Боярыня (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 13

Шаг. И еще один шаг.

За моей спиной что-то происходило, и такая вот ирония в том, что за моей спиной постоянно что-то творилось, но обернуться мне было сложно — и узнать. Я разобрала конский топот и шарканье людских ног, и крики:

— Светлейший прибыл! Дорогу светлейшему!

Вероятно, здесь не принято сталкивать с дороги беременных женщин, но и обратное вполне может быть. Неизвестно, кто я больше — боярыня или преступница.

Стражники тушевались. Не знают, кого пропустить вперед, поняла я и обратила себе это на пользу. Я стояла перед дверями и ждала, пока светлейший, кем бы он, черт его возьми, ни был, подойдет и захочет войти во дворец. И от страха, возможно, хотя не сказать, чтобы я сейчас боялась сильнее, чем прежде, а может, и потому, что в моем положении спрогнозировать и предотвратить подобное было сложно, мои бедра изнутри стали мокрыми.

— Дорогу светлейшему! — гаркнул кто-то над моей головой, но я повернулась ровно так, как считала нужным: слегка, придав лицу недовольное выражение.

— Боярыня Головина, — раздался второй голос. — А ты, матушка, должна уже быть под арестом.

Светлейший или нет, но сияющий — определенно. Я сморгнула, прогоняя вставший перед глазами облик типичной звезды сцены, часто средней руки. Эпатаж помогает стать узнаваемым, но как сложно после избавиться от этого имиджа…

— Что, боярыня, от стражи удрала, государыню просить приехала? — с усмешкой спросил меня мужчина средних лет, гладко выбритый, в расшитом камзоле, на голове у него красовался завитый парик. — За себя или…

Взгляд мужчины упал на мой живот.

— От греха я избавила твоих людей, светлейший, — выдавила я сквозь зубы. — В обитель Милостивой стражу прислать, да ты, вестимо, умом помутился!

Неплохо у меня получилось. Светлейший склонил голову, жестом потребовал у стражи впустить нас. Я прошла первая, гордо подняв голову. Во всех мирах работает правило «хочешь чего-то достичь, делай вид, что этого ты добился». Беспокоило меня то, что ноги мои…

Только не сейчас?..

Я не знала, как в норме начинается родовая деятельность. Кроме того, что я приняла за околоплодные воды, и того, что за ними последуют схватки, я не знала практически ничего. Но потом я вспомнила то, что слышала ночью: «Со двора его сразу же. Скажем, что мертвого родила».

Если я начну рожать во дворце, мой ребенок будет в относительной безопасности.

— Отведи меня к владычице, — приказала я светлейшему так, будто сама являлась владычицей морской. Бояре — старая аристократия; Наталья мне говорила, была я бедная, но роду знатного, а светлейший манерами и внешним видом здорово напоминал дьяка Воронина: много блеска… человек, дорвавшийся до почестей и богатства. Может, дошел умом, тогда честь ему и хвала, а может, очарованием, и тогда он и опаснее для меня, и в то же время нет. Справляться с теми, кто прокладывал себе дорогу через постель, я умела. Пусть и в другое время.

— Да ты же злодейка, боярыня, о чем думаешь? — светлейший откровенно насмехался надо мной, я притворялась, что не замечаю. Еще один прекрасный способ выиграть у людей. — За твое лиходейство тебя в землю зарыть по плечи. Не станет государыня с тобой говорить.

— А ты за нее, светлейший, не решай, — так же издевательски и до предела высокомерно ответила я. Терять мне нечего — почти. — Не станет владычица говорить со мной — делай что хочешь. Станет — так делай что она повелит.

В этом мире женщина — ничто. Меня спасало происхождение. Деньги, влияние моего покойного мужа. Моя беременность, может быть. Живот нехорошо потянуло, я еле удержалась, чтобы не задышать тяжело.

— Ну будь по-твоему, боярыня, — ухмыльнулся светлейший и изящным жестом указал мне на анфиладу комнат. Что там было, я не знала, может, и не покои императрицы, а застенки палача, но народу вокруг нас собралось немало, и все замерли в ожидании. — И расскажи мне, как осмелилась, как силы хватило?

Силы?.. Не одна Наталья сообразила, что я слишком слаба, чтобы убить человека. Не таким образом. Яд — еще может быть, но ударом ножа?

