Соната разбитых сердец - Струкул Маттео - Страница 11

Мочениго громко фыркнул, и на этот раз Гардзони отреагировал:

— Я понимаю, что изложенные мною факты кому-то могут показаться неинтересными…

Но закончить фразу ему не удалось.

— Прошу прощения, но я вынужден напомнить уважаемому Черному инквизитору, — перебил его Мочениго, — что, несмотря на громкие заявления, он не может предоставить никаких доказательств в пользу выдвигаемых им обвинений. Или я ошибаюсь? Существуют ли свидетельские показания, полученные представителями закона?

— Нет, — ответил Гардзони.

— Доносы или секретные донесения, оставленные в «Львиной пасти»?

— Тоже нет.

— В таком случае, мой дорогой Гардзони, хотя и разделяю вашу озабоченность по поводу Казановы, я должен вас спросить: что вы намерены предложить? Rebus sic stantibus[4], мне кажется очевидным, что у нас связаны руки.

Государственный инквизитор сделал глубокий вдох, заставляя себя сохранять спокойствие. Нужно действовать осторожно, если он хочет добиться желаемого результата.

— Многоуважаемый коллега, вы совершенно правы, — нехотя выдавил он.

Мочениго снисходительно кивнул.

— Однако же, — продолжал Гардзони, — я вынужден просить вас не терять бдительности. Казанова ведет свою игру, и какими бы бессмысленными или незначительными ни казались его действия, я уверен, за ними скрывается опасный план. В любом случае, независимо от того, замышляет он свержение существующего режима правления или нет, остается тот факт, что своим поведением этот человек наверняка вызовет смятение и беспорядки в высшем свете. А если прибавить к этому болезнь уважаемого дожа…

Вот тут уже заволновались и остальные члены Совета десяти. Гримани нервно кашлянул. Дандоло громко чихнул. Морозини решительно заговорил, выразив то, о чем в этот момент подумал каждый из присутствующих:

— Вы что-то знаете, Гардзони?

— Господа, всем давно известно, что дож Франческо Лоредан прикован к постели неизлечимым недугом, — ответил государственный инквизитор. — Кроме того, не далее как сегодня утром доктор Спинелли, его лечащий врач, лично уведомил меня о тяжелом состоянии его сиятельства. Медики трудятся не покладая рук, чтобы облегчить его страдания, однако, несмотря на все компрессы и припарки, болезнь не отступает.

— А почему это у вас есть такие сведения, а у нас нет? — недовольно осведомился Морозини.

— Потому что моя задача, как государственного инквизитора, быть осведомленным обо всех возможных угрозах общественному спокойствию Светлейшей Республики Венеции. Поэтому я и спрашиваю вас: что может быть опаснее, чем возвращение Казановы в тот момент, когда дож Лоредан поражен тяжелым недугом? Разве вы сами не видите, чем чревато положение вещей, которое я представил вам только что?

Мочениго задумчиво вздохнул. Некий злорадный огонек на мгновение вспыхнул в его бездонных черных глазах, но тут же исчез. Потирая двумя пальцами подбородок, как он делал всегда, когда ему в голову приходила интересная идея, член Совета десяти произнес:

— Гардзони, вы, конечно же, помните, что всякий раз, когда вы подозреваете, что нечто может угрожать безопасности Венецианской республики, ваша наипервейшая задача — поделиться своими соображениями с двумя другими государственными инквизиторами, Красным и Черным, то есть со Стефано Гритти и Джулио Морозини, не так ли?

Оба упомянутых государственных лица уставились на Гардзони крайне недружелюбно.

— Безусловное — вынужденно согласился тот. — Однако я узнал о возвращении Казановы только вчера вечером, поэтому не успел передать полученные сведения. А поскольку оба уважаемых инквизитора присутствуют на сегодняшнем заседании, я решил поставить в известность о данных событиях весь Совет одновременно.

— Хорошо. Допустим, так оно и было. Что же вы предлагаете?

— Я хотел бы попросить вас уполномочить меня выполнять любые необходимые действия по данному вопросу. В этой связи мне необходимо содействие двух других инквизиторов и их агентов.

— Не вижу никаких препятствий… Это не первый раз в истории, когда государственным инквизиторам предоставляются особые полномочия, — вмешался Морозини.

— И я хочу, чтобы за этим делом была признана высочайшая важность. Гвардейцы и главы районов, Верховный суд, тайные агенты — все должны быть начеку. Таким образом, едва Казанова совершит любое действие, выходящее за рамки закона, мы сможем отправить его прямиком в Пьомби и тем самым не позволим осуществить более крупные злодеяния.

— Хорошо. Но имейте в виду, что не должно быть ни малейших подозрений насчет fumus persecutionis[5], я не хочу никаких надуманных или необоснованных арестов. Помните, что многие в городе им восхищаются и что у него есть влиятельные друзья, — с едва заметной усмешкой отметил Мочениго.

Гардзони нервно кашлянул. Еще бы он об этом не помнил! Даже среди членов Совета десяти были друзья Казановы.

— Прошу вас понять, что я руководствуюсь исключительно соображениями о благе государства. Если мы остановим Казанову вовремя, то сможем помешать ему нанести серьезный вред Светлейшей республике. Всегда надо стараться упредить действия противника. Не говоря уже о том, что всем известны крайне сомнительные моральные качества этого человека. Впрочем, я не исключаю, что они могут сыграть нам на руку.

— Значит, решено, — подытожил Мочениго. — Вы можете рассчитывать на всех нас: Совет десяти глаз не спустит с Казановы. Теперь, пожалуйста, давайте наконец перейдем к повестке дня.

Франческа смотрела вверх, как и все остальные гости, взволнованно перешептывающиеся между собой.

Сад палаццо Контарини-Даль-Дзаффо в тот вечер был великолепен — полон зелени и жизни. Фонари, свечи и факелы разгоняли мрак сгустившихся сумерек, и сотни знатных дам и господ в своих лучших нарядах наслаждались приятной беседой, а нередко и флиртом, что вполне соответствовало нравам времени: когда лица скрыты масками, можно позволить себе гораздо больше. В руках посверкивали хрустальные бокалы, наполненные изысканным белым вином.

Вдруг нечто привлекло всеобщее внимание, заставив гостей прерваться на полуслове. В воздухе, над головами собравшихся, белел прочный канат, протянутый от шпиля палаццо до крыши соседнего здания. А по канату шел человек: стройный мужчина в камзоле насыщенного синего цвета и черной маске-бауте уверенно продвигался вперед, аккуратно переступая босыми ногами. Единственной помощницей смельчака была длинная палка, которую он держал в руках, наклоняя то в одну, то в другую сторону, чтобы сохранять равновесие.

Франческо никогда не видела ничего подобного. Сердце забилось так сильно, будто хотело выскочить из груди. Незнакомец явно рисковал жизнью, так как никакой страховочной веревки или троса у него не было. Он шел на высоте трехсот футов от земли, полагаясь только на собственное мастерство и невероятную смелость. Что толкнуло его на этот шаг? Пренебрежение опасностью? Жажда приключений? Тщеславие? Бесчисленное множество вопросов мелькало в голове у Франчески, пока несколько сотен гостей не отрываясь следили за таинственным канатоходцем. Из груди каждого рвались невольные вскрики, но их приходилось сдерживать, чтобы не нарушить тишину, необходимую для опасного трюка. Смельчак тем временем добрался до середины пути. Здесь он замешкался, почти остановился. Одна из женщин не выдержала и воскликнула: «Осторожнее, Джакомо!» — а потом зашлась в беззвучных рыданиях. По молодому красивому лицу потекли слезы, грим размазался, оставляя черные следы на щеках.

Лаура подошла вплотную к Франческе и сжала ее руку. Канатоходец продолжил свой путь: казалось, он скользит по воздуху, навстречу ночному небу. Наконец, он неторопливо, не проявляя признаков страха, добрался до конца веревки. Тут толпа, так долго стоявшая затаив дыхание, разразилась восторженными криками и аплодисментами.