Сага о бескрылых (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 13

Только Лоуд не вернется.

Лестница. Громкие голоса в глубине коридоров — здесь все крыло храмового здания Канцелярия занимает. Охрана из братьев с мечами на поясе — писарь-оборотень бляшку медную, что на бечевке на груди висит, молча показал. Старший стражник кивнул — Хэвуса в лицо все знают, но порядок есть порядок. Ничего не спросили — здесь повезло.

Покачивался на стене тусклый светильник, коридор походил на подвальный, только голосов больше. Лоуд напряглась — здесь ошибиться легко. Одна дверь, вторая… пришлось задержаться, пропуская братьев с носилками, полными дорогих пергаментных свитков.…шестая дверь, седьмая… Лоуд толкнула следующую дверь — заперто. Всё, попалась⁈ Может, дверью ошиблась? Назад, двери со знаком (цифра?), но сейчас смотреть некогда. Открыто…

За дверью темно. Окна нет. Оборотень прикрыла за собой дверь. Никто не окликнул. Темнота. Как в камере ночью, когда надзиратели из экономии единственный коридорный светильник тлеть оставляют.

Снаружи разговоры, вот с топотом протащили что-то тяжелое. И Канцелярия на войну собирается. Не все, понятно, на борт кораблей взойдут, но все писаря и учетчики в оживлении. По слухам, взятие Хиссиса огромной премией обернется. Да и со жратвой получше станет.

Лоуд замерла у стены рядом с дверью: не знала, что собственно должна делать, да еще боялась что-нибудь зацепить. Проклятый Грузчик обещал, что комната будет пуста, но здесь явно что-то было. И много.

К темноте глаза привыкли, но оборотень все равно не могла ничего толком различить. Просто стояла и ждала.

Шум в коридоре возрос, протопало множество ног, наступила тишина. Ужин. В этом Грузчик не солгал. Все ушли в трапезную к порции нэка и каше. Сегодня бобы с чесночной подливой — в камерах был бы праздник.

Лоуд решилась и нащупала дверь. Оказалось, ноги затекли. Несовершенное тело у этого Хэвуса. Да, теперь у него и морда похуже этой, до побоев «забранной». Если, конечно, Грузчик мерзкого писаря и вовсе насмерть не забил.

Коридор был пуст. Концы его таяли во тьме, свет единственного светильника туда не доставал. И здесь тушат, экономят. Лоуд прикрыла дверь, в последний момент не утерпев и глянув в свою временную камеру. Метлы? Огромные кипы, связанные лозой. Зачем им столько? Тьфу, дура, могла бы с удобством сидеть.

Коридор. Из одной из дверей падает полоса дневного света. Тихо. Но скоро писаря вернутся. Вон та, нужная лестница. Подняться, будет прихожий покой Мудрейшего. Там придется выждать, спрятавшись за занавесями. Принять облик сотника храмовой охраны, и войти к жрецу. Грузчик сказал, что она должна знать сотника. Лоуд не помнила. Высокий, с пролысинами? Узнать, вспомнить, войти. Пузырек с ядом спрятан в штанах. В воду или еду — все равно. Рядом с Мудрейшим постоянно несколько телохранителей и девки. Нужно быть осторожной.

Лоуд шла по ступеням, сандалии поскрипывали, иногда визгливо. Оборотень, наконец, догадалась, сняла обувь. Не нужно было их брать — неудобные и писарским потом провонялись. Достаточно было бы иллюзии…

Оборотень выглянула из-за поворота лестницы и поняла что ошиблась. Охрана здесь действительно была — слышался тихий разговор, но на покои Мудрейшего комнаты вовсе не походили. И занавесей (портьер? Слово такое?) не было. Ни одной. Каменные стены, железные палки, прислоненные в углу. И главное, запах. Прогорклое масло, что-то острое и неприятное, жженое дерево, еще что-то коленное. Железо?

Додумать Лоуд не успела — снизу поднимались, негромко разговаривая. На миг застыв, оборотень, шагнула вперед. С опозданием поняла, что в руках сандалии — босой брат в Храме не редкость, но с обувью в руках будет странен…

Иллюзия вышла плохонькая, но писарь глядящий в дощечку для письма несколько естественнее, чем размахивающий погаными сандалиями. Краем глаза Лоуд уловила, как глянули на нее охранники, но деловито прошла мимо. Проклятая сандальная дощечка словно в насмешку стала лучше — на слое воска даже знаки проступили. Оборотень знала что там написано даже не читая — единственную она вблизи видела дощечку — на ней в подвале отмечали выдаваемые мерки нэка.

