"Фантастика 2023-178". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Сантана Андрей - Страница 63

Патерик — по-русски «отечник», или «книга отцов», — сборник, состоящий из коротких рассказов о подвижниках какого-либо монастыря, а также из наставлений и поучений в подвижнической жизни.

Поручи (или нарукавники) — принадлежность священнического облачения, употребляемая для стягивания рукавов подризника на запястьях. Поручи имеют аллегорическое значение тех уз, которыми связан был Христос во время суда над Ним.

Престол — главная принадлежность алтаря христианского храма. Это четырехсторонний стол, стоящий посередине алтаря и служащий для совершения на нем евхаристии. В мистическом смысле престол изображает небесное место селения Бога Вседержителя, а также гроб Христов, поэтому прикасаться к престолу не позволено никому, кроме священнослужителей.

Придел — особый алтарь в храме, отдельный от главного. Также отделен иконостасом, имеет солею, клиросы и хоругви.

Притвор — самая западная часть православного храма, обыкновенно отделяемая от средней части храма глухой стеной. В притвор могли входить не только оглашенные и кающиеся, но и иноверцы, еретики, язычники и раскольники.

Причастный концерт — церковное песнопение, исполняемое хором перед принятием молящимися причастия.

Прокимен — название стихов, произносимых чтецом или дьяконом перед чтением Апостола, Евангелий во время богослужения.

Протоиерей (протопресвитер) — высшие звания белого, то есть не монашеского духовенства.

Ризница — помещение, устроенное справа от алтаря и используемое для хранения священных облачений, то есть риз.

Синодик — то же, что и поминанье — тетрадка или книжка с вписанными в нее именами живых и усопших православных христиан, которых священник молитвенно поминает.

Солея — возвышение перед иконостасом, выступающее в среднюю часть храма.

Фелонь (или риза) — часть священнического облачения, широкая, длинная одежда без рукавов.

– Да, с мышами нам повезло, – сказала одна девушка другой, внимательно рассматривая клетку с упомянутыми грызунами.

– С мышами – согласна. Но вот о погоде такого не скажешь, – вяло отозвалась вторая девушка, томно обмахивавшая личико розовым носовым платком.

Мыши и девушки третьи сутки ехали в поезде Москва-Холмец и порядком утомились. С самой Москвы их сопровождала чудовищная жара, разогревшая нутро поезда словно топку. Мимо окон проносились выжженные беспощадным июльским солнцем поля, огороды с поникшими подсолнухами, поселки, будто припорошенные пылью, и города с маленькими вокзалами, напоминавшими картонные декорации к поднадоевшим отечественным сериалам.

Однако довольно о жаре – кто не испытал на себе ее сумасшедшего июльского поцелуя! Пора познакомить читателя с героинями нашей сугубо реалистической повести.

Девушка, заговорившая о мышах, звалась Юлией Ветровой. Юля была красавица неполных девятнадцати лет – то есть того именно возраста, который толкает на самые сногсшибательные и романтические авантюры. Кроме того, Юля была студенткой и поэтессой, и если студенткой она предполагала пробыть максимум еще четыре года, то поэтессой собиралась остаться на всю грядущую жизнь. Желательно – поэтессой прославленной. Но это как повезет.

Ее подруга, однокурсница и попутчица именовалась Мариной Красцовой. Марина была, что называется, «девушкой попроще» во всех отношениях. Внешность у нее была миленькая, но простенькая; талантами Марина не блистала, предпочитая верно служить талантам подруги, да и в университете ее недаром считали тихоней, не хватающей звезд с небеси.

Сейчас и талантливую поэтессу и ее тихоню подругу одинаково донимала известная всем дорожная скука, когда все возможные темы обсуждены и забыты, когда за окном нет ничего, приятного взору, когда проводница кажется врагом человечества, потому что принесенный ею чай слишком жидок и слишком горяч…

– Не понимаю, – подала голос Марина, – зачем твоей тетке понадобились японские мыши?

Пока Юля в ответ недоуменно пожимает плечами, нам – Голосу Автора – следует ввести необходимые разъяснения. Юля и Марина оставили шумную Москву ради того, чтобы провести остаток каникул у двоюродной Юлиной тетки в далеком малоизвестном городе под названием Щедрый.

Как говорила сама Юля, тетка объявилась у нее довольно неожиданно. Юлины родители канули в неизвестность, когда девочка была совсем крошечной, и оставили ее на попечение двух бабушек. Бабушки с задачей воспитания справились отменно, потому что вырастили девочку восхитительную, с какой стороны ни глянь. И до восемнадцати лет Юля полагала, что, кроме бабушек, у нее родственников на земле нет. И вдруг пришло письмо из города Щедрого, а затем другое и третье, потом были долгие междугородные переговоры с ахами и умильными слезами. В результате писем, переговоров и умильных слез Юля теперь и ехала знакомиться со своей двоюродной теткой Анной Николаевной Гюллинг.

Из тех же писем, переговоров и прочего Юля узнала, что ее тетушка – доктор искусствоведения, профессор, преподаватель по классу фортепиано в Щедровском музыкальном училище. Поэтому высказанная в последнем телефонном разговоре просьба купить парочку японских мышей и привезти их в Щедрый Юлю немного удивила. Впрочем, мыши стоили недорого, смотрелись симпатично и вели себя на редкость куртуазно. Мало ли какие у тети вкусы. Может, она без японских мышей не представляет себе гармоничной жизни.

Примерно в таком духе Юля и ответила Марине, тем более что Марина была сама не своя до кошек и волнистых попугайчиков.

– Ну ладно, – кивнула Марина. – Пусть мыши. Но кельтская арфа-то твоей тетке зачем?

– Откуда я знаю, – вяло откликнулась Юля. – У бабушки Зои эта самая арфа сто лет пылилась, никому не нужна была. На ней даже струн нет. Когда я рассказала Анне Николаевне об арфе, она очень заинтересовалась и попросила привезти. Может, ей она нужна для кабинета музыкальной истории или для каких-нибудь ритуалов.

…Оглушительный раскат грома прокатился по горизонту – такой, что задребезжали вагонные стекла. Девушки вздрогнули и обе одновременно посмотрели в окно – там голубизну неба беспощадно затягивали черные грозовые тучи с просверками молний…

– Гроза будет, – прошептала Юля.

– Ритуалов? – изумленно переспросила Марина. – Юль, ты что? Для каких ритуалов?

Юля посмотрела на подругу абсолютно непонимающим взглядом:

– Ты о чем?

Теперь недоумевала Марина:

– Юля, ты только что сказала, что твоей тете арфа понадобится для проведения каких-нибудь ритуалов…

Снова громовой раскат и молния, прозмеившаяся чуть ли не по вагонному стеклу.

– Я так сказала?

– Да!

– Ох. Это, наверное, у меня от духоты в голове перемкнуло. Я имела в виду – может, для занятий в музыкальном училище… Всё-таки это музыкальный инструмент. Хотя по мне, так эта арфа похожа на пару склеенных костылей.

– А зачем в современном музыкальном училище старая облезлая арфа?.. Ой, смотри, какой ливень начался! Ужас!

Действительно, чернильной черноты тучи разродились ливнем, шедшим сплошной стеной без просветов и передышки. На фоне такого ливня духота купе показалась особенно невыносимой, и девушки, оставив мышей элегически дремать в клеточке, выбрались в тамбур.