— Ты ответь, как у меня хватило сил такой удар нанести, — я дернула плечом и все-таки поморщилась. С моим телом что-то происходило, и я знала этому название. — И где тогда ножны, светлейший? Или ты не приказывал мой дом обыскать?

Он даже споткнулся. А я думала — зря я сказала это ему в лицо или состояние розыска в эти времена таково, что моя оговорка меня и не спасет, и не погубит? Впереди маячили нежные дамы в открытых платьях и затянутые в камзолы мужчины, бояр среди них не было. Почему? Уцелели немногие, самые важные, как мой муж, или прячутся по палатам, берегут бороды?

Меня обсуждали — и осуждали. Это и не скрывали, дамы шушукались, кавалеры перешептывались. Во дворце было прохладно, мне в теплой традиционной одежде комфортно, а вот придворных заметно потряхивало. Светлейший хотел было пройти вперед, но я не позволила.

— Ой…

Возглас вырвался непроизвольно, но я моментально сделала непроницаемое лицо. Дамы отстранились, хотя я успела заметить парочку с утянутыми корсетами животами.

Идиотки.

Светлейший поклонился кому-то, кого я не различила в толпе. Женщин я не принимала в расчет, а мужчины были и молодые, и старые, и вальяжные, и какие-то робко-дерганые, так что кто среди императорской челяди главный, оставалось гадать.

— Что, князь, с чем пожаловал? — спросила светлейшего невысокая худощавая дама. Совсем еще молодая, я не дала бы ей больше двадцати лет. — Сердиты мы на тебя.

Я не сказала бы, что ее слова соответствовали действительности. Лицо у нее было равнодушное.

— Шел я к тебе, государыня, чтобы сказать — нашел я, кто казну обнес, — притворно скромно поклонился светлейший. Императрица, вот оно что, мне говорили — она вдова, а еще, что я знаю наверняка, она маг. И сильный. Всего этого недостаточно, чтобы предполагать, чью сторону она займет. — А привел еще и мужеубийцу.

Взгляд светлых, почти прозрачных глаз скользнул по мне с тем же безразличием.

— Зачем она нам, князь? — скривилась императрица и брезгливо махнула кому-то рукой, словно приказывала убрать клопа или таракана. — Отправь ее вон. А с тобой мы о казне потолкуем.

— Дозволь говорить с тобой, государыня! — выкрикнула я, пытаясь неуклюже поклониться, и низ живота пронзила боль, пока не сильная, но очень властная — если можно так говорить о боли, но да, с этой болью не совладать ни самой, ни с помощью лекарей, ее надо пройти до конца, вынести до конца.

Крик мой из-за этой боли вышел настолько отчаянным, что императрица дрогнула. Ее рука так и застыла, на бесстрастном лице появилась задумчивость.

— Не ради себя молю, — выдохнула я, прислушиваясь к телу. Чем оно меня еще удивит?

— Ну говори, — неохотно повелела императрица. — Расскажи нам.

— Дозволь с глазу на глаз с тобой говорить, владычица, — осмелела я. В толпе трясущихся от холода дам и господ, которые, видно, недоедают, может стоять соучастник. Казна. Что если мой муж был как-то связан с этой кражей?

— Скора ты, боярыня, на просьбы, — ухмыльнулась императрица. — За тобой стражу выслали, а ты у нас аудиенции просишь. — До меня дошло, что «у нас» — не у неопределенного круга лиц, а просто юная государыня набивала себе цену. — Но будь по-твоему. А ну все вон.

Слова у ее императорского величества расходились с делом. Отдав такой приказ, она поманила к себе светлейшего и жестом же велела ему наклониться ниже. Императрица что-то сказала ему, лицо светлейшего дернулось, он сглотнул, но все же что-то прошептал ей в ответ. На красивом, не сказать чтобы лучащимся добром, лице императрицы не отразилось ничего. Или для нее слова светлейшего не стали неожиданностью, или она прекрасно владела собой, несмотря на юные годы.

Светлейший выпрямился.

— И вот что, князь, — императрица, прищурившись, взглянула на меня, — пришли стражу. А то они за боярыней Головиной еще до-олго бегать будут.