Кодекс Крови. Книга IV (СИ) - Борзых М. - Страница 6

Эта дюжина уродов паразитировала на мире, превратив его в собственные угодья. Для паствы они создали иллюзию противостояния тьмы и света, их последователи устраивали войны в их защиту, а сами они наслаждались влиянием и могуществом. Возникновение прорывов как нельзя лучше способствовало укреплению их власти. Тварей умело использовали для устрашения обычных людей и удержания в узде веры. Маги крови ломали устоявшуюся картину мира этих уродов. Слишком мы были самостоятельны, слишком неконтролируемы, а уж когда я стал закрывать прорывы, то и вовсе стал угрозой их могуществу.

Я тряхнул головой, прогоняя воспоминания и помыслы о будущем. Алтарь встречал меня мерным сиянием рубинового оттенка. Причём сияние волнами прокатывалось снизу вверх, создавая впечатление, будто алтарь пульсирует. Я припомнил, где в прошлый раз рука вошла в контакт со средоточием чужой родовой магии, и, вынув из кармана макр из сколопендры, осторожно приложил его к одной из граней алтаря. Может, это и не самый сильный макр, но добытый нашей общей магией, без примеси других, он должен был прийтись по вкусу алтарю.

Мерцание алтаря замерло на пару мгновений, в затем сияние струйками стеклось к месту соприкосновения с макром, образуя своеобразный световой кокон. Я отпустил руку, наблюдая, как сердце рода принимает подношение. Алтарный зал на секунду озарился алыми и оранжевыми бликами, а затем всё утихло.

Я прикоснулся ладонью к алтарю и почувствовал нежное тепло, иголочками покалывающее кожу.

— Приятного аппетита, — погладил я камень, — рад, что тебе понравилось. В ответ алтарь вспыхнул алым и снова уснул.

Озарений с воспоминаниями сегодня не случилось, ну да на такое везение на постоянной основе рассчитывать не приходилось. Я подхватил с пола рюкзак и ощутил, что он резко полегчал. Верхние тесёмки были варварски разгрызены, и откуп Маковых исчез. Я оглянулся по сторонам. Булыжник весил килограмма три, не меньше, а потому утянуть его куда-то далеко было бы проблематично для одной юной особы. И я оказался прав, заметив мелькнувший за алтарём кончик белого пушистого хвостика.

— Имяу-у-у-ул! Выходи! Я тебя видел! — я прыгнул из-за алтаря к кошечке, но та с звучным мявком телепортировалась с булыжником.

Так-с, со мной, видимо, решили поиграть в прятки.

— Милая моя, куда же ты исчезла? Хочешь поиграть? — максимально ласковым голосом позвал эргу, а сам принялся осматривать ближайшие повороты лабиринта. С трёхкилограммовым грузом она не смогла бы далеко переместиться.

— Тыу мяуняу неу люубишь! — обиженно просопела кошечка по кровной связи.

— Кто тебе сказал такую глупость?

— Тыу меняу броусил, не коурмишь, не любишь! — продолжала усердствовать эрга. — А этоу коурмишь, а меняу неут!

— Хорошая моя, я исправлюсь! Обещаю! Честно-честно! — я на цыпочка подкрался к обиженно свернувшейся сверху подарка Макова кошечке.

— Неу веряу! — фыркнула эрга и исчезла вместе с булыжником, когда мои пальцы находились уже в сантиметре от её пушистого тельца. — Неу люубишь!

И так это прозвучало искренне, что я почувствовал себя последним подонком по отношению к моей маленькой спасительницей. Она ради меня жизни не пожалела, а я… На душе стало гадко. Очень. Я не заслуживал той безусловной любви, которой меня одарила эта малышка.

Я вернулся к алтарю и сел прямо у его основания, облокотившись спиной.

— Прости меня, — тихо попросил прощения у кошечки. — Я — скотина, которая совсем не ценит того счастья, которое мне досталось! Ты права во всём, признаю! Но мужская любовь другая, не такая, как у женщин. Наша любовь — это обеспечить еду, тепло, безопасность… Если нам не напоминать, мы забываем, что для вас любовь — это внимание! — я замолчал, собираясь с мыслями. Так и не придумав чего-то ещё в дополнение к своим извинениям, я попросил:

— Милая, бросай ты этот булыжник, где бы вы ни были! Тебе нельзя переноситься с тяжестями, ты истощаешься от этого!

