные оборотни на Пасху по храмам торчат, а у нас в провинции народ с Богом не заигрывает! Нет, тут другое. Мнится мне, этот поп когда-то дорогу магу перешел. Может, в молодости. А маг его искал по всем городам и весям, к нам приехал и нашел. Вот и решил отомстить за былое. Да не просто так, а показательно.