Выбор королевского дознавателя (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 24

— Естественно. Ну-ка высуньте язык, милочка.

Я послушно подчинилась. На язык упало несколько душистых капель, пахнущих лиймом. Во рту немного запекло, а потом тепло прокатилось по горлу вниз до желудка, и мне действительно полегчало. Даже дышать стало проще.

— Такая юная, а уже в дознании. Похвально, — скупо улыбнулся лекарь. — А знаете, я, пожалуй, справку вам прямо сейчас напишу, раз уж вы тут. Чтобы не было потом проблем с начальством. А то знаю я, каково это.

Лекарь сел за столик и принялся делать размашистые записи на шёлковом листе. Закончив, поставил личный оттиск с подписью и передал Аршесу.

— Благостного дня, уважаемые, а я удаляюсь.

— Благодарю, зайтан, — кивнул дознаватель.

— Спасибо, — прошелестела я.

Когда он ушёл, я подняла взгляд на Аршеса и спросила:

— И что мы будем делать дальше?

— Дождёмся пару коллег и допросим дух. Интересно же, что такого скрывал этот толстяк, если настолько сильно боялся дознавателей…

Из переписки королевского дознавателя и его старшего брата:

Аркет,

Я, кажется, придумал способ разговорить Виолу, хоть это и будет довольно жестоко. Надеюсь, оно того стоит.

Аршес

от пятого дня

4-го лаурдебата 4-го лаурдена 6973-го года

Ирла Нагусса

Арш,

Я это очень ценю.

Аркет

от пятого дня

4-го лаурдебата 4-го лаурдена 6973-го года

Ирла Нагусса

Капитула девятая, о ресторанном этикете

— Когда появится дух, может заболеть голова. Просто выйди из круга, и ты перестанешь его слышать, — сказал Аршес, указывая на очерченный мелом круг на полу. — Круг мы делаем для того, чтобы можно было допросить даже очень слабый дух. В его пределах он становится сильнее, а вне — незаметен.

— Но как мы его услышим? Он же дух, он же не может говорить.

— Голос в голове. И ощущения. Ни с чем не перепутаешь. Самое главное, Ви, помни, что это не твоя обязанность. Стало нехорошо — шагнула вон из круга. Или дала знать мне, я тебя вынесу. Геройствовать не надо, все по-разному переносят общение с духами, кому-то от него очень плохо. Помни, что в тебе тоже есть дух, но он пока живой и привязанный к тебе. И его очень сильно пугают духи свободные. Именно поэтому мы все боимся привидений, хотя ощутимого вреда они нанести не могут и встречаются очень редко. И потом, я не знаю, в чём суть твоего дара. Если допустить, что ты видишь ослабление связи между духом и телом, возможно, и на сам дух отреагируешь необычно. Самое главное — держи меня в курсе, не молчи, говори всё, что покажется важным, и плевать, как это будет выглядеть для остальных. Я к твоим словам отнесусь серьёзно в любом случае. Договорились?

Кивнула. Внутри стало тепло от такой заботы. Если бы не снующие вокруг дознаватели, я бы обняла его и поцеловала.

— Начинаем, — объявил Аршес.

Как оказалось, он хорошо ладит с духами. Один из лучших во всём отделении, разве что Хазарел превосходит моего гайрона в этом умении, но, по понятным причинам, его сюда никто не приглашал.

Мне думалось, что призыв духа — это нечто мистическое, особенное, невероятное. Но в итоге всё прошло до обидного буднично.

Во-первых, было светло, и солнечные лучи заливали гостиную. Ни свечей, ни особых атрибутов, ни будоражащего воя потусторонних голосов. Во-вторых, призывом занималась не группа таинственных магов в чёрных балахонах со спрятанными под капюшонами лицами, а деловитые дознаватели, перешучиваясь или беззлобно переругиваясь в процессе. В-третьих, при появлении духа не захлопали окна и двери, порыв внезапного ветра не затушил огонь в камине, даже в зеркалах не мелькнули таинственные пугающие тени.

Сплошное разочарование.