У меня над головой послышался испуганный мявк, и Имяул упала мне прямо в руки, в отличие от украденного дара Маковых, который покатился по каменному изваянию алтаря, подпрыгивая на выступах, и, в конце концов, остановился в какой-то выемке у подножья. В это же мгновение между алтарем и камнем пространство прошило алыми нитями, словно магия пыталась сшить разрозненные до этого момента части целого. Зал основательно тряхнуло, да так, что с потолка посыпалась каменная крошка, а под ногами прошлась волна сияния от алтаря по спирали жертвенников. На секунду мне даже показалось, что глаза у ближайших трупов засветились красным. Наваждение прошло, а вот сияние алтаря нет.

— Имяул неу хотеула, Имяул случауйно! — жалась ко мне испуганно эрга, взирая на всё происходящее.

— Знаю, моя хорошая! Ты — умница, очень удачно уронила камушек, — успокаивал я кошечку, поглаживая её по шёрстке, а сам наблюдал за изменениями в громаде алтаря. Выглядел он будто разом скинул с себя пыль веков, грани местами приобрели правильную геометрию, но пока ещё не позволяющую угадать общую концепцию строения. Одно можно было сказать точно, булыжник привезённый от Макова был утраченной частью этого древнего монумента.

Я обошел вокруг и рассмотрел ещё три пустующие ячейки, варварски выдранные в прошлом. Кто-то или что-то оставило после себя глубокие борозды в камне, выдирая с корнем части алтаря.

— Оноу блаугоудаурит и проусит ещёу! — тихо отозвалась эрга. — Оубещаует поумоучь!

— Он с тобой говорит?

— Кауртинкауми… — неуверенно ответила Имяул, — я неу всегадау поунимаю. Оун стаурый, был сиульный…

— Покажи, — попросил я кошечку, чтобы она открыла сознание для просмотра.

Эрга закрыла глазки и мелко задрожала, выпустив когти мне в руку. Картинки мелькали со скоростью ещё большей, чем при общении со мной. Чуть дольше удалось задержаться на воспоминании, как некая крылатая и чешуйчатая тварь обсидианово-чёрного цвета выдрала когтями камень, похожий на настоящее яйцо с чешуйками, и унесла в полыхающий прорыв. Какой-либо информации о двух других камнях получить не вышло.

Следующий фрагмент вообще показывал чью-то ладонь с многомерной печатью, разъедающей и отравляющей энергетическую структуру носителя. Ладонь чем-то напоминала человеческую, возможно, пятью пальцами, а вот всем остальным выглядела как когтистая лапа не то рептилии, не то птицы.

Поток картинок прервался резко, будто иссяк источник энергии. Я открыл глаза, но алтарь продолжал мерно вибрировать, сияя мягким алым светом. Да уж, информация всё запутанней и запутанней. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять хотелки алтаря. Он жаждет восстановить давно утраченные части. Вот только, где искать их, если чёрное «яйцо» вообще, судя по всему, унесли в другой мир или на изнанку, как их здесь называют.

И при чём здесь печать?

Имяул устало прижалась ко мне, втянув коготки. На коже выступили крохотные капельки крови, образуя почти идеальный круг по контуру моего личного проклятия. Кажется, я настолько привык к своим куцым ограниченным силам, что позабыл, каково это пользоваться всеми своими знаниями по первому желанию без помощи вспомогательных ритуалов, рун и прочих концентрирующих техник. Алтарь напомнил мне, что любую печать можно снять. Что ж, если я правильно понял, то сердце древнего рода обещало мне вернуть полную силу в обмен на его восстановление. Неплохая сделка.

— А еусли оун плоухоуй? — сонно промурлыкала Имяул.

— Кто? — не понял я вопроса эрги.

— Аултаурь… еусли оун плоухоуй, а тыу еугоу оужиувишь?

Я замер, ошарашенный таким простым вопросом. Эрга со своей детской непосредственностью задала весьма правильный вопрос. Я, словно ослик, приманенный морковкой, уже был готов восстанавливать алтарь неизвестного рода в обмен на возврат собственной силы и осуществление мести под эгидой очистки собственного мира от паразитов. А если я своими руками оживлю нечто настолько древнее и страшное, что его специально разорвали на части и разнесли по разным мирам? Что, если в давнем воспоминании со зверски убитой женщиной посреди кровавого побоища победило добро?