Жена тёмного князя (СИ) - Цветкова Алёна - Страница 19

Набрав большие пучки рогоза и связав их прошлогодними стеблями, которые остались еще довольно крепкими, я отправилась в обратный путь.

К реке я вернусь только вечером, чтобы проверить вершу. А пока нужно заняться строительством... вдруг сегодня пойдет дождь? Хотя небо над головой было ясным и безоблачным, но позавчерашняя Буря показала, как быстро может меняться погода в этой местности. Мой шалаш, конечно, при сильном ветре не устоит, я не обольщалась, мои навыки строителя еще хуже, чем плетельщика верш. Но надеялась, что подобных стихийных бедствий больше не будет.

Пузик мирно спал, свернувшись клубком на животе у Бориса. Это было так мило, что я невольно улыбнулась. Хорошо, что у меня есть псиц. Хотя бы кто-то во всей этой весьма печальной ситуации меня радует.

Принесенный рогоз я разложила чуть в стороне. Не самое умное решение сушить стебли прямо на земле, но ничего другого я пока не придумала. Вот построю дом, и буду раскладывать растения прямо на крыше... если, конечно, у меня получится сделать ее плоской...

На обед у меня были запеченные корни рогоза. Не знаю, что тому виной, возможно, магическая индукционная плита совсем не подходила для запекания, но вкус у корешков оказался гораздо хуже, чем в моей памяти. Однако выбирать не приходилось. Рыба будет только вечером, да и то не факт...

Печеный корень для Бориса пришлось натирать. Я не была уверена, что он сможет его прожевать. Состояние моего мужа не изменилось. Он по прежнему находился в этом странном оцепенении. И я уже стала думать, а не умер ли он? Возможно, именно так «оживают» мертвецы в этом мире. Борис же рассказывал, что живые после смерти превращаются в нежить, когда их тела, покинутые светом, занимает тьма. Вдруг это оно и есть? Но я отмела от себя эту мысль, потому что остаться одной было гораздо страшнее, чем с полуживым Борисом. Теперь я поняла, почему он выбрал меня, а не лошадей. Я бы сейчас тоже именно так и поступила. Одиночество — вот самый ужасный враг за Пределами Жизни. И теперь я, кажется, догадывалась, зачем Светлейший велел Борису жениться, и почему последний предпочел спасти меня, а не лошадей...

После обеда с его совсем невеселыми мыслями, я занялась строительством крыши над головой. Начала с поиска материалов, разбирать обломки рындвана и выбирая подходящие доски. Заодно складывала в кучу и то, что могло мне понадобиться в будущем. Даже черепки от разбитый чашек... мало ли... вдруг пригодятся.

Когда уставала делала перерывы, которые тратила с пользой. Разворошила рогоз, чтобы он сох равномернее. Отнесла мешки с трухлявым зерном, в сторону, накрыв их самым большим куском толя. Я не отказалась от идеи посадить их по методу Робинзона Крузо. Сейчас это было еще более актуально, чем раньше. Помыла почти родную помятую кастрюлю, с которой мы столько пережили за вчерашний день, и сходила в пещеру за льдом, почему-то мне казалось, что талая вода гораздо больше подходит для питья, чем та, которая течет в ручье.

Постоянная занятость позволяла не думать ни о настоящем, ни о будущем. Потому что любые мысли в этом направлении вызывали желание сесть рядом с Борисом и заплакать, несмотря на всю мою решимость придерживаться плана. А может быть как раз потому, сейчас мне весь мой план стал казаться слишком самонадеянным. Я думала, что выполнить их будет гораздо проще.

Когда я рассуждала о строительстве шалаша, как-то совсем забыла, что доски тяжелые и к том же все покрыты занозами, которые радостно впивались в мои ладони. Мне бы перчатки брезентовые... И бригаду строителей... И я бы тогда такой шалаш построила! Но, увы... пришлось обходиться парой слабых и нежных женских рук.

К вечеру куча стройматериалов стала выглядеть довольно внушительно. Их уже должно было быть достаточно для маленького шалашика, который мог защитить нас с Борисом от дождя. С разбором завалов было покончено. Я напоила Бориса талой водой и, взяв нож и кусок веревки для рогоза, отправилась за рыбой.

В нашем овраге день уже подходил к вечеру, черные тени притаились в кустах, и воздух как будто бы потускнел и утратил прозрачность, наполняясь тьмой. Ветра внизу и так почти не было, а сейчас ветки голых деревьев угрюмо повисли.