Сзади раздавались шаги — Лоуд закрутила головой, ища куда спрятаться. Некуда. Пустые стены и двери, дальше тупик. Оборотень в отчаянии ухватилась за кольцо широкой двери — если комната больше, в ней легче укрыться.

Глупо, комната большая, но почти вся заставленная столами и шкафами (стеллажами? Есть такое странное слово?), на звук открывшейся двери повернулся огромный мужчина, — Лоуд едва успела присесть и отползти за ближайший стол.

— Эй, кто дурит? — хрипло удивился гигант.

Дверь снова распахнулась, вошли все-таки догнавшие Лоуд, те двое с лестницы.

— Продолжим, брат-мастер?

— Соплееды, вас наизнанку, шутки шутим? — сердито пробасил тот, кого назвали мастером.

— Так поужинали, вы же сами соизволили…

Что-то железно громыхнуло, отползающая вглубь столов, листов железа и бочек, Лоуд, была уверена что это на нее что-то падает. Нет, это братья у большого стола занялись делом. Подобрав полы плаща и забившись за бочку испачканную черным (уголь?), оборотень замерла. Определенно, это была «мастерская» — слово всплыло и надежно сталось в памяти. За центральным столом звонко били молотками, вжикали и звякали. Звуки работы заглушали разговор, Лоуд лишь поняла, что делают что-то срочное, необходимое для флота.

Там стучали и гремели, один из подручных расхаживал по мастерской, Лоуд ждала, когда на нее наткнутся, но пока обходилось.

— Все, проваливайте, — пробасил огромный человек. — Ночью закончу, отнесете.

Он закрыл за рабочими дверь, лязгнул засовом и вернулся к столу. Бубня под нос, с чем-то возился, потом убирал молотки и штуки, которыми драли металл (напильники? Сомнительное слово). Лоуд видела широченную спину, заросшую седым волосом, завязки кожаного фартука. На столе появились иные хитроумные инструменты: блестящие, похожие на украшения, оборотень узнала линейку, — похожей, только ржавой, ей когда-то в подвале очень больно раздвигали челюсти. Потом в памяти всплыло слово «циркуль» — железка с иглой, похожая на оружие. Здоровяк что-то размечал на листе металла, толстые пальцы с неожиданной точностью проводили линии. Довольно хрюкнул, глотнул из кувшина и продолжил работу.

Лоуд смотрела на кувшин. То самое слово — «шанс!». Иначе придется здесь просидеть до полуночи, а к полуночи без своей порции нэка пустоголовый оборотень будет выть от боли и пытаться размозжить себе голову.

Мастер работал, Лоуд смотрела. Толстяк начал насвистывать — весьма неприятно для слуха даже не очень избалованной музыкой оборотня. Вытер руки, собрал в кожаный чехол, видимо, очень ценные инструменты и прошел к большому шкафу. Загремели ключи.

Лоуд лихорадочно копалась в штанах. Ющец его возьми, невозможно ничего найти среди подвесок вспотевшей плоти и подвязанного платка. Наконец, флакон с ядом нащупался. Ломая ноготь о пробку, оборотень проскользнула к столу, встряхнула флакон над кувшином. Будь проклят Грузчик — зачем такое широкое горлышко? Почти все содержимое флакона оказалось в кувшине. Оглушительно булькнуло. Лоуд в ужасе присела, но мастер продолжал насвистывать свою пыточную мелодию. Оборотень поползла к надежной бочке с углем. Успела, правда, едва не свалила плащом обрезки досок. Никаких плащей — только иллюзия!

Мастер вернулся к столу, поставил плоский деревянный футляр, любовно похлопал по крышке.

Он снова возился, собирая какую-то подставку. Лоуд все с большей ненавистью глядела в шерстистую спину. Пей. Пей, утос-подзаглот, тебя побери.

Равнодушный к дарковским призывам мастер поднял на стол грубую треногу, закрепил на ней корпус инструмента, похожего на круглую трубу-дубинку, только металлическую. Лоуд тупо наблюдала, чувствуя, как нарастает ломота в ногах. Мастер прервал свист, что-то негромко щелкнуло и со стола посыпались мелкие искры — тончайший яркий луч скользил по поверхности заготовки, с неимоверной легкостью прорезая металл.