Мы стояли в очерченном мелом кругу рядом с трупом зайтана Анастаса Соловова. На тело с остекленевшим взглядом я старалась не смотреть. Хотелось бы держать Аршеса за руку, но чаровал он обеими руками. Призыв духа — пятиуровневый аркан и требует огромной концентрации.

Главный дознаватель двигался потрясающе красиво. Плавно, размеренно, с урдиновой уверенностью в своих силах. Я только сейчас обратила внимание, какие у него по-мужски красивые кисти. Рисунок под длинными пальцами постепенно наливался голубоватым золотом. Вот Аршес закончил нижний слой, и тот замер в воздухе. И сверху сразу же ложится второй слой, не менее сложный. И как он помнит такое непростое плетение? Целых пять уровней!

Я наблюдала за ним со смесью восхищения и гордости, для которой не было ни единой разумной причины. Но чувства не поддаются разуму или логике, иногда они просто есть. В лучах золотого солнца мой гайрон казался особенно прекрасным. И я осознала, что влюбилась. По уши. По самую маковку.

«А чего сразу не в короля, а?» — саркастично спросил внутренний голос.

Я всё понимала: и разницу между нами в возрасте и опыте, и принципиальное отличие в нашем происхождении, и пропасть не столько даже в уровне достатка, а в тех вещах, которые укладываются и не укладываются у нас в головах. И это понимание причиняло боль. Но что я могла сделать? Хоть мясом наружу вывернись, мне не стать богатой аристократкой. Всё, что мне оставалось — просто любить его и быть рядом до тех пор, пока нужна.

Когда Аршес доплёл последний слой аркана и наложил его на тело, чары расползлись до размеров очерченного мелом круга и засветились по контуру.

Появление духа застало меня врасплох. В ушах немного зашумело, заныли виски, кольнуло в основании черепа.

— Дух Анастаса Соловова, отвечай: что ты можешь рассказать о своих ревизиях в приюте «Утешение»? — начал допрос Аршес.

— Четыре года там не был, — раздался пустой голос то ли в моей голове, то ли в комнате.

От этого потустороннего звучания стало не по себе. Волоски на руках и ногах поднялись дыбом.

— Директриса платила тебе, чтобы ты писал подложные отчёты?

— Да, чтобы писал отчёты и не посещал этот приют.

— А как же дети? Они содержались в ужасных условиях.

— Кого волнуют эти сироты? Никому до них дела нет. Почти два десятка пропало — никто даже не заметил.

От сухой безжизненности голоса всё внутри сжималось в испуганный комочек.

— Два десятка? Откуда тебе это известно?

— Обычно директриса платила за отчёт. Пятьсот доблонов. А потом я как-то наткнулся на документы о том, сколько детей туда направляли, и сверил с тем, сколько проживало по факту. Оказалось, что когда я посещал приют, детей там содержалось меньше, чем должно было.

— И что ты сделал?

— Написал ей, что могу помочь скрыть эти данные за определенное вознаграждение.

— Куда пропадали дети?

— Не знаю. Не спрашивал. Неинтересно. Знаю только, что она сначала удивилась, что я обнаружил несостыковку. Сказала, что у меня ничего нет, ведь в королевской канцелярии всё подчистили, а я лгу. Пришлось прислать ей копии министерских документов. После чего она заплатила мне две тысячи доблонов за их устранение из нашего архива.

— И ты действительно их уничтожил?

— Нет, конечно. Я же не дурак. Оставил у себя на всякий случай. Как гарантию её хорошего поведения.

— И сколько пропаж ты помог скрыть?

— Девятнадцать, — со стылым равнодушием отозвался дух.

— Ты знаешь имена?

— Да, все документы у меня в рабочем столе, под нижним выдвижным ящиком. Там тайник.

— И сколько директриса заплатила тебе в общей сложности?

— Около пяти тысяч доблонов.

— В других приютах были подобные ситуации?

— Насколько мне известно — нет.

— Сколько приютов ты курировал?

— Шесть.

— И больше нигде дети не пропадали?

— Насколько мне известно, нет.

— А чем этот приют отличается от других?

— Закрытостью, удалённостью, одарённостью детей, — бесстрастно перечислил голос, словно просто считал до трёх.