Я карабкалась по склону и мечтала о том, как много рыбы поймает моя верша. Хотя разум твердил, что мне повезет, если моя хлипкая конструкция не рассыпалась на прутики... Когда я добралась до края оврага и выглянула на равнину, на которой раньше стол наш рындван, невольно ахнула. Молодая зеленая трава, пробудившаяся после бури ровным ковром покрывала все вокруг. Как будто бы это был заботливо подстриженный газон. Но и это еще не все... то тут, то там, складываясь в неизвестные созвездия, мягко светились в лучах вечернего солнца разноцветные звездочки неизвестных мне цветов. Солнце здесь, наверху, еще даже не думало прятаться за горизонт. Оно повисло над краем, набирая цвет перед вечерней зарей, отчего все пространство вокруг казалось наполнено искрящимися ярко-желтыми лучами.

Это было необыкновенно красиво, и я задохнулась от восторга и застыла на краю оврага, впитывая в себя всю благодать весеннего вечера.

Захотелось немедленно выбраться из оврага и поселиться прямо здесь... и если раньше я злилась на погоду за то, что оказалась в такой непростой ситуации, то сейчас я готова была кричать от обиды. Если бы не Буря, то мы с Борисом каждый вечер сидели бы на крылечке и любовались роскошным закатом, радуясь жизни... Но сейчас, вместо того, чтобы наслаждаться, я должна пойти к реке и выбрать вершу.

И еще эта не-живая рыба... Как ее готовить-то? Надеюсь, хотя бы в жареном виде она не будет прыгать и шевелиться, пока я ее жую...

 До реки я добралась гораздо быстрее, чем утром. Наверное, потому что дорога к ней уже стала привычной, а тропинка, натоптанная Борисом будто бы сама ложилась под ноги.

Верша, к счастью, оказалась на месте. По крайней мере колышек, к которому и привязала веревку, все еще торчал у края берега. Веревка, к моей радости, не провисла, а наоборот туго натянулась. Это значило, что тяжесть плетеной снасти в воде увеличилась.

От радости я бросила нож и веревку прямо на берегу и помчалась к кромке воды. Схватилась за веревку и потянула вершу на себя... Она шла довольно туго. Сердце замерло... неужели мои мечты о полной корзине рыбы сбудутся? Я улыбнулась и принялась осторожно вытаскивать вершу, молясь, чтобы она не рассыпалась по дороге.

Но конструкция оказалась достаточно крепкой... Когда из воды показались прутья, нельзя было не заметить серебристый блеск пойманной рыбы, мелькавшей между ними. А вода внутри, вообще, вскипела, показывая, что мой улов совсем не так мал, как я боялась.

Так и вышло... Из верши на меня злобно скалились веретенообразные зомби-рыбки в количестве семи штук. Даже Борису никогда не удавалось поймать столько! И я невольно загордилась...

Ведра у меня не было, поэтому я по-старинке, надела рыбу на кукан протащив срезанный ивовый прут через жабры. Зомби-рыбка, несмотря на злость в глазах, оказалась вполне спокойной, билась ничуть не больше той, которую я ловила в детстве, хотя такая крупная в мои верши еще никогда не попадалась. И потом, пока я дергала рогоз и складывала его в огромный пучок, который собиралась перетянуть веревкой, покорно висела на кукане, воткнутом в землю. Вершу я снова закинула в воду, приговаривая, как раньше: «Ловись рыбка большая и малая».

Первый улов вселил в меня надежду, что все будет хорошо. Если рыба будет ловиться такими темпами и дальше, то голод нам не грозит. И запасы на лед можно положить приличные. По крайней мере теперь знала, что не-живая рыба совсем не так страшна. Да, она вроде бы не так сильно страдала без воды, как ее живые собратья, но в остальном ее поведением ничем особенно не отличалось. По крайней мере на данном этапе.

Пока я копошилась у реки, темнеть стало даже на равнине. А в овраге уже стало совсем темно. Я, пыхтя от натуги, тащила на себе огромный пучок рогоза и кукан с рыбой, то и дело спотыкаясь и шепотом ругая камни, попадавшиеся под ноги. К тому же, если бы не Пузик, который радостно затявкал, услышав мое приближение, я, вообще, промахнулась бы мимо нашей стоянки.