Вечные каникулы (ЛП) - Эндрюс Скотт Киган - Страница 4

Ну и банда собралась, чтобы пережить апокалипсис — честолюбивый казанова, крутой парень и надоедливый мальчишка-талисман, под надзором уставшей от всего мира медсестры и повредившегося рассудком учителя истории, возомнившего себя сержантом Роком[2]. Впрочем, могло быть и хуже — директор мог быть жив, а Маккиллик мог находиться здесь.

Именно в тот самый миг, когда эта мысль посетила мою голову, я услышал, как кто-то позади меня прокашлялся. Я выругался про себя за то, что сглазил и обернулся, прекрасно понимая, что именно за сукин сын стоял у меня за спиной.

— Здрасьте, сэр, — произнёс Шон Маккиллик. — Помощь нужна?

— Ох, блядь, — пробормотал Роулс.

Шон Маккиллик являлся любимчиком Бейтса, и имевшим самое высокое звание мальчиком в армейской секции ОКО. Он был заместителем старосты и капитаном регбийной команды — три победы на соревнованиях округа. Ещё он был отличником, платиновый ублюдок.

Благодаря его спортивным достижениям, школьные власти думали, что из шотландской жопы Мака светит солнце, но, когда учителей рядом не было, он становился самым худшим школьным задирой — садистским, жестоким и совершенно непредсказуемым. Джон всегда говорил, что это из-за того, что он такой низкорослый. Даже сейчас, в свои девятнадцать лет, он был ниже всех остальных в комнате, даже Роулса, но телосложение у него было кирпичеобразное, а голова квадратная, с острыми углами. У него были мясистые бедра и такие кривые ноги, что он, словно ковылял при ходьбе — младшие окрестили его Дональдом Даком — но в нём безошибочно была видна грубая, приземистая мужская сила.

Под его пшеничного цвета волосами блестели голубые глаза, лицо целиком покрыто веснушками, но в изгибе его рта читалась жестокость, а в глазах холодный расчёт.

Мак был из мажоров. Его отец заседал в Палате Лордов, пока с наследственными пэрами не было покончено, а затем он принял образ бандита из Ист-Энда. Рождённый в семье аристократов, он вёл себя, словно Рэй Уинстон[3]. Натуральное убожество.

Большинство одноклассников поклонялось ему, но за пределами класса он был безоговорочно всеми ненавидим, особенно в ОКО. Он считал, что ношение формы даёт ему право делать всё, что заблагорассудится, и хоть он и хулиганил на школьной площадке, это не шло ни в какое сравнение с тем, как он вёл себя, когда военная секция была в походе или на учениях. Прошлогодний летний военный лагерь превратился в повторяющуюся череду марш-бросков, отжиманий и проверок на выносливость, всё под присмотром Мака и полнейшим игнорированием со стороны Бейтса, который считал всё происходящее нормальным, и даже весёлым.

В последнем походе, в Уэльсе, где мы занимались спортивным ориентированием и прочими вещами, он вообще бросил мальчика в реку и держал его голову под водой до тех пор, пока тот не потерял сознание. Когда пацана выловили и привели в чувство, Мак заставил его, промокшего и дезориентированного, заканчивать упражнение вместе с остальными. Тогда стояла зима, вокруг были предгорья, и к тому времени, когда они добрались до места встречи, паренек был уже совершенно синий; в итоге он оказался в больнице с гипотермией. Он был слишком напуган, чтобы рассказывать о случившемся, поэтому соврал, будто сорвался и упал. Остальные мальчики в отряде тоже промолчали — у Мака имелась целая банда подручных — и если тебе не хотелось получить синяков, ты не вмешивался.

Он и его лакеи расхаживали вразвалочку (ну, они расхаживали, он ковылял) по школе, устанавливая свои законы, но, когда появлялся учитель, Мак улыбался и подлизывался. Директор его обожал. До заместителя старосты его понизили лишь потому, что отец старосты совсем недавно пожертвовал школе новую химическую лабораторию. Матроне он был отвратителен. Ей постоянно приходилось лечить нанесённые им раны, однако директор отмахивался от её жалоб, бормоча банальности о юношеских забавах. Задрот.

Ходили мрачные слухи и о смерти, случившейся давным-давно, когда Мак учился в младших классах. Но, насколько мне известно, эти разговоры так и остались — слухами.

Мак закончил школу за семестр до того, как начался Отбор, выиграл большой приз за своё выступление, как король всех жополизов, а пока он выступал, Джон заблокировал замок его машины. Теперь Джон мёртв. Мы испытали огромное облегчение, глядя в спину Маку, убеждённые, что он ушёл навсегда.

Строго говоря, Шон Маккиллик являлся последним человеком на Земле, которого вы хотели бы видеть присматривающим за группой уязвимых детишек в постапокалиптических пустошах.

Бейтс радостно вскрикнул и — Господи, помоги нам — обнял этого ублюдка.

— С возвращением, Мак, — произнёс он. — Вот, теперь, всё начнётся по-настоящему.

Следующие несколько недель к нам устремился постоянный поток людей, ищущих у нас убежища. В школе училось более тысячи мальчиков, при выживаемости 7 % в живых осталось около семидесяти человек. Из них сорок вернулись вслед за мной в течение последующих недель. Некоторые приводили братьев или сестёр, матерей, бабушек и дедушек, дядей, тёть, друзей. Лишь один мальчик пришёл с отцом, но через несколько дней тот умер от пневмонии. Бейтс особенно хорошо обращался с этим мальчиком — Теккерей его фамилия — и я увидел его с другой стороны. Он был заботлив, добр и внимателен; удивительно. В итоге, к концу месяца нас стало сорок шесть, и жизнь, казалось, вернулась в старые здания.

Все, кто возвращался, приносили с собой истории. Вольф-Барри, тощий шестиклассник, слегка повёрнутый на компьютерах, рассказывал об улицах Лондона, заваленных трупами, о полчищах крыс, выползавших из канализаций в светлое время, чтобы попировать. Роулс видел массовые захоронения, и электростанции, превращённые в гигантские печи, чтобы сжигать мёртвых. Коняга Хейкокс, прозванный так за свою одержимость лошадьми, встретил группу вновь зародившихся христианских фундаменталистов, объявивших священную войну всем иноверцам, что, по сути, означало всех не-белых. Спейт, ещё один шестиклассник, рассказал похожую историю, только, в его случае, верующими психами оказались мусульмане. Были и другие истории о контуженных выживших, обратившихся в самые извращённые верования, лишь бы обрести смысл в произошедшем, о харизматичных вождях, устанавливавших свою власть, обезглавливая, вешая и даже сжигая всех, кого они считали грязными и нечестивыми.

Установили генератор, а топливо для него добыли из ближайшей автозаправки. Мы опустошили «Блокбастер» и по вечерам пару часов жгли энергию, смотря кино. Телевидение и радио к тому моменту практически умерло, хотя мы продолжали сканировать радиоволны в поисках сигналов. Некоторые спутниковые станции продолжали трансляции, пока хватало энергии от генераторов, но в большинстве своём они передавали лишь унылую музыку и записанные сообщения с извинениями за перерыв в трансляции. Один итальянский телеканал три недели подряд транслировал зацикленный дублированный эпизод «Башни Фолти»[4]. Одна за другой все станции уходили из эфира. Последний живой канал передавал из Японии, где какой-то парень читал новости. Он показывал снимки отдалённых взрывов и сражений, пустые улицы и заброшенные городские кварталы. Мы каждый день смотрели его в течение месяца, пока он просто не перестал выходить в эфир.

Бейтс и Мак взяли руководство на себя, разбили всех по группам и мы принялись обустраивать своё гнёздышко. Веснушчатый невысокий брамми[5] по имени Петтс подготовил кусок земли, на котором весной можно будет разбить огород; в конце концов, наши запасы консервов и обезвоженной еды сокращаются, и вскоре нам придётся выращивать еду самим.

На основной кухне стояла бесполезная газовая плита, но в одной из хозяйственных построек мы нашли плиту начала века с давно позабытой дровяной печью. Мы её почистили и раз в сутки питались горящей пищей, приготовленной тётушкой одного нашего парня, которую мы тут же прозвали Обеденной Леди, хотя звали её миссис Аткинс. Во многих общежитиях имелись старые заложенные кирпичом камины, мы разбили их кувалдами, открыли дымовые трубы, в заброшенном хозяйственном магазине в Севеноксе раздобыли решётки, и по ночам спали с комфортом. Необходимым топливом нас обеспечивали леса на территории